Роды как на войне: Не можешь идти? Натяни штаны и ползи!

Иева - 45-летняя художница, проживающая в красивом, старом доме в Огре.

Своего первого ребенка она из-за проблем со здоровьем и различных совпадений в жизни родила поздно - в возрасте 41 года.

Сейчас маленькой Анне (имя изменено) 4 года, и она похожа на живую иллюстрацию сказок Маргарет Стариес - круглощекая, с застенчивой широкой улыбкой и смеющимися глазами. Один носок сполз... одна рука обнимает огромного игрушечного пса, во второй - полусгрызенная морковка. Она стеснительно скрывается за мамой и наблюдает.

Иева считает, что о некоторых формах насилия точно нужно говорить. Однако она убеждена, что, так же, как и со многим другим, мы предпочитаем смешивать «котлеты с мухами». «Мне не нравится, если кто-то считает резкость насилием, и врачи, особенно на родах, которые являются опасным медицинским процессом, специалисты, которые ежедневно сталкиваются с жизнью и смертью, более резки, чем другие, это нормально», - говорит она. По ее мнению, в Латвии родовые специалисты и обслуживающий персонал - очень высокого класса. «Очень возможно, что среди них и попадется кретин, о котором можно прочитать в СМИ, но это нельзя распространять на всю сферу в целом.

Наши врачи - не те, кто, выходя на пенсию, цепляет к своим ключам от «Lamborghini» брелок с бриллиантами и уезжает на Гавайи»,

- говорит Иева.

«Я не отрицаю, что то, что произошло на моих родах, было тяжело. Это были казармы, где тебя вызывают: «Солдат с ребенком! Встань и иди!». И это прекрасно, так как после этого в жизни все будет легче.

У нас очень много врачей - пожилых дам. Это огромный механизм, смены невероятно перегружены. Считает, что о насилии врача можно говорить в том случае, если ты мог сделать менее больно, но не сделал, осознанно выбрал самый плохой способ, чтобы порадоваться своим власти и возможностям», - считает Иева.

«Мне кажется, что у врачей во время смены нет времени даже чаю попить, они ненормально уставшие, однако при этой невероятной нагрузке делают лучшее, что только могут».

У Иевы после родов начались осложнения, поднялась температура, были боли, было очень тяжело. Она не могла встать. «У медиков нет времени выбирать - кто просто нытик, а кому действительно плохо», - говорит она.

«Медсестра подошла ко мне и сказала: «Круминя, у тебя зеленое лицо, незамедлительно на сонографию!». Ответила, что мне плохо и не могу идти. «Ничего, надень штаны и ползи!». Это была резкость медика, ей ежедневно нужно справляться с различными ситуациями, нужно общаться с разными клиентами. Я восприняла это совершенно нормально, но допускаю, что более эмоциональные женщины могут посчитать это насилием. Нужно признать, что я в тот же миг расплакалась», - вспоминает Иева. «Я знала, что где-то есть какая-то коляска, но что б я знала, где что находится...

Пошла сама, опираясь на стены и заливаясь слезами. Пришла сама, сестрички говорят: «Круминя, сама дошла? Ну посмотри, какой молодец!». Когда я прошлась, мне стало легче».

Не все прошло так, как хотелось бы, но Иева считает, что медики не виноваты, так как свою работу выполняют со всей совестью. Иеве после родов было очень плохо, однако сонография ничего не показала, и все думали, что она хнычет. Так никто ничего и не понял. Через полтора месяца Иева пошла в туалет, поднатужилась и «родила» кусок плаценты, который никто не заметил.

«У них просто не было времени меня пожалеть и углубиться, действительно ли мне плохо, или я только хнычу. После этого моя доктор сказала: «Хорошо, что все удачно закончилось, теперь забудь об этом, это уже происходит. И совершенно верно - это уже происходит. Я не была ни брошенной, ни забытой».

Иева считает, что жизнь молодой мамочки столь же сурова, как и пережитое ей в роддоме. «Перед этим об этом никто не говорит.

Наработалась в огороде, накосила травы, пришла бабушка и говорит - у ребенка 40 градусов, нужно вызывать скорую. Я обливаю себя водой, надеваю чистую одежду и еду, вариантов нет.

И никто тебя не жалеет, это же твой ребенок. После этого несу цветы в роддом и говорю: «Спасибо, что вы умные и прекрасные!».

Нытиков в отделении хватает - так как на платную палату у Иевы денег не хватило, она попала в палату с довольно интересным контингентом. У одной из молодых мамочек это уже был второй ребенок, поэтому она считала себя известным специалистом. Она всем говорила - какой ужас, что в роддоме дают черный хлеб, ведь есть же «всем известный факт», что черный хлеб надувает детям животики. Иева ничего не сказала, но для себя решила - если она об этом не знала, значит это все-таки не всем известный факт. У одного ребенка диарея, у второго... «Смотри, это как печеночный соус, который они нам давали!».

«Не знаю, она есть сюда приехала или как. Мне все нравилось, и я все ела, за исключением супа с клецками, который не ем по умолчанию.

Многие хныкали, что не ходили перед родами на курсы или ходили, но уже все забыли. Это уже в ответственности самих женщин, одна ждала третьего ребенка, постоянно звонила по телефону и не давала спать остальным. «Ты за меня покури тогда, да! Да, у меня родился, да! Ты за меня покури, да! А я потом за тебя!».

Иеве сделали кесарево сечение, так как из-за дисплазии тазобедренного сустава сама она родить не могла. Были спазмы, боли, но матка не открывалась. Плановая операция была перенесена на ранний срок, так как дольше ждать было нельзя. Все произошло в сильной спешке и стрессе, так как операций в тот день было много.

«Быстрее, быстрее, быстрее!». Не хнычем, за тобой целая очередь. Тебе назначена сонография, беги! Это ничего, что ты сейчас какаешь, натяни штаны и ползи!

Однако это не то, против чего можно протестовать у роддома или у Министерства здравоохранения.

«Если бы я была раздражительной, я бы подняла шум по поводу того, что анестезиолог сказал, что уже можно резать», - говорит Иева, усмехаясь. «То, будут тебя резать или нет, устанавливают так - мокрым тампоном проводят от ног до ребер. И нужно сказать «стоп» в момент, когда не чувствуешь холода. У меня был ужаааасный адреналин в крови, но здоровый рассудок я все-таки сохранила. Мне ведут по ноге. Я молчу, так как чувствую холод. На меня кричат, что я не поняла. Проводят тампоном снова, я молчу, так как снова чувствую и не хочу, чтобы меня резали, пока я чувствую.

Врачи решили, что я абсолютная дура, но правда в том, что у меня очень низкое давление, слабое сердцебиение и ужасно медленный обмен веществ.

Я не специалист, но, похоже, и анестезия на мой организм действовала очень медленно. Операция прошла отлично, все было в порядке. Однако в послеоперационной палате была вынуждена задержаться дольше, чем другие. Уже увели всех, кто рожал после меня, я осталась одна с унылым санитаром, которому призналась, что в конце концов могу подвигать пальцем на ноге. Так же медленно, как наркоз начинал действовать, он покидал мой организм. Похоже, я начала бы кипеть, только если бы они меня разрезали, когда я все чувствовала», - смеется Иева.

«В тех королевских условиях, что рожали мы, не рожало поколение наших родителей. Подумайте, сколько поколений рожали детей в поле под кустом.

В 19-м веке медицина была полунормальной, но в Англии мать в то время могла неделю умирать с полурожденным ребенком, так как врач-мужчина просто не мог на это смотреть и прикасаться. Вот это насилие, когда начинается глупость общества - какие-то запреты, моральные стандарты и т. д. Но можно ли в этом винить врача? Нет. Ему нужно жить, содержать семью, кормить своего ребенка. Когда в наше время чувствительные женщины жалуются, что им не так дали есть и что-то не так сказали, мне это все не нравится. Меньше хныкать надо!».