О чём плачут взрослые, или Для клоунов тоже есть клоуны

CopyMessenger Telegram Whatsapp
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.

«Раньше я боялся выглядеть дураком, а теперь это моя работа», - рассказывает Доктор Клоун Игорь Наровский, который является одним из 40 профессиональных медицинских клоунов, работающих в латвийских больницах и других учреждениях. В разговоре с Русским TVNET он поделился, как борется с «выгоранием» в сверхагрессивной больничной среде, как правильно относиться к слезам малышей и взрослых, почему необходимо принять, что «чудо может не произойти», а также рассказал, чем русскоязычные дети отличаются от своих латышскоговорящих сверстников.

В начале февраля в Детской клинической больнице состоялась премьера спектакля «Легенда о стойком самурае» общественной благотворительной организации «Доктор Клоун». В образе самурая Бэнкея, который преодолевает различные трудности, на сцене выступил Игорь Наровский, один из 40 профессиональных медицинских клоунов, которые ежедневно приходят в больницы, чтобы улучшить эмоциональное состояние детишек и их родителей, оказавшихся в стенах медицинского учреждения.

Среди зрителей - как юные пациенты, так и взрослые зрители, которых объединяло одно - все они не только сопереживали стойкому самураю, когда тому приходилось сталкиваться с определенными сложностями, но и радовались его победам, смеясь над курьезами, которые приключались с японском героем и его помощницей.

Смеялись все - и дети и взрослые. Каждый о своём и с высока своего собственного опыта.
Фото: Mārtiņš Otto/TVNET

Однако настоящее волшебство произошло не сразу, а некоторое время спустя.

Мне удалось почувствовать это, когда я, вернувшись после спектакля домой, поняла, что многое из того, о чем я переживала до сих пор, решаемо - просто для того, чтобы всё стало на свои места, необходимо время, не стоит ждать чуда здесь и сейчас.

«Любая эмоция, даже такое сложное чувство как любовь проходит. Только спокойствие не проходит», - считает Игорь Наровский, с которым Русский TVNET пообщался сразу после премьеры.

- Насколько понимаю, ты чаще выступаешь в больничных палатах, а не на сцене. Можешь ли ты сравнить этот опыт - где работать легче?

- Как бы странно это не прозвучало, но на сцене я чувствую себя защищеннее - еще до того, как все началось, я примерно на 70% знаю, как все будет. В палате эти запланированные 70% падают до 30%, остальное - импровизация. Конечно, я использую какие-то заготовки, накопленные с опытом, но в любом случае остается очень большая часть для сюрприза. Именно поэтому, скажу по секрету, эта работа - на очень долгие годы.

- Ты хочешь заниматься этим всегда или понимаешь, что в какой-то момент тебе придется расстаться с «должностью» доктора Клоуна?

- Я осознаю, что больничная клоунада не может быть единственным делом. Это касается даже не денег, не зарплаты, а какой-то «внутренней экологии» - ведь это больница, сверх агрессивная среда.

Если говорить о 30% и 70% неожиданности - да, этот «сюрприз» дает эмоции, возбуждение: «Ааа, я не был готов к этому, но это чудо случилось», но в то же время это и стресс, потому что чудо может не случиться. Поэтому как медицинский клоун, профессионал, я должен быть своего рода триногой - медицинская клоунада, тренерство и сценический опыт. Чтобы «выживать», я должен уходить куда-то из больницы. Например, на сцену. Я выхожу из больницы и начинаю думать: «Так, 1 февраля у нас премьера, нужно сделать это и это», и в это время в моей голове происходит уже какой-то другой процесс.

- Доктор Клоун - это твоя любимая работа или профессиональное хобби?

- Доктор Клоун - это я.

- Получается, между Игорем и Доктором Igorsky нет разделения?

- Боюсь, что нет.

- Это не может стать проблемой?

- Проблемы могут появиться всегда, но это не страшно - они решаемы.

Эта профессия каким-то чудесным образом заострила мою жизнь, запустила меня как стрелу - теперь я знаю, что мне делать и как. До этого я не знал.

А сейчас знаю, и у меня нет ощущения, что это работа.

Фото: Mārtiņš Otto/TVNET

- То есть тебе не нужно «включать» в себе этого клоуна?

- Его нужно включать всё равно. Это странный и тонкий момент. Я - это я, кем бы я не был, - Бэнкей, Доктор Клоун, Доктор Igorsky... но они друг от друга отличаются, и мне надо понять, кто я в данный момент.

- Получается, у тебя никогда не было такой ситуации, когда настало время заходить в больничную палату к детям, а ты не можешь «включить» в себе клоуна?

- Я вообще очень долго не мог понять, кто это. Я включал, включал, включал его и... включил! На третий-четвертый год работы он во мне «запустился», как будто во мне теперь заинсталирована какая-то операционная система.

- Но ведь эту операционную систему периодически надо перезапускать, обновлять?

- Да. Я езжу по миру, ведь когда-то надо «подинсталировать» театрального клоуна, когда-то - медицинского. Вот, например, в апреле у нас будет мировая конференция в Вене.

- Но кроме медицинского и профессионального клоуна ты же еще чем-то занимаешься?

- По образованию я психолог, гештальт-практик, но пока я не занимаюсь этим отдельно. Однако из-за этого образования мой склад ума стал немножко странным, психологизированным. Я пользуюсь этим, но психологом, который «сидит в кресле и ведёт приёмы», назвать себя не могу. Когда я закончил институт, мне было 23-24 года. Я столкнулся с тем, что ко мне просто никто не придет - я был слишком молод для такой профессии. Я пытался начать, но понял, что люди не идут, еще рано.

Также мне было немного скучновато - я понял, что во мне слишком много энергии для того, чтобы просто сидеть. Во мне прям «Бам» - такой атомный реактор работает каждую секунду.

- Ты много путешествуешь по миру, работаешь в разных больницах. Чем дети из Израиля, России, отличаются от латвийских детишек? Или все дети одинаковые?

- В каждом ребенке есть общая «детскость» и непосредственность, «все новость, все в новинку», - это есть в каждом ребенке. А вот культурально они отличаются...

Даже русскоязычные дети и дети, которые говорят на латышском отличаются друг от друга.

Русскоязычный ребенок немного контактней латышскоязычного - к нему нужен более деликатный подход, нужно быть осторожней. Даже русскоязычные дети, живущие в Латгалии, отличаются от русскоязычных, например, из Курземе. Я заметил, что в каких-то городах они бегут ко мне со словами: «Ооо, клоун», а в каких-то - прячутся за мамину юбку...

В России дети, увидев клоуна, начинают кучковаться в ожидании некого мероприятия - собираются вокруг тебя и чего-то уже ждут. У нас же дети не спешат собираться, а внимательно наблюдают.

- Ты сейчас со мной говоришь как Игорь или как Доктор Клоун?

- Сейчас я говорю как Игорь, как психолог.

- Общаясь с друзьями, ты тоже всегда говоришь как Игорь, или иногда включаешь клоуна?

- Смотря с какими друзьями... с друзьями «клоунами» - как клоун. С другими тоже иногда я чувствую, что нужно включить...

Знаете, есть даже клоуны для клоунов - чтобы их вдохновлять, поддерживать в тонусе. Иногда мне нужен такой клоун.
Фото: Mārtiņš Otto/TVNET

- Иногда говорят, что нет людей более несчастных, чем клоуны. Это не про тебя?

- Нет, это не про меня.

- В прошлых своих интервью ты сказал, что когда дети плачут, им нужно дать такую возможность, потому что именно это им сейчас нужно. А когда плачут взрослые?

- Нет никакого отличия между тем, плачут дети или взрослые - я бы вообще не придавал этому никакого значения. Эмоция рождается здесь, и если она родилась, то она нужна. Если ты ее подавляешь - то это плохо, начинаются какие-то проблемы - это не уходит бесследно.

Если это родилось, почему ему не дать быть? Это пройдет! Любая эмоция, даже такое сложное чувство как любовь, - проходит. Даже она! Только спокойствие не проходит.

- Когда ты только начинал карьеру, было ли тебе сложно работать, когда ребенок плачет?

- Да, и я могу объяснить, почему. Мне потребовалось года три, чтобы во мне, как в клоуне, произошла главная трансформация. Я принял свою беспомощность и то, что я не могу никому помочь. Это константа. Иногда «помогается само» - если ребенок был готов, сам уже почти пришел к этому, а я сделал что-то правильное. Но «я гуру, я тебе сейчас помогу» и помог - так не будет никогда.

Это сложнопереживаемое чувство - чувство беспомощности. Сложно понять, что ты обычный человек. Я обычный человек, даже как клоун, я никому не могу помочь, но это не значит, что я не пойду в больницу.

Наоборот, теперь я могу ходить в больницу и быть расслабленным в этот момент, не пытаться стоить из себя как какую-то божественную сущность.

Фото: Mārtiņš Otto/TVNET

- То есть после момента осознания тебе стало легче, ты перестал расстраиваться, когда дети как-то «не так» реагируют, когда дети плачут...

- Да.

- А сам ты плачешь?

- Иногда плачу. В последний раз я плакал в прошлом году, то есть это не «когда-то давно, когда мне было 15».

- Как проходит утро того дня, когда тебе нужно идти в больницу, выступать перед детишками? Этот день как-то отличается от других?

- Этот день не отличается - я просто стараюсь сделать его свободным, потому что это требует настройки. Я живу на ул. Миера и иногда иду сюда, в Детскую клиническую больницу, и обратно пешком. Это что-то вроде первобытной медитации - в какой-то момент ты понимаешь, что даже невозможно остановиться - тело идет. Мысли текут сами, также как и шаг... Это помогает настроиться!

- А о чем ты думал сегодня перед спектаклем когда стоял за ширмой? Ты слушал, о чем говорят пришедшие?

- Было так - я стою и думаю: «Бедный я бедный, у меня ребенок, мне не на что его прокормить», потому что это была моя первая маска. А потом я понял, что у меня какая-то суета в голове. Я встал и подумал: «Я слышу зрителей, такой шум»... Я стал его слушать и понял, что, на самом деле, он очень приветливый - там сидит не монстр, а мои знакомые, друзья, детишки.

- Для детей ты в каком-то смысле волшебник. Согласен?

- Нет. Волшебник может помочь, а я не могу.

Поэтому я и пытаюсь выровнять наши отношения, или наоборот, сделать так, чтобы ребенок чувствовал себя выше меня. Идти, что-то умничать, а потом РАЗ и врезаться в стенку. Чтобы они подумали «А, какой дурак! Я умнее, чем он».

- А как ты в детстве относился к клоунам?

- Я очень волновался, когда цирковой клоун поворачивался в сторону зала, я знал, что мне может быть придется выйти на сцену. К клоуну не хотелось. Но я понимаю, что я не хотел, скорее, даже не к клоуну, а просто на сцену - я не знал, что я буду делать и чувствовал себя ранимым.

Я вообще ранимый. Это еще один урок - раньше я боялся выглядеть дураком, а теперь это моя работа.

- Насколько я знаю, в детстве ты вообще мечтал стать летчиком.

- Да, но это была такая шутка над моей любимой бабушкой, которая говорила: «Игорь, тебе надо стать врачом. Летчик - очень опасная работа», - я видел, как она переживает. В какой-то степени я делал это для того, чтобы почувствовать, что она меня любит, волнуется за меня. Конечно, всерьез я не хотел быть летчиком. В итоге мой старший брат по завету бабушки стал фармацевтом, а я работаю в больнице, но я и не врач!

- Если бы ты мог обладать какой-то одной суперспособностью, что бы ты выбрал?

- Я бы хотел перемещаться во времени. Первым делом я бы переместился в 30-е годы к Чарли Чаплину. Посмотрел бы на людей.... Следующим шагом я бы отправился на 30 тысяч лет вперед.

В «свое» будущее, лет на 10-20 вперед я бы не переходил - можно переместиться и понять «оп, а меня уже здесь нет»...
КомментарииCopyMessenger Telegram Whatsapp
Актуальные новости
Не пропусти
Наверх