У Латвии, практически, нет предметов труда, поскольку нет сырья. А то, что есть (сапропель и торф) интересны лишь для самой Латвии. То есть, экспортного сырья нет вообще. К тому же, исчезло такое важное звено, как коммуникации, а настоящих предпринимателей еще не родили - утверждает экономист Елена Бреслав.
Если исходить из того, что экономика состоит из трех элементов: из средств труда и предметов труда (это оборудование и то, над чем производится действие, сырье и материалы), человека (живого труда) и условий труда (дороги, здания, образование, медицина, то, что принято называть инфраструктурой), то у Латвии предметов труда практически нет. Ведь практически, нет сырья.
Что касается оборудования, то у нас серьезные перекосы, потому что имеются
огромные простаивающие мощности в пищевой промышленности,
а с другой стороны, не хватает тех мощностей, которые имело бы смысл ввести. Например, не хватает пропускной возможности железной дороги, что, видимо, было бы востребовано...
Про условия труда, - и здесь имеется перекос в сторону избыточности. Это очень плохо, ведь условия труда - это так называемые непроизводительные фонды. Они нужны, но окупают себя лишь за остальных элементов экономики. Когда идешь по Старой Риге или по какому-либо крупному поселку частной застройки, понимаешь –
ни одна экономика такой непроизводительной нагрузки вынести не могла.
И последний элемент, живой труд, у нас находится в крайне печальном состоянии. Безработица огромная, а квалифицированных кадров не хватает. И не так даже страшно, что люди уезжают, а что предпринимательский фактор очень ослаб. Не хватает свежих бизнес-идей, которые можно было бы применить. Да и люди очень разбалованы. Они уезжают туда, где жизнь более структурирована и они могут занять место в существующей цепочке, не затрудняя себя организацией процессов и рассуждениями, как жить и что делать.
- Что в данной ситуации могла бы делать Латвия?
- Латвия могла бы «подняться» только за счет экспорта. Что теоретически, что практически, другого варианта нет. Эта потребность обусловлена даже чисто математически. Население Латвии сокращается,
нужен приток средств извне.
Приток извне – это экспорт. Транзит, туристы, фрилансеры, получающие заказы из-за рубежа, - все это экспорт.
- А как же производство? Есть ли смысл его восстанавливать?
- Давайте уточним определение «материального» производства. Виды материи – вещество и поле. Поле нам дано в двух ипостасях – энергия и информация. Поэтому, к материальному производству нужно относить не только промышленный выпуск каких-то предметов, но всю энергетику и информационную сферу. Формы существования материи – пространство и время. Поэтому перемещение, производимое транспортом, - это тоже материальное производство. Перемещение материи во времени – не чудо, а складское хозяйство. Я уже не говорю о том, что традиционная сфера услуг, то есть, например, рестораны или ателье по пошиву одежды – это абсолютно материальные производства.
- То есть, Вы считаете, что нет смысла возрождать производство в его устоявшемся понимании? ВЭФ, РАФ, Радиотехника...
- Я уже говорила, нет бизнес-идей. Для начала мы должны понять, что, собственно, нужно современному потребителю.
В Латвии есть свой, просто чудовищный кризис.
Но на него накладывается еще и мировой кризис. И эти «сумерки» надолго – хорошо, если лет на десять...
А поскольку нет бизнес-идей, то непонятно, куда двигаться. Как метко сказал кто-то из экономистов, к нынешнему кризису мировая экономика подошла с заделом в виде многочисленных «наворотов» к кофеваркам. И только сейчас начали проклевываться ростки новых технологий. Пока они не «прорастут», ни о каком новом крупномасштабном производстве не только в Латвии, а вообще в мире говорить не приходится.
Чтобы наши читатели яснее это осознали, представим, что на нас откуда-то свалились деньги. Мы на эти деньги возродили ВЭФ или РАФ и начали что-то производить. Предположим, что эти деньги нам не нужно возвращать и можно с чистой душой выпускать никому не нужную продукцию. Предположим даже, что деньги будут литься вечно. Но в итоге мы забьем этой продукцией все окрестные склады и либо начнем ее уничтожать, либо окажемся там, где мы сейчас: без адекватного обмена с внешними рынками. Причем, это я рисую идеальный, фантастический вариант.
- Значит, ситуация безвыходная?
- Нет. Ведь для того, чтобы продать, нужно узнать, что другому человеку надо. А в Латвии одна из колоссальнейших проблем – это нарушенные коммуникации. Что надо мне? Что надо Вам? Я провела около двух сотен переговоров с предпринимателями и не получила ясного ответа, а что, собственно, им нужно от экономистов? Да, есть идеи, но они настолько расплывчатые, что не могут быть взяты в работу – не получается им соответствовать.
- Какие, на Ваш взгляд, были допущены экономические ошибки в развитии Латвии?
- Я, возможно, выскажу занудную и непопулярную мысль, но считаю, опять же, что основная ошибка – это потеря коммуникаций.
Когда в 1991 году русских отодвинули от гражданства и политического управления,
была нарушена коммуникация. А нарушение коммуникации такая гадкая штука, что если ты перестаешь разговаривать с кем-то, то через какое-то время перестаешь разговаривать вообще.
Вы, как я понимаю, человек работающий. Задам Вам вопрос не со зла, а по-доброму. Много ли в кругу Ваших друзей осталось людей, потерявших работу? Скорее всего, они просто «отвалились». Как-то... Сами собой. Это массовый феномен. То есть, люди, имеющие работу, не контактируют с теми, кто ее не имеет. И наоборот. Сегрегация общества усиливается: потеряв работу, человек обращается не к друзьям, а смотрит за границу.
- Получается, что экономические проблемы выросли из национальных...
- Если бы русскоязычные не были отторжены от гражданства, то эти коммуникации существовали бы. Была бы совсем другая политическая ситуация, и
Латвии не потребовалось бы отгораживаться от мира.
Сохранились бы экспортные связи, которые, скорее всего, развивались бы. Удалось бы сохранить многие производства, Латвия была бы крупным центром транзита.
- Но Вы же только что сказали, что производить, практически, ничего и не нужно. Ни радиоприемники ВЭФа , ни микроавтобусы РАФа.
- Да, это сейчас ничего никому не нужно. Но Латвия к этому моменту подошла бы в другом статусе. ВЭФ остался бы, РАФ остался бы, Радиотехника осталась бы, все эти годы они модернизировались бы. Что-то, конечно, исчезло бы само по себе, но что-то развивалось. В любом случае, Латвия не оказалась бы на задворках Европы. Она бы сохранила свой статус.
- Хорошо, а как это все можно было бы исправить? Сейчас, по-Вашему, можно что-то сделать?
- Можно. Всегда можно. Но я считаю, что нет силы, которой это было бы выгодно. В Латвии сложилась такая ситуация, которая называется в консалтинге «хронической ситуацией низкой напряженности». Это когда компании, человеку или группе людей плохо, но
не настолько плохо, чтобы вынуть руки из карманов и начать что-то делать.
Это как с хроническим заболеванием – его можно лечить только в период обострения.
- Значит, нужно, сделать еще хуже, чтобы стало лучше?
-Да, шаг вперед – это результат пинка под зад. Других вариантов нет. Надо дождаться новых технологий. Другое дело, что когда они появятся и окажется, что некоторые из них территориально или по ресурсам выгодно размещать в Латвии, я боюсь, что у нас не будет ни предпринимателей, ни инженеров, ни рабочих, способных эти технологии обслуживать.
- Почему?
Начинать нужно с того, что их в свое время не родили.
А тех, которые родились, плохо учат.
Выучившиеся раньше находятся не у дел, в искаженной трудовой системе. Здравый смысл и простая логика подсказывают, что без появления носителей более продвинутой трудовой дисциплины и этики дело с места не сдвинется. Но предсказать форму и условия, сценарий появления этих людей, право слово, не возьмусь. Латвия – очень закрытое общество.
