«Перезагрузка» российско-американских отношений станет поводом для пересмотра диалога Риги и Москвы, в том числе по таким столь болезненным вопросам, как общее историческое прошлое, считает политолог Виктор Макаров, пишет сегодня телеграф.
Политолог: Россия как никогда открыта к Балтии (44)
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Россия, по мнению эксперта, сейчас как никогда открыта к странам Балтии, что полностью совпадает с проамериканским курсом внешней политики Латвии.
Виктор Макаров будет одним из докладчиков на открывающейся сегодня международной конференции «Балтийский форум». Помимо него актуальные вопросы глобальной политики и экономики обсудят ведущие эксперты из России, США и стран Европы.
— Что положило начало глобальным геополитическим процессам, которые сегодня называют чуть ли не началом новой эры российско-американских отношений?
— Отношения между Россией и США многие эксперты сравнивают с маятником, который колеблется от напряженности и враждебности до попыток демонстративной дружбы. Объясняется это, в первую очередь, историей. Россия чувствует себя преемницей СССР, сохраняя в подсознании мысль, что США — это главный соперник, страна, с которой нужно постоянно себя сравнивать. На самом деле это давно не так. И сама Америка не смотрит на Россию как на конкурента. Это место стабильно занимает Китай.
Но, конечно, есть ряд сфер, где у Москвы и Вашингтона разные интересы. Прежде всего вопрос ближнего к России зарубежья: Москва хочет сохранить там свое влияние, США такую идею, мягко говоря, не поддерживают. Другой потенциальный объект для конфликтов — Иран.
Сейчас Кремль реализует новую цель — вернуться во внешнюю политику в качестве мировой державы.
— Чем в этом контексте является «перезагрузка», о которой год назад сообщили лидеры США и России? Это реальный процесс или мифический образ?
— Это абсолютно реальный процесс. На самом деле необходимость сближения стала понятна еще до прихода Обамы — в августе 2008 года. Прецедент с Грузией стал большим позором и для американской политики, поскольку фактически оказалась оккупирована страна — союзница США, без пяти минут член НАТО, и для России, которая получила громадный удар по репутации.
С появлением Обамы процесс сближения сразу продвинулся вперед. Обама не был связан обязательствами по ПРО. Пересмотр планов размещения систем ПРО в Польше и Чехии не означал для него потерю лица. Один из вопросов, который очень беспокоил Россию, был снят. Россия, в свою очередь, меняет на более прозападную свою позицию по Ирану.
— Ради чего?
— Для России конфронтация с Западом была бы громадной проблемой. В первую очередь с точки зрения экономики. Например, «Газпром». Чтобы поддерживать необходимый уровень добычи, компания должна инвестировать громадные деньги, которые могут появиться только при наличии стабильного сотрудничества с Европой. Китай или любая другая страна никогда не предложит такую цену, что готов платить ЕС. К тому же если «Газпром» хочет развиваться, нужны ноу-хау, технологии, эксперты...
Другая причина более банальна. Большинство людей, которые определяют в России внутри— и внешнеполитический курс (это человек 50), — давно уже более чем интегрировались на Западе. Они работают в России, но их семьи, имущество, бизнес-интересы — давно на Западе. В случае конфронтации они могут это потерять.
— Получается, что поход Кремля в сторону Европы происходит через демонстративную «перезагрузку» отношений с США?
— Маятник отношений между Россией и ЕС всегда имел меньшую амплитуду. Между ними никогда не было таких видимых конфронтаций, как между Вашингтоном и Москвой, и их объединяли конкретные экономические проекты и необходимость поиска конкретных технических решений.
У США и России общих экономических интересов фактически нет. Там много эмоций. Плюс связующее звено в виде стран постсоветского блока — Польши, Венгрии, Чехии, Прибалтики. Эти страны всегда ориентировались на Америку, поскольку в силу исторических причин именно она для них была гарантом их безопасности. Для США Восточная Европа не находится в списке главных приоритетов, но тем не менее за происходящим здесь следят.
— Что интересует Россию в Балтийском регионе?
— Как таковой он не имеет стратегического значения. Однако есть один вопрос, который имеет стратегическую важность для всей Европы, — это газопровод Nord Stream. К тому же у России есть интерес к привлечению инвестиций в свои собственные западные регионы — Санкт-Петербург, Калининград. У России, безусловно, есть желание сотрудничать. С другой стороны, Балтийский регион — это территория раздора на тему постсоветского прошлого.
Конфликтных поводов тут много. Но мы видим и подвижки на примере той же Польши. Началось все еще с визита Путина в 2009 году и хоть не очень охотного, но признания, что пакт Молотова — Риббентропа — это плохо. Сейчас все двигается более быстрыми темпами, так как Россия осознает, что ей это нужно.
— Если Россия не побоялась ворошить вопросы истории в диалоге с Польшей, открыв свои архивы по Катыни, можно ли ожидать, что то же самое она сделает в отношении Балтии?
— Можно, но сложно. Россия тщательно дозирует такие вопросы. Катынь стала для российской политики громадным камнем преткновения. В какой-то момент кто-то решил, будто выгоднее придерживаться версии, что поляков под Катынью расстреляли немцы. Это тотальное нежелание признать факты истории обернулись для России огромными потерями и для репутации, и для экономики. Если бы не было истории, очевидно, позиция Польши и Балтийских стран в вопросе строительства Nord Stream была бы иной.
Вопросы истории, и в первую очередь Второй мировой войны, для самой России очень важны. Фактически вокруг истории сейчас происходит попытка самоидентификации российского народа.
Еще один вопрос — прибалтийские подсчеты ущерба от оккупации. Конечно, России не нравится гипотетическая угроза того, что кто-то может предъявить ей через суд многомиллиардный иск. В то же время налицо и категорическое нежелание Москвы внятно оценить события 40-го года в Балтийских странах. Есть признание, что пакт Молотова — Риббентропа был морально неверен и даже незаконен. Но латвийская позиция, как мы знаем, основывается на требовании упоминания слова «оккупация». Но даже здесь, вероятно, можно найти компромисс: например, одна сторона снимает все материальные претензии, другая — в ответ выражает сожаление, признав недобровольный характер включения стран Балтии в состав СССР.
— А вопрос защиты прав соотечественников может прозвучать в этом контексте?
— Он всплывает, когда нужно что-нибудь поперчить или посолить. Он не является приоритетным с точки зрения российских внешнеполитических интересов. Есть гораздо более критические случаи положения прав российских соотечественников, например, в Туркмении, но Россия там не делает ничего, потому что Туркмения — это газ, а газ — важнее.
В случае с Балтийскими странами «соотечественники» — это хорошая тема по внутриполитическим соображениям. Любого россиянина волнует, если происходят какие-то ущемления прав русскоязычных за рубежом. Но в то же время в России есть, очевидно, понимание бесполезности заявлений про дискриминацию прав русскоязычных: как таковая она не признается не одной международной структурой.