Инна Плавока о том, как брала интервью у Левитса и при чем тут латышский язык

17 марта мне позвонили из Канцелярии президента и спросили, смогу ли я встретиться с ним на интервью во время его поездки в Даугавпилс. У меня подкосились ноги. Я была готова как журналист, но в голове застучало — я должна буду говорить на латышском, я не смогу, я разволнуюсь и забуду все слова…

Когда началась война, я очень остро начала чувствовать недостаток знания латышского языка. Мне очень захотелось действительно быть частью народа своей Латвии. Такой мотивации выучить язык и получить гражданство не было у меня никогда. Звонок из канцелярии усилил её ещё больше.

Я родилась в Даугавпилсе и прожила здесь первые 10 лет. Остаток школы и институтские годы прошли в Белоруссии и в России. Домой я вернулась в 1993 году. Мой сын, гражданин Латвии, родился в местном роддоме.

Все эти почти 30 лет у меня были попытки освоить латышский. С разными промежутками во времени я четырежды прошла языковые курсы, занималась с преподавателями индивидуально. Все эти усилия заканчивались получением корочки об успешном окончании. А на деле у меня, как и у многих, было как у пресловутой собаки: всё понимаю, но не говорю.

Конечно, у меня были объяснения: в семье только русский. Как и с друзьями на кухне. На работе — то же.

На работу периодически наведывался инспектор языка нас проверять. Однажды, увидев сумму штрафов, выписанных за недостаточное знание языка, наш начальник сказал инспектору, что ему её проще застрелить, чем платить штрафы или пытаться заставить нас выучить латышский.

Тогда мы все гордились своим руководителем и с восторгом пересказывали эту историю. Сейчас я думаю, как же все мы заблуждались, ошибались.

Я на собственном опыте поняла, что жить нормальной полной жизнью, участвовать в жизни общества и просто чувствовать себя комфортно и полноценно невозможно, не зная латышского языка.

Почему? С началом войны я очень остро ощущаю себя гражданкой Латвии, латвийкой — хотя понятия такого в латышском языке даже не существует. На латышку я претендовать не могу, поскольку это этническое понятие. Но и с Россией идентифицироваться не могу и не хочу — несмотря на личную семейную историю, Достоевского, Эрмитаж и Земфиру.

И тут ещё и интервью с президентом.

Я с ним очень хотела поговорить и как журналист, и как русскоязычная жительница Латвии. Но я совершенно не представляла, как это сделать, поскольку интервью должно быть на латышском языке.

Я честно готовилась. Я просыпалась ночью и пыталась думать на латышском языке, много читала и слушала на латышском, переводила вопросы в голове и старалась их запомнить. Моя семья мне тоже помогала: мой брат и племянник говорили со мной по-латышски, муж, видя мои страдания, обнимал и жалел — и тоже, как мог, пытался говорить со мной на латышском.

Но времени было катастрофически мало. Поэтому, когда я пришла на интервью, моего латышского хватило ровно на то, чтобы поздороваться, представиться и попросить возможности задавать вопросы на русском. Это было очень стыдно. Президент отвечал мне на латышском.

В результате я знаю, что мои проблемы с языком не позволили сделать эту работу настолько качественно, насколько заслуживает этого наша аудитория. Я не всегда понимала тонкости в ответах, я не могла вовремя реагировать на них, чтобы доспросить, дожать, переспросить в другом ракурсе, чтобы получить более точный ответ.

Но я всё это сделаю. Через полгода у меня будет новое интервью с президентом. Мы с ним об этом договорились. В этот раз полностью на латышском.

RUS TVNET в Telegram: Cамые свежие новости Латвии и мира на русском языке!