«Все хорошо, все хреново»: о чем молчала Фаина Раневская

Показательно, что после «Ключей от магии», посвященных актеру и театральному педагогу Михаилу Чехову, Рижский русский театр обратился к другому имени, связанному с его славной историей.

Прообразом Лили из «Фуфы» стала Павла Леонтьевна Вульф, подруга и наставница Раневской, которая в 1902-1904 годы играла в Рижском русском театре.

А Фуфой прозвал Раневскую маленький внук Павлы Леонтьевны Алексей Щеглов за то, что однажды она, заядлая курильщица, чуть не спалила матрас, на котором спала.

Павла Вульф познакомилась с Фаиной Раневской после революции в Ростове-на-Дону и сыграла решающую роль в ее становлении. Собственно, увидев игру Вульф на сцене, Раневская и решила попробовать силы в театре. По воспоминания Щеглова, юная Раневская пришла к его бабушке на следующее утро после спектакля со словами восторга и восхищения ее игрой. И слезно просила Вульф взять ее в труппу.

Павла Леонтьевна предложила ей выбрать роль в некоей пьесе, в которой сама играть не захотела. Раневская выбрала роль итальянской актрисы и начала усердно готовиться: брать уроки экспрессивной мимики и жеста у местного булочника-итальянца. Когда через неделю Раневская явилась к Вульф с готовой ролью, та поняла, что перед ней большой талант и приняла Фаину как родную, стала ее подругой и наставницей.

«Павла Леонтьевна спасла меня от улицы», — признавалась потом Фаина Раневская.

В «Фуфе» отношения подруг перевернуты: Вульф из наставницы превращается в начинающую актрису Лилю, которая сама ищет покровительства у Раневской. История разворачивается в конце 70-х — начале 80-х, когда Раневская уже не играла в театре и не снималась в кино, а Павлы Леонтьевны давно не было в живых.

Место действия — квартира Раневской: окошко со встроенным экраном (нам демонстрируют ее культовые эпизоды из фильмов с ее участием), зеркальный комод, белые стены, увешанные фотографиями обожаемых актрисой людей — с портретов на нас взирают Анна Ахматова, Марина Цветаева, Сергей Эйзенштейн, Любовь Орлова, Василий Качалов, Вера Марецкая, Анатолий Эфрос, и конечно же, Станиславский с Чеховым (о последнем Фуфа расскажет историю, как играла с ним в карты и лечила у него зуб). Одинокий досуг актриса скрашивает чтением любимого Пушкина и болтовней по телефону. Номера телефонов записаны на оборотной стороне фотографий, которые Фуфа то и дело снимает со стен.

На реплики невидимых собеседников Фуфа реагирует со свойственным ей черным юмором. Узнав о смерти актрисы Веры Марецкой, Фуфа воскликнет: «Как умерла! Да она же должна мне 50 рублей!». Василию Качалову она исчерпывающе опишет свое самочувствие: «Все хорошо, все хреново».

Первый раз Лиля является Фуфе в ночном кошмаре: носится как приведение, гремит посудой, называет актрису мамой. Фуфа во сне недоумевает: детей у нее никогда не было.

Но когда Лиля появится перед ней наяву, станет понятно, что материнские чувства актрисе совсем не чужды. Конечно, она старательно прячет их под царственными замашками и напускным цинизмом, и выражаясь современным языком, «троллит» Лилю на каждом шагу. Ведь очаровательная, но неопытная и неуверенная в себе девушка выглядит идеальным объектом для насмешек. «Если бы не такие как ты, большевики бы не взяли власть!», - изрекает Раневская. «Да кто поверит тебе, что ты некрасивая?» - доводит она Лилю до слез, когда та пытается вжиться в роль Сони из чеховского «Дяди Вани». Правда, тут же утешает незадавшуюся актрису: «Чем больше боишься, тем лучше получается».

Опыт нелегкой дружбы с Раневской становится для Лили опытом взросления и закалки характера. Меняется под влиянием Лили и сама Фуфа.

Если в начале спектакля она чуть ли не бравирует своим презрением к людям (вспомним знаменитую фразу актрисы: «Когда умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения»), то к финалу эмоционально оттаивает, оставляет браваду, позволяет себе проявить заботу и любовь.

Если бы не парочка антисоветских фраз, брошенных Раневской, вполне можно было представить, что спектакль поставлен лет 30-40 назад.

Режиссер Вадим Гроссман не стремится осовременить содержание пьесы, для него важнее универсальность истории, ее вневременной характер. Как и обещал режиссер, спектакль получился не похожим на «шоу двойников». Ирине Егоровой удалось передать величие и харизму Раневской, не подражая буквально ее интонациям и мимике. Наталия Живец играет свою Лилю в стиле мечтательных киногероинь оттепели 60-х, придавая спектаклю ностальгически-старомодный оттенок. Конечно, с высоты нашей эпохи ее Лиля выглядит слишком наивной и идеалистичной, но зрителям легко с ней идентифицироваться: представить с каким смущением и трепетом скорее всего вели бы себя мы сами, если бы нам выпало счастье общаться с самой Фаиной Раневской.

«Раневская ценила талант, но прежде всего ценила доброту. Если после нашего спектакля зрителям захочется обнять своих близких, значит наша задача выполнена», - говорил режиссер. Обнять и поцеловать близких после спектакля действительно захотелось.