Coming out актуален не только для геев, или Когда депутаты Сейма расскажут о коммунистическом прошлом

CopyMessenger Telegram Whatsapp
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Фото: LETA

Недавно преподнесенная телепередачей Neka personigi информация о коммунистическом прошлом девятнадцати депутатов Сейма - не то что даже старые новости, - скорее, возвращение к давним дебатам о том, кого и по каким критериям можно считать «сотрудничавшими с режимом». Ясно, что с юридической точки зрения ничего предосудительного латвийские парламентарии, не нашедшие нужных слов, чтобы открыто поведать о своем прошлом, не совершили. И никакие санкции их за это не ожидают. Но в глазах общественного мнения они поставили себя в весма двусмысленное - и всяко дурацкое - положение. Чего легко могли бы избежать. Будь хоть немного посмелее и поумнее.

Ситуация, возможно, не сложилась бы для них столь невыгодно, если бы старые дебаты 90-х годов о том, кому и в какой степени вменять в вину коммунистическое прошлое, имели внятный результат. Беда в том, что тогда завершены они не были. Точки над i так и не были расставлены. Ни четкой критериальной шкалы, ни универсального алгоритма, раз и навсегда позволяющего определить степень виновности или невиновности, выработано так и не было. Хотя причиной такой растерянности была вовсе не уникальность ситуации, в которой оказалась посткоммунистическая Восточная Европа. Прецеденты случались и ранее.

Первое поколение людей, после войны строивших постнацистские государства - и австрийское, и оба германских, - в подавляющем большинстве состояло из бывших солдат и офицеров вермахта III Рейха. Альтернативы просто не было в физическом наличии. В результате по поводу всех, не угодивших под суд в качестве военных преступников, действовал негласный социальный договор:

не будем ворошить прошлое, нам всем известно, каким оно было, все мы имеем к нему отношение, и что-либо в нем изменить мы не в силах. Зато в наших силах создать совершенно иное настоящее.

И обеспечить такое будущее, в котором нашим детям будет нечего стыдиться.

Имелась, правда, одна важная юридическая деталь: власти оккупированных союзниками немецких и австрийских земель с большим или меньшим успехом старались проверить каждую анкету, которую должен был заполнить каждый житель - ведь, уклонившись, он не мог рассчитывать даже на получение продовольственной карточки. «Мухлеж», однакоже, случался, и скандалы бывали громкие. И до сих пор случаются. Иногда запоздалые - как в случае 4-го генсека ООН и 9-го президента Австрийской республики Курта Вальдхайма, которого «рассекретили» уже посмертно.

В посткоммунистических государствах никаких обязательных анкет не было. Декларировать политическое прошлое никому в обязанность не вменялось, и соответственно, никакой кары за дезинформацию быть не могло. Поэтому люди, пришедшие тогда в политику, руководствовались исключительно собственным усмотрением.

Парадоксально, но в сравнительно выгодной ситуации оказались тогда те, у кого выбора не было. О ком и так известно было каждому. Например,

вчерашнее пребывание на олимпе литовской партноменклатуры не помешало Альгирдасу Бразаускасу стать первым президентом новой Литвы.

Выбранным в буквальном смысле общенародно: ведь по литовской конституции за президента голосует не Сейм, но напрямую каждый гражданин. Даже лидеру сплошь состоявшего из коммунистов и авторитарно перехватившего в конце 1989 года власть румынского Фронта Национального Спасения Иону Илиеску затем удалось легитимно переизбраться на вторую президентскую каденцию - и это уже после 1996 года, когда парламентская демократия в Румынии перестала быть фикцией.

На взгляд же многих политиков из вчерашних рядовых коммунистов подобные примеры создавали надежную тень, в которой можно было спокойно продвигать карьеру, особо о прошлом не распространяясь. Действительно, зачем сообщать, если никто с пристрастием не допрашивает?

Конкретно же в Латвии такую точку зрения хорошо поддерживала чрезвычайно распространенная фигура местной речи - как латышской, так и русско-латвийской.

Дежурная фраза «а вы нас не спросили» в стране известна каждому. Известность ее, впрочем, печальная, поскольку произносится она, как правило, в оправдание всех видов некомпетентности и безответственности.

Я и сам имею вполне показательный опыт, связанный с этой выдающейся сентенцией. В уже евросоюзной Латвии я однажды получил банковскую дебетную карту. С которой вполне беззаботно и отправился в одну из больших европейских столиц. И, посетив там замечательную выставку, вознамерился купить вполне шикарное альбомно-каталожное издание. Сорока евро в тот момент в кармане у меня не было, но что за беда? - ведь на счету лежало намного больше.

Покинул я музейный книжный магазин, однако, с пустыми руками и в отвратительном настроении: электронный терминал по необъяснимой причине дважды выдал мне отказ. По возвращении же в Латвию клерк ныне покойного Hansabanka c ангельской улыбкой поведал, что - оказывается! - карточку выдали мне для расчетов в латах. А евро в виду не имелись. На вопрос же, почему такая простая вещь осталась для меня тайной, я получил очередную ангельскую улыбку - в придачу к дежурному ответу: «Но вы же нас не спросили!»

Пришлось объяснить безмозглому клерку, что, не купив книжку (которую все же купил спустя полгода), я отделался только порчей настроения. А могло быть и намного хуже - подстригись я в парикмахерской или отобедав в ресторане... В общем, социальные последствия наивно-идиотского «вы нас не спросили» могут оказаться куда опаснее, чем пользующиеся этой фразой недоучки в состоянии себе представить. К тому же я совсем не убежден, что клиент обязан вышибать базовую информацию, задавая один вопрос за другим тем, кому вообще-то платят зарплату за его, клиента, информирование. Зато убежден, что глупее все же те, кто пытается спрятаться за эту инфантильную фигуру речи.

Именно так и произошло с нашими уважаемыми парламентариями. Ясно, что ход их мысли прост, как мычание: авось все «прокатит» и без разглашения, а если вдруг выплывет какая-нибудь там информация, так с нас и взятки гладки: нас же никто не спрашивал! Такая вот восхитительная логика.

Хотя каждой способной мыслить и рассуждать публичной персоне должно быть ясно, как Божий день: coming out актуален не только для геев. И на харакири совсем не похож.

Найдя подходящую возможность добровольно высказаться на тему, которой вам, быть может, пока никто и не предлагает, вы страхуете будущее собственной репутации от вредных для нее пересудов и спекуляций. Особенно в маленькой стране, где информацию о вашем прошлом и вашей приватной жизни, если сильно понадобится, собрать будет довольно нетрудно. Взяв же инициативу в свои руки, вы избавляете себя от постыдной необходимости коряво отвечать на вопросы, которые раньше или позже вам непременно зададут. Но подстраховавшись своевременным coming out'ом, вы, скорее всего, провокационных вопросов даже не услышите. За отсутствием повода.

Конечно, принадлежность к компартии в прошлом - тема особая. Дистанция, отделяющая нас от эпохи СССР, растет с каждым днем. И чем дальше, тем меньше людей представляют себе особенности функционирования КПСС в позднесоветский период. Молодежь, выучившаяся по современным учебникам, нередко ставит знак равенства между членством в компартии и приверженностью соответствующей доктрине. Часто упуская из виду, что в период полураспада советской системы такой однозначной зависимости уже не было.

Всеобщие цинизм и оппортунизм успели оттеснить идеологическую ортодоксию на задний план. Именно это - а также экономическое и технологическое отставание, которое больше не удавалось скрыть, - и привели тогдашнего генсека Михаила Горбачева к мысли о неизбежности реформ.

Не думаю, что те, кому сегодня меньше сорока, всегда в состоянии представить себе и другой - совершенно внеидеологический - аспект мотивации тогдашних коммунистических неофитов. Штука в том, что советский социум - о чем бы там ни вещалось официально - на деле был еще и чрезвычайно классовым. Факт получения диплома престижного ВУЗа совершенно не гарантировал, например, крестьянскому сыну прыжка в столичную образованную прослойку. Даже несомненно талантливым и целеустремленным, но пришедшим как бы ниоткуда молодым работникам науки и культуры сплошь и рядом непросто бывало пробить стеклянную стену, существовавшую между ними и интеллигенцией потомственной, остро чувствовавшей свою социальную приниженность, и оттого особой симпатии к чужакам не питавшей. При этом, понятно, среди «первого поколения» талантливых было меньшинство - как, впрочем, и среди потомственных.

Членство же в правящей давало серьезный социальный аванс. «По партийной линии» можно было унестись очень высоко в социально-престижно-карьерном лифте, становившемся в таких случаях скоростным. С почти гарантированным приземлением на руководящих позициях в научной, культурной или издательской администрации.

Ясно, что такой путь на «олимп» не гарантировал настоящего уважения подчиненных, но не считаться с начальством не позволялось никому. Поэтому терпели - кто как мог делая хорошую мину.

В советском новоязе такая модель карьерного роста обозначалась словом «выдвиженец». Пикантность же ситуации заключалась в том, что появление «выдвиженца» в ощутимом приближении порой провоцировало ко вступлению в КПСС интеллигентной публики, в иной ситуации о подобном и не помышлявшей. Главным образом для того, чтобы с этими самыми «выдвиженцами» конкурировать. А заодно «прикрыть своих» и снизить вероятность конфликтных ситуаций. Облегчая многим существования, такая компромиссная схема особенно хорошо работала на западных окраинах советской империи - от Эстонии до Молдовы.

В пафосных же терминах вроде «сделки с совестью» в позднебрежневском СССР мало кто рассуждал: все понимали, что жили и функционировали в лицемерном полицейско-бюрократическом государстве, где официальная идеология была хоть и самой ощутимой, но далеко не единственной фикцией. В отличие от очень конкретных социального снобизма и неравенства возможностей.

Так что причин, по которым совсем не одинаковым гражданам СССР приходилось вступать в КПСС, хватало. И «голый», вырванный из контекста факт чьего-либо тогдашнего пребывания в ее рядах сам по себе ни о чем конкретном не говорит.

Здесь самое время вернуться к теме так и не выработанных в свое время критериа. Учитывая заметно удлинившуюся историческую перспективу, наиболее критериальный вопрос сегодня должен быть вовсе не о том, что именно в свое время привело нынешних пожилых парламентариев в КПСС. Но о том, что помешало им добровольно выйти из той организации уже в перестроечные годы. Когда многие так поступали, и ничего им за это не было. Даже в России. Не говоря уж о Латвии, где вовсю цвела Атмода, и подобные жесты только приветствовались.

Вот именно про это пусть «засвеченные» экс-коммунисты нам поподробнее и расскажут. Если уж имели неосмотрительность не подумать о своевременном «каминг ауте», и дождались, когда их начали «аутировать» публичные медиа. А мы с интересом послушаем.

КомментарииCopyMessenger Telegram Whatsapp
Актуальные новости
Не пропусти
Наверх