У «восьмидесятников» 20 века не было большего страха, чем попасть в Афганистан. 26 апреля 1986 года еще одним страшным местом для службы стал Чернобыль.
Со школьного выпускного сразу в Чернобыль: рассказ журналиста TVNET Каспара
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Не знаю почему, но я хорошо помню ночь с 25 на 26 апреля. Было тепло и в той квартире в Кенгараксе, где мы праздновали День рождения одноклассника - 18 лет, все окна были открыты. Все было как обычно - мамины салаты и алкоголь под столом.
Разговоры - об экзаменам и планах. Особенно это касалось парней, над которыми нависла угрозы попасть в советскую армию или в Афганистан, откуда были все шансы вернуться, но... в цинковом гробу. Но мы не знали, что в ту ночь появился еще и Чернобыль...
О том, что там происходит мы узнавали постепенно, вначале - от «вражеского радио», потом из выпусков советских новостей. В них рассказывалось о «небольшой аварии» и о последствиях, «которые уже устранены». А правду никто не знал.
А потом появились слухи, что набирают «волонтеров» - врачей, строителей, водителей, которых отправляли прямо к реактору. Нас, школьников, это, конечно, не касалось.
Однако в середине мая мы начали получать повестки на последнюю медкомиссию - для тех, кому скоро надо было идти в армию. В комиссариате творились странные вещи - отдельное внимание уделялось тем, у кого имелись водительские права «категории С». Здесь небольшое отступление - в нашей школе учили вождению и можно было получить эту категорию - оттого и внимание к нам было повышенным. Не помню, в какой момент появились слухи, что водителей набирают именно в Чернобыль.
Как оказалось позже, это была правда: чтобы пострить саркофаг над реактором, нужно было поставлять внушительные объемы цемента и других стройматериалов. А такое количество шоферов могла обеспечить только советская армия.
Покидая военных нам нужно было подписаться под тем, что мы не меняем место жительства и по первому сигналу появляемся в пункте сбора новобранцев. Это означало одно - нас ждет повестка.
Чувства были конечно неоднозначные. Как чувствовали себя родители, могу представить только теперь. До середины июня все было тихо, а потом учитель истории сказал, что нужно явиться на консультацию всем парням. Было понятно, что дело серьезное. Большая часть из нас на нее не пошла, и это был правильный выбор, потому что тем кто послушался учителя выдали повестки явиться на следующий день после выпускного. Но это не означало, что мы стали свободны, понимали, что следующий раз, когда нас всех могут «подловить» - это был выпускной.
Долго думали - идти ли туда. Подозревали, что повестку «торжественно» вручат вместе с аттестатом. К счастью, у нас были умные педагоги, которые шепнули, что на выпускном все будет тихо, а вот после него надо искать повод как-то «откосить»
Выпускной в моей памяти - это нервы и страх увидеть кого-то в форме. Ни о какой тусовке мыслей даже не возникало. Позже стал узнавать о своих знакомых - кто-то скрылся за стенами «психушки» на Твайка с «психическими расстройствами на фоне экзаменов». Кто-то случайно/неслучайно травмировался... А мой следующий день начался в приемном отделении больницы Гайлезерс с жалобами на сотрясение мозга.
Из школьного выпуска того года в Чернобыль попали по крайней мере трое. Через год после того как сам попал в армию, узнал от одноклассницы о нашем общем друге, который «реактор видит каждый день». А сколько там было тех молодых мальчишек только-только получивших права - мы, наверное, никогда не узнаем.
А того учителя истории я видел один раз - в 1989 году на каком-то митинге, где он гордо нес государственный флаг Латвии...