Насилие над участниками мирных протестов в Беларуси окончательно стало нормой жизни в стране. Людей избивают и подвергают унижениям. Первые сообщения о необычайной жестокости силовиков появились еще в августе, и с каждой новой акцией таких случаев все больше и больше.
Насилие над участниками мирных протестов в Беларуси окончательно стало нормой жизни в стране. Людей избивают и подвергают унижениям. Первые сообщения о необычайной жестокости силовиков появились еще в августе, и с каждой новой акцией таких случаев все больше и больше.
Речь идет уже о десятках тысяч людей. Их так много, что уже появились специальные проекты, собирающие их свидетельства — например, "Август-2020" или "Суполка" (можно перевести как "сообщество" или "товарищество"). Русская служба "Би-би-си" поговорила с теми, кого задерживали и пытали в промежутке с августа по ноябрь.
Андрею Витушко 42 года, он врач в центре "Мать и дитя" — это самая большая в Беларуси больница, которая помогает женщинам с тяжело протекающими беременностями. Витушко пришел сюда еще на последнем курсе медицинского университета, и уже 20 лет работает в отделении реанимации новорожденных.
Примерно столько же Витушко занимается общественной активностью: был членом независимой студенческой организации. В 2000-х и 2010-х был волонтером, помогал тем, кто пострадал от действий силовиков в ходе протестных акций. Демонстрации в Беларуси часто разгоняли с особой жестокостью.
"Репрессии-то у нас давно, с 1996 года, просто масштаб был другим. Лукашенко всегда проявлял агрессию к собственным людям. Светошумовых гранат раньше не было, а все остальное - пожалуйста: газ, дубинки, задержания, издевательства. Все это придумано не сейчас. Ценность человеческой жизни для этих людей всегда была невысока", — говорит он.
В день выборов 9 августа Витушко и его жена проголосовали, вечером сходили к гимназии, где учился их сын и где был избирательный участок. "Комиссия убежала от нас через задние двери и растворилась. Протокол вывесили, но результаты абсолютно не соответствовали тому, что мы слышали от людей, которые голосовали этом участке", — рассказывает врач.
На следующий день Витушко поехал в больницу на суточное дежурство, а его жена, сын и девушка сына пошли в гости к маме врача — она живет около стелы "Минск — город-герой", где накануне прошли первые оппозиционные выступления, и была очень напугана ими.
Они шли по улице, когда к ним подъехали два микроавтобуса, оттуда вышли вооруженные люди без знаков различия. Они оттолкнули женщин в сторону и повалили на землю 16-летнего сына Витушко. Его мать кричала, что он несовершеннолетний, ни в каких акциях не участвовал. Ей сказали: заберете его через три часа из Центрального РОВД.
Узнав, что сын задержан, Витушко прервал дежурство и поехал к РОВД. Они с женой ждали его у входа, смотрели в окна автозаков, которые то и дело подъезжали. С ними опять была девушка сына и ее родители и еще человек 15, пытающихся найти своих родных.
Около 22.50 10 августа к ним подъехали два грузовика с бойцами ОМОНа — и скрутили всех ожидавших. Их отвезли к стеле, там разделили мужчин и женщин и рассадили по автозакам.
"Мы куда-то приехали, и вот там началось, — вспоминает Витушко. — Мат, крик, дубинки, нас погнали в какое-то здание и поставили на колени. Какой-то человек в форме говорил нам: сейчас вас тут научат родину любить. Другие говорили, что мы враги и сволочи, все это с матерными выражениями и рукоприкладством. А мы стояли на коленях с руками за спиной и головами вниз".
"После этой политинформации нас загнали на второй этаж, там поставили в ту же позу, — продолжает Андрей Витушко. — Возле нас стояли наши женщины, нам сказали полностью раздеться и держать вещи в руке. Женщин не раздевали и на колени не ставили. Пришла какая-то дама — медработник, переписала нас, спросила про хронические заболевания. Я еще тогда подумал: очень интересная ситуация, я врач высшей категории, кандидат наук, стою голый на коленях лицом в грязный пол — неудобно ведь перед коллегой".
Голыми и босиком Витушко и других задержанных загнали в камеры, там они узнали, что находятся в изоляторе на Окрестина. В камере номер семь, рассчитанной на шестерых, было до 35 человек. В камере номер девять, где была его жена, на пике находилось 45 человек.
Getty Images
"Самый страшный момент был на второй день, — вспоминает Витушко. — В двери открылось окошко, и я увидел свою жену, которая что-то говорит человеку в штатском и в маске. Я не думал, что она пробудет там столько: у нас несовершеннолетний ребенок, а у нее диабет, ей надо постоянно колоть инсулин и мерить сахар. Это ужасно, это могло привести к смерти. А скорую туда вызывали неохотно. У нас был парень со сломанной ногой, к нему не приехал никто".
Витушко провел в камере трое суток. Его жена — 50 часов. Их сына продержали шесть часов и выпустили с многочисленными гематомами от ударов дубинками. Девушку сына и ее родителей отпустили ночью после задержания, заставив подписать протоколы о признании вины. Девушку еще потом трижды вызывали на заседание комиссии по делам несовершеннолетних, где говорили, какой она "недостойный человек".
Витушко вернулся домой в два часа ночи, принял душ, выслушал рассказы близких — и поехал на очередное дежурство. Ближе к концу года он узнал, что с ним без объяснения не будут продлевать контракт.
"Честно говоря, думал, что я достаточно квалифицированный доктор. Имею какие-то регалии, должен был войти в комиссию по разработке национальных протоколов интенсивной терапии новорожденных. Кроме того, сейчас эпоха ковида, а я умею настраивать аппараты ИВЛ и лечить пациентов. Но из уважаемого специалиста я превратился в неугодного", — говорит он.
Витушко говорит, что уедет из страны, только если совсем не будет работы или ему будет угрожать уголовное преследование. "Я очень давно мечтал, чтобы белорусские люди стали гражданами. Это происходит прямо сейчас, и я не хочу такое пропускать", — объясняет он.
Александр Бровко — инженер-робототехник. Много лет занимается продажей запчастей для автомобилей. "Я про любую машину из любой страны могу сказать, где у нее больные места", — говорит он.
В 1990-х Бровко входил в правоцентристский и оппозиционный "Белорусский народный фронт". "За Волдеморта, — говорит он, — никогда не голосовал. Почему Волдеморт? Потому что белорусы не называют его по имени".
На этих выборах Бровко хотел голосовать за Виктора Бабарико: "Он технарь, мне вообще нравятся люди такого типа". Но после того, как кандидата посадили, голосовал за Светлану Тихановскую.
Вечером 9 августа идти одному на акцию протеста Бровко не хотелось, и они договорились с друзьями пойти 10-го. В этот день утром он проснулся и обнаружил, что стационарный и мобильный интернет не работают. Бровко нашел старую магнитолу, поймал одну из радиостанций и там услышал, что Александр Лукашенко набрал больше 80%. "Как сломалось что-то, жить с этим знанием стало невыносимо", — описывает он свои ощущения в тот момент.
Вечером 10 августа Бровко договорился встретиться с друзьями в центре, вышел из транспорта на Партизанском проспекте, обернулся бело-красно-белым флагом и пошел. "Я знал, что меня заберут. Я не экстремист, но экстремал, и я просто не знал, как поступить по-другому", — говорит он. Через пару сотен метров Бровко задержали и затащили в автобус.
BBC
"Нас кидали на пол, и мы лежали, как бревнышки. Меня сверху бросили. Боец справа от водителя начал меня прессовать. Кричал: где твоя Тихановская, сколько вам заплатили? Потом крикнул: дед, ты-то куда полез? Это было обидно — я вообще-то достаточно молодо выгляжу и слежу за собой", — рассказывает Бровко.
"Нас дубасили, меня били в голову, — продолжает он. — Один боец взял флаг, накинул мне на шею и крикнул: "Задушу, сволочь". Его по рации позвали, и он отстал от меня. Я снял флаг и спрятал в карман".
В РОВД Центрального района задержанным устроили "коридор смерти", они шли, а их с двух сторон били дубинками. Потом положили на асфальт, переписали и продолжили бить.
"Особенно было страшно, когда паренька рядом били ногами в живот, а он корчился, плакал и говорил, что ему страшно, — рассказывает Бровко. — Бойцы ему кричали: что, на площадь выходить-то не страшно было? А он продолжал плакать и говорил, что ему только 16 лет".
В туалет не пускали, ОМОНовцы говорили мочиться под себя. Один боец сказал: сейчас я вас буду бить, и тот, кого ударю, называет свою фамилию. "Я при ударе расслабился и выкрикнул имя, было не так больно. Переписал он нас всех таким макаром", — вспоминает Александр Бровко.
На асфальте он лежал с девяти вечера до четырех утра, потом у него начался озноб, и охранник разрешил встать и пойти в туалет. Там он увидел стонущего мужчину, одна нога у него была вывернута, вторая — прямая, но синяя от ударов. Бровко помог сходить в туалет ему, потом вывел на улицу. Уборщица с ярко окрашенными рыжими волосами сказала им вслед: "Я после этих демонстрантов убирать не буду".
Ранним утром пришли следователи, которые начали составлять протоколы. Бровко спросили: за идею он пришел или "за бабки". Бровко сказал им в ответ: "Понимаете, я не мог оставаться дома. Я все последнее время думаю о том, что это очень несправедливо, когда дети вынуждены расплачиваться за то, что их родители молчали".
Потом Бровко судили. Он признал вину в участии в несанкционированном мероприятии и сказал: "Сколько насудите, столько и возьму. Пятнадцать суток на одной ноге отстою".
"Мы с судьей поулыбались друг другу — и она дала мне семь суток", — рассказывает Бровко.
8 ноября 38-летний банковский служащий по имени Денис (он просил не указывать свою фамилию из соображений безопасности) шел по улице Кальварийской в танцевальную студию. Он занимался зуком — бразильским танцем под ритмическую музыку. Денис дошел до дома номер девять, оставалось пройти мимо еще трех домов.
Около него остановился автомобиль, Денис услышал слово "работаем" и инстинктивно побежал. Он успел забежать за дом, но там поскользнулся и упал. Его схватили. Позже он выяснил, что это были сотрудники главного управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией МВД Беларуси.
Денис никогда не был оппозиционным активистом. Он только 9 августа работал наблюдателем на выборах и пытался зафиксировать, что 2,6 тысячи бюллетеней с его участка и еще с трех соседних просто выкинули. После выборов он изредка выходил на проходящие по воскресеньям марши протеста, но вел себя аккуратно и старался уйти пораньше. Его не задерживали.
Избивать Дениса начали прямо в автомобиле. У него отняли телефон, потребовали пароль, а он не назвал — помимо записанных ПИН-кодов от собственных карт у него там были установлены программы, связанные с работой в банке.
"Мне наносили удары по голове, — перечисляет Денис, — Скрепили руки пластиковой стяжкой и били в эту область. Одна кисть до сих пор онемевшая, невролог потом сказал, что они перебили три нерва: лучевой, локтевой и срединный. Теперь они наращиваются обратно, примерно по миллиметру за два дня".
Потом силовики достали электрошокеры и начали бить ими Денису в уши. Требование было только одно: дать им доступ к телефону.
Лица белорусских силовиков в форме или в штатском всегда закрыты
Getty Images
Автомобиль подъехал к зданию управления на улице Революционной. Там Дениса провели по коридору, и он успел заметить, что там стоят люди лицом к стене. Его завели в какой-то кабинет и положили на пол.
"Сдвинули вместе ноги и начали бить дубинками по ним и по ягодицам, просто. Били по очереди сначала первый и второй, а потом третий и четвертый, — рассказывает он. — Я спросил: кто у вас здесь главный. Один из тех, кто меня бил, сказал — это я". Били его до тех пор, пока тело не начало дрожать от боли.
Потом силовики начали спрашивать друг у друга презерватив. Нашли его, натянули на конец дубинки и сказали: "Давай сначала в рот".
"Они действительно начали запихивать мне в рот эту дубинку с презервативом, и вот тут я сдался, потому что эти люди действительно способны очень на многое. Я понятия не имел: выбьют дальше они мне зубы или повредят горло. И я им сказал пароль", — говорит Денис.
Они вошли в телефон и первым делом открыли Telegram — самый популярный мессенджер в Беларуси. Денис был подписан на канал, который раскрывал лица и имена силовиков, разгонявших протесты и избивавших людей.
"Им это очень не понравилось, — продолжает Денис. — Один даже начал бить меня в живот и говорить, что я хочу из его жену сделать "шлюшку" и еще что-то сделать с его детьми — было непонятно, что, потому что он все время бил".
Кроме телефона, милиционеров не заинтересовало больше ничего. Только бумажник с 25 белорусскими рублями пропал и бутылочку с антисептиком они вылили Денису на голову.
Его посадили в подъехавший автозак и повезли в ОВД Советского района. В пути Денис потерял сознание, его облили водой и дали сесть у двери, там было больше воздуха.
Так выглядели ноги Дениса после избиения
BBC
В РОВД его и других задержанных в то воскресенье заставили стоять. Через короткое время Денис сполз по стене, ему дали воды и разрешили сидеть. Это продолжалось девять часов.
В четыре утра 9 ноября его повезли в тюрьму в Жодино. К этому времени Денис даже сидеть не мог, как все: ягодицы и задние поверхности бедер были одним большим синяком. Омоновец разрешил ему сесть на пол и вытянуть ноги.
Когда они выходили из автозака, бойцы расстелили бело-красно-белый флаг и заставили всех пройти по нему ногами. Тех, кто пытался обойти, били.
"Когда нас регистрировали, то заводили в отдельный кабинет, где нужно было полностью раздеться догола и приседать. Даже видя, что у меня синие ноги, заставили пять раз присесть. Чтобы я в заднем отверстии что-то не пронес", — вспоминает Денис.
Спал он сначала на столе, потому что в камере не было мест, потом на полу, завернувшись в одеяло. Там было 18 человек на восемь кроватей, и еду им приносили только на восьмерых — они делили ее между собой.
11 ноября Дениса осудили на семь суток за участие в несанкционированной акции протеста. В протоколе было написано, что он митинговал около музея Великой Отечественной войны, хотя это было невозможно физически — здание музея во время митингов огораживают колючей проволокой.
Сокамерники жалели Дениса и говорили, что уж лучше отсидеть 15 суток здоровым, чем семь — в его состоянии.
"Я не чувствовал себя как в тюрьме, больше похоже на какой-то пионерлагерь для взрослых, — говорит Денис. — Люди все адекватные: доктор с нами сидел, инженеры, один работник МАЗа".
По состоянию на начало декабря Денис все еще на больничном. Он выпивает около 15 таблеток в день и посещает лазеротерапию, магнитотерапию и ультразвук. Кисть левой руки восстанавливается с трудом. За семь дней в Жодино он похудел на пять килограммов.
Кристине Бабицкой 26 лет, она врач 3-й городской больницы в Минске, а также преподает в университете на кафедре общей хирургии. С марта до июля их отделение перепрофилировали, и она с коллегами работала как терапевт с больными коронавирусом.
Бабицкая живет в центре города. 9 августа около 22.00 началась стрельба и взрывы светошумовых гранат, и она вышла на улицу — оказывать людям первую помощь. Не успела она начать, как ей позвонил начальник и сказал приехать в больницу: ожидалось массовое поступление раненых.
"На самом деле, людей оказалось немного, поступали только тяжелые, — рассказывает она. — Дело в том, что многие боялись попасть сюда. В Беларуси все больницы государственные, частных клиник нет. И администрациям было велено подавать списки поступивших в милицию".
В следующие четыре дня поток пострадавших от разгонов демонстраций увеличился. С утра и до четырех дня Бабицкая и ее коллеги работали с ними, потом брали с собой бинты и антисептики — и шли оказывать помощь пострадавшим на улицах. Медики внешне обозначали себя, чтобы их не задерживали, только это не помогало: коллег арестовывали и держали в ИВС.
"Я один раз подошла к сотруднику милиции и говорю: я медработник, оказываю помощь, можно я постою рядом? — рассказывает Бабицкая. — А он мне матом — если не уйдешь, не сможешь ходить".
12 августа минские медики, примерно 130 человек, вышли на акцию протеста против неприкрытого насилия. К ним подъехали автозаки, но задержали только одного человека уже после того, как все разошлись — поймали на парковке, когда он садился в машину.
В течение августа и сентября Кристина Бабицкая первый раз не в учебнике увидела пациентов с пулевыми и минно-взрывными ранениями. "В плане тактики ничего нового, но вживую я такое видела первый раз", — рассказывает она.
Поступали женщины с изнасилованиями и мужчины с травмами прямой кишки — над ними издевались с помощью резиновых дубинок. У пациентов из мест лишения свободы были черепно-мозговые травмы, а кожа, говорит Бабицкая, баклажанового цвета от синяков.
Одному молодому мужчине пришлось удалить травмированные яички, он лишился репродуктивной способности.
Саму Бабицкую задержали 7 ноября на марше медиков. Он стал ответом на то, что одному из их коллег — акушеру-гинекологу — дали 15 суток ареста.
Getty Images
Марш для нее так и не начался: подъехали автозаки, в них люди в балаклавах — и они всех задержали. "Мне повезло, — признает Бабицкая. — Некоторых наших коллег раздевали догола или заставляли топтать бело-красно-белый флаг. А на меня всего-то замахнулись один раз".
Примерно через сутки ее и коллег освободили. "Думаю, дело в том, что это — суббота была, а у нас же особенно задерживают по воскресеньям. Вот и решили поберечь места в камерах", — предполагает врач.
Через неделю Бабицкая пришла в суд, ее вызвали туда даже не повесткой, а смс-сообщением. "Я хотела посмотреть, до какого абсурда мы дошли, и не прогадала, — говорит она. — Всем, кого судили в понедельник, дали административный арест. Всем, кого судили за то же самое во вторник — штрафы.
Матерям маленьких детей давали сутки, а повторно задержанных (им грозило более жесткое наказание, вплоть до уголовного преследования) за митинги — вообще отпускали.
Бабицкой дали максимальный штраф, примерно 400 долларов в эквиваленте. Это ее зарплата за месяц.
Она вышла на работу, и к ней из тюрьмы привезли многократно судимого человека, ему было нужно сделать операцию под местным наркозом. Они разговорились, и мужчина пожаловался: с вашими политическими сидеть невозможно. Им 24 часа в сутки не выключают свет, не дают мыло и зубную пасту
Потом Бабицкая была лечащим врачом избитого до тяжелого состояния человека с закрытой черепно-мозговой травмой. Он был предпринимателем, содержал цветочный магазин и во время митингов протеста бесплатно раздавал девушкам цветы, чтобы подчеркнуть мирный характер протеста.
Пользуясь своей властью врача, Бабицкая не разрешила силовикам дежурить у его палаты, и те стояли около больницы. Пациент пролежал неделю, потом самостоятельно выписался и исчез. Позже он позвонил Бабицкой, извинился за бегство и сказал, что сейчас он в другой стране и чувствует себя хорошо.
"Конечно, у меня были мысли уехать — в нашей стране я могу выйти из подъезда и не вернуться. Я покупала билеты и сдавала их, — говорит Кристина Бабицкая. — Но я хочу работать и дождаться, когда виновные понесут наказание. Нет, может быть, я еще и уеду, но вдруг я кому-то здесь могу помочь. Наверное, это патриотизм, я раньше про него и не знала толком".
/nginx/o/2021/01/18/13582260t1h7372.jpg)
