Ностальгические вздохи по поводу того, что во времена Советского Союза в Латвии было прекрасное производство, а сейчас остались только шпроты, уже давно занимает пьедестал почета на вечерних пятничных посиделках народных экономистов. Мол, вот раньше у нас был ВЭФ, Радиотехника, «Металлург», «вагонка», а сейчас одни только торговые центры и судебные исполнители...
Доктор экономики и предприниматель Дан Бертулис предлагает свой взгляд на то, что происходило с латвийской промышленностью 25 лет назад.
- Давайте попробуем сравнить те времена как в разрезе мировой экономики, как в местном, региональном масштабе. Известно, что производство занимается выпуском легкой или тяжелой промышленности, которая продается либо другому бизнесмену, либо потребителю. Но ключевое слово тут - продать. Ведь произвести можно что угодно, но будет ли это «что угодно» интересовать кого-то еще, и будет ли оно хорошего качества и по доступной цене. Известно также, что уже с конца Второй мировой войны потребители в мире стали покупать конкретный товар не только потому, что он качественный, а еще и в погоне за известным брендом. С тех пор мало что изменилось.
Народные экономисты очень любят рассуждать о производстве, мол, оно в основе всего. Ну нет же!
Ни одно производство не может существовать без длинной цепочки из поставщиков, которые начинаются на ржаном поле или горнодобывающем карьере, и заканчиваются на прилавке магазина или монтажном конвейере. Отрасли услуг - логистика, склады, транспорт, подготовка специалистов - это вторая сторона производства. Она создает добавочную стоимость точно также как образование, торговля, переработка мусора.
Теперь о том, что же произошло в Латвии 25 лет назад.
Судьбу латвийского производства определили отнюдь не реформы Горбачева или безвластие «националов».
Ее определили те самые мировые процессы полувековой давности, и в частности политика неоколониализма, которая началась сразу после Второй мировой войны. Развитым странам больше не было выгодно содержать мятежные племена и разворовывать их ресурсы. Выгодней было позволить им продавать эти ресурсы за цену, которая меньше затрат на содержание армии. В один момент стало понятно: прибыль рынка всегда выгодней, чем военная добыча.
Независимость получила Индия, образовалось государство Израиль. Китай разделился на две части и в долгих муках родил современную китайскую экономику. Хрестоматийный прорыв совершил Сингапур. Обученные в США японцы стали производить отличную электронику, автомобили и корабли. Индия развила электромашиностроение, фармацевтику, производство продуктов, текстильную отрасль.
Что произошло в Латвии, которая вошла в 1/5 суши, где безвозвратно победил социализм? У каждой союзной республики была своя специализация. Россия поставляла индустриальное сырье, Украина - зерно, уголь, электричество, Узбекистан - хлопок, Литва - телевизоры «Шилялис», Грузия - вино, Азербайджан - бензин, фрукты.
Специализацией Латвии была электроника, машиностроение, рыболовство, сельское хозяйство и производство продуктов питания, медикаментов и химии.
И эта продукция была предназначена для общего рынка СССР, где ее качество и цена ее были вполне конкурентоспособны.
Но в то же самое время другие 4/5 мира развивались гораздо быстрее. В 1980 году, когда я проходил практику на заводе VEF, у японской делегации спросили – на сколько мы от вас отстаем? «Навсегда» - скромно ответил Якимото-сан.
Потом СССР разрушился, и для латвийских товаров и услуг открылся весь мир, а импортная продукция стала доступна для нас.
В 1991 году, когда был введен латвийский рубль или «репшик», его платежеспособность была приближена к российскому рублю и номинал был 1 к 1. Но уже в конце декабря 1992 года Банк Латвии продавал банкам 1 доллар за 167 латвийских рублей.
В свою очередь уже в 1992 году реальный курс российского рубля вырос с 125 до 450 рублей за доллар США. И деноминация 1997 года была лишь косметическим ремонтом. Что произошло практически мгновенно? Все латвийские товары в рублевой зоне стали намного дороже, и эта разница только увеличивалась.
Российское сырье дешевело, но доля этого сырья в латвийских товарах была незначительной, и другие расходы производства не могли это компенсировать. То есть для своего главного рынка - России - латвийские товары стали люксовыми по цене. И не потому, что наша экономика стала вдруг лучше, скорей потому, что российская экономика находилась в состоянии свободного падения.
В те сложные времена выжили те отрасли, чья прибавочная стоимость была достаточно высокая, а продукт - конкурентоспособен не только на востоке. Например, Olainfarm, Даугавпилсский локомотивный завод, Валмиерское стекловолокно, цементный завод Brocēni. Часть производителей нашли свою специфическую нишу на востоке, как например Елгавский машиностроительный завод. Кто-то мог продавать на востоке благодаря своим узнаваемым брендам, например Laima, Grindeks и Dzintars.
Дела у производителей текстиля шли по-разному. Ogre, Lauma, Rosme нашли свою нишу, а вот Juglas manufaktūra – не смогли.
В бедственное положение попали производители электроники и транспортных средств. Давно известно, что советские микросхемы были самые большие в мире, и конкурировать с мировыми брендами они просто не могли.
Уже в 90-х годах вернувшиеся из США японские студенты создали свои эффективные производства - такие, как Matchusita Electric. Немного позже на рынок вошел корейский Samsung, чья продукция была дешевле и лучше как на восточных так и на западных рынках. Для VEF, Radiotehnika, REMZ, Alfa и тому подобных это был смертельный приговор. По тем же причинам в небытие ушли RAF и завод по производству мопедов Sarkanā Zvaigzne.
Однако на этой волне расцвели другие отрасли, такие как логистика и деревообработка. Во времена железного занавеса Латвия была окраиной, но потом стали развиваться порты, новое дыхание обрел Рижский судостроительный завод, пошел транзит, и Латвия наконец могла использовать свое географическое положение, открылись таможенные склады и бизнес авто и железнодорожных перевозок.
Общие доходы только от транзитных грузов сегодня составляют 3,8% от ВВП.
Авиационная отрасль, которой во времена СССР практически не было, сегодня дает 0,8% от ВВП только в прямом виде, а благодаря мультипликатору услуг - еще 2% смежным отраслям. Туристическая отрасль в советское время обслуживала только советских туристов в гостинцах Риги и Юрмалы, а сейчас в отрасли работают свыше 70 тысяч человек. Экспорт туризма дает 4,1% от ВВП. Когда открылись границы, стала развиваться лесная отрасль, где сегодня заняты 52 тысячи человек, и еще около 30 тысяч обслуживают эту отрасль в секторе транспорта, образования, металлообработки, энергетики и строительства.
Конечно, судьба заводов зависела, в том числе и от процессов приватизации. И там изначально свою роль сыграл индивидуальный фактор. Часть так называемых «красных директоров» смогли перепрофилировать свое производство, найти инвесторов и рынки. Хороший пример - вагоностроительный завод и «Лиепайский металлург». Первый работает и сейчас, но немного в другом профиле, а второй грубо обворован, а потом еще раз обворован и сейчас стоит пустой да еще просит денег у государства.
Если подвести итог, то сегодня сектор услуг дает 70% от ВВП, а производство товаров - 30%.
А что было во время СССР? В 1989 году доля промышленности в Латвийской СССР составляла 37% от ВВП, и это еще неточная цифра, так как в промышленности были скрыты военные заказы. Военный комплекс Латвийской ССР трудоустраивал до 15% от всех занятых в промышленности, главным образом, в строительстве судов и электронике.
Инвестиции СССР в Латвию, в расчете на одного жителя были меньше, чем в среднем по союзу. В свою очередь общие доходы от Латвии в период 1946 по 1990 годы составили 84,9 миллиардов рублей, из которых только 44,3 миллиарда остались в Латвии, а другие 40,6 миллиардов забрал «центр».
То есть если мы вычтем военные заказы, то может спокойно сказать, что пропорция между сектором услуг и промышленностью сегодня такая же, как и в те времена, когда Брежнев был еще в здравом уме. Так почему же мы сейчас страдаем по якобы утраченной промышленности? Потому что в Альфе продают сапоги, а не системы баллистических ракет? Вместо электронной промышленности мы получили вполне современный сектор IT-индустрии, который дает Латвии 3,7% от ВВП.
Возможно, что решение проблемы находится вне этой проблемы.
ВВП Латвии составляет 21 миллиард евро, и большая его часть создается за счет продукции с высокой добавленной стоимостью. Так почему же тогда народные экономисты по-прежнему оплакивают судьбу разрушенного латвийского производства и с ностальгией вспоминают те времена, когда вода в кране была бесплатной?
Мне хочется оставить открытым этот вопрос. Возможно, у нас бизнес и предприниматели не хуже, чем во времена железного занавеса, но есть что-то другое, что стоит между нами и нашим благосостоянием. Возможно, какие-то мистические черные дыры, и скорее эти дыры - политически-административного характера. Но об этом - в следующий раз...