Саласпилс: 1941 — 1944. Нужно ли бередить военные раны?..

Как остывает жар войны

C некоторых пор относительно Саласпилса возникли вопросы, которых раньше вроде бы и не было: со дна истории всплыло множество острых, болезненных, и не только с Латвией связанных тем. Не на все вопросы истории Второй мировой войны сегодня можно найти ответы, которые удовлетворили бы всех. Но ведь случается, что поставить вопрос не менее важно, чем найти ответ.

У меня обычно складывается длинное предисловие, возникают аналогии, и на этот раз не смогу обойтись без них. Так, еще недавно существовало убеждение, что июньские 1941 года советские депортации из Латвии затронули около 5 000 тысяч евреев. Проверить эту цифру было довольно сложно, поскольку латвийско-немецкие источники военных лет, за редким исключением, не регистрировали еврейское население, подвергшееся депортации.

Но уже на нашей памяти были опубликованы сохранившиеся данные по депортированным, из которых следовало, что в июне 1941 года из Латвии было выслано не 5 000 тысяч евреев, а в три раза меньше, около 1 700. И эта цифра, конечно, печальна, но дело все же не в цифрах (да хоть один человек), а в целях и методах.

Еще еще один показательный пример. Во время войны Германия нуждалась в рабочей силе, в том числе и в рабочей силе из СССР. И в Германии оказалось несколько миллионов советских граждан, которые в Германии назывались -- «остарбайтеры» (восточные рабочие). В СССР было принято считать, что все эти люди были насильственно угнаны в Германию, сорваны со своих мест, изгнаны из своих домов.

Но сегодня уже ни для кого не секрет, что какая-то - и довольно значительная - часть остарбайтеров оказалась в Германии по своей воле. Лишь позднее, когда число добровольцев иссякло, оккупационные власти стали прибегать к насильственным мерам. Внушительное число рекламных плакатов, брошюр, агитационных кинофильмов говорит о том, что первоначально оккупационные власти брутальным методам предпочитали агитационно-рекламные, позднее -- сочетали одно с другим.

Нужно понять, что

одно дело – неудержимые страсти, агитация и пропаганда времен войны и затянувшихся послевоенных лет, другое дело, когда жар войны остывает, когда на смену прожженной публицистике приходит какая-никакая, но все же -- история

. Однако, судя по разным приметам, во многих случаях и во многих землях страсти еще не остыли.

А в некоторых случаях градус страстей в ближайшее время и не собирается понижаться. Для многих война никогда не кончится.

От культуры — к военной истории

Какое-то время я занимался историей русской культуры на территории Латвии в годы нацистской оккупации. Приступая к этой теме, я был почти убежден в том, что в официальном поле никаких ростков русской культуры в эти годы не было и быть не могло, что все было подавлено, задушено, расстреляно.

Для порядка все же стал смотреть оккупационные газеты тех лет где, что уже было странно для меня, регулярно печатались объявления о спектаклях, концертах, выставках. (Как? Война, оккупация и -- театр? концерт? Кино?..) В библиотеках и архивах стал я искать программки к спектаклям и концертам.

И что же, найденные материалы говорили о том, что в годы оккупации в Латвии исполняли и Чайковского, и Даргомыжского, и Рахманинова, в Рижской опере (так называлась Национальная опера во время войны) ставили и «Лебединое озеро», и «Пиковую даму», и «Князя Игоря»; организовывали выставки русских художников, иконописи; издавали молитвенники, акафисты, календари, художественную литературу, а не только пропагандистские брошюры.

Пусть изданий, достойных внимания, было мало, но все же они были -- Пушкин, Лермонтов, Лесков, Толстой, Чехов…

Что же со всем этим делать? Конечно, можно все это замолчать из опасений, мол, неправильно поймут, мол, увидят в этом скрытое или открытое намерение обелить фашистский режим.

Даже если сегодня объяснить, из каких соображений этот самый режим допускал, не мог не допустить существование русской культуры, все равно не избежать обвинений. Тут поневоле и задумаешься: молчать ли в тряпочку или все же пытаться рассказать, что, как, зачем и почему?

Сделав это необходимое предисловие, можно подумать и про Саласпилс, про некоторые вопросы и проблемы, связанные с этим словом, с этим местом. Хочу уточнить: темы расположенного по соседству с Саласпилсом отделения одного из лагерей военнопленных мы в этой публикации не касаемся.

Саласпилс: как нам его называть?

Казалось бы, чего уж проще вопроса: что такое Саласпилс? Наименование? Концлагерь или «Расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания».

Юридически, в соответствии с официальным названием, Саласпилс (по-немецки --Kurtenhof)– это именно «Расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания»

(по-немецки:«Erweitertes Polizeigefängnis und Arbeitserziehungslager; по-латышски: «Paplašināts policijas cietums un darba audzināšanas nometne»).

Так Саласпилс значился в документах и реквизитах. И отчасти образовался лагерь как место разгрузки переполненных тюрем. При этом может быть стоит еще учесть, что с 1942 года вся система концлагерей Германии находилась в ведении СС, а Саласпилс подчинялся сугубо местным оккупационным властям. И финансировался ими же; насколько известно, на счет Саласпилса деньги из Берлина в банк не поступали.

Есть и другие параметры, по которым «расширенная полицейская тюрьма» отличается от концлагеря, хотя, конечно, были у них икакие-то общие признаки. Помнится еще, кто-то из заключенных Саласпилса вспоминал,

что в виде наказания из Саласпилса отправляли в тюрьму, а не наоборот.

Повторим еще раз: формально – Саласпилс не должен называться концлагерем. В нацистской Германии исследователи насчитывают не менее пятнадцати видов тюрем, лагерей, колоний и тому подобных, так сказать, учреждений, но нельзя же все эти виды пенитенциарных заведений свести к одному – к концлагерю.

«Да что нам до всей этой юридической казуистики, эквилибристики, -- говорят противники «тюремно-воспитательной» версии. -- Мы знаем, что Саласпилс – это место, где унижали, оскорбляли, мучили, убивали…

Следовательно, Саласпилс – это концлагерь – это ад на земле! И кончайте вашу демагогию!»

Кто же прав? Тут, похоже, случай, где правы обе стороны. Только одна сторона в своих выводах опирается на юридические признаки, а другая –на описательные, психологические, чувственные, лексические. Но вообще, не очень понятно, из-за чего война точек зрения? В реальности, тюрьма, что -- лучше концлагеря? В двадцатом веке слово «концлагерь» -- емкое, насыщенное ужасом и страданиями, для многих оказалось предпочтительнее.

Сколько вас, узники Саласпилса?

Особое возмущение людей, настаивающих на определении «концлагерь» в отношении Саласпилсского лагеря, вызывает вторая часть официального названия -- «лагерь трудового воспитания». Конечно, вполне допустимо иронизировать по поводу этого понятия, но следует учитыватьвот что.

Необходимо уточнить, что вторая часть названия появилась не сразу при основании лагеря, а позднее, когда Саласпилс стали использовать и как место для краткосрочного - до нескольких недель - содержания прогульщиков, так называемых тунеядцев, мелких спекулянтов и т. п.

Для них в Саласпилсе было создано даже особое отделение; в тогдашних газетах спекулянтам, лентяям и прогульщикам обещали в Саласпилсском лагере полноценное «трудовое перевоспитание».

Численность узников? Сколько человек прошло через Саласпилс? Статистика - вещь лукавая, «тому в истории мы тьму примеров сыщем». Например, И.Сталин из воспитательно-политических соображений говорил, что за годы войны число жертв с советской стороны, включая гражданские – семь миллионов, а сегодня называют цифру почти в четыре раза большую. А если еще и документы отсутствуют -- не сохранились или не найдены, как в случае с Саласпилсом... Тут уж методики подсчета неисчислимы, возможности исчисления необозримы.

Многое зависит и от нашего принципиального отношения к материалу, к объекту нашего внимания. Например, 9 января 1905 г. («Кровавое воскресенье»), когда в Петербурге манифестацию, шедшую к царю за милостью, встретили пулями. Разброс жертв: от 429 убитых и раненых до 20 000 тысяч; наиболее распространенная цифра, вошедшая и в Большую Советскую энциклопедию – 4 600 чел. убитыми и ранеными.

Сегодня, при измененном отношении к дореволюционной России, при отсутствии стремления немедленно обвинить Николая II во всех смертных грехах, предпочитают ссылаться на доклад МВД императору: 130 убитых и 299 раненых, то есть цифра, в десять раз меньшая ранее принятой. Даже если учесть, что не все раненые обращались в больницы, что кто-то из убитых был утаен родными, близкими и тайно захоронен, все равно, полагаем, официальная цифра близка к реальной.

Как известно, все сравнения хромают, но все же что-то похожее наблюдается и с численностью заключенных Саласпилса. В соответствии с «Сообщением Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников…» (Рига. 1945, с. 12), в Саласпилсе только погибших – более 56 тыс. граждан.

Эти данные были получены методом экстраполяции: обнаружено столько-то кубических метров земли, занятых под могилы, на каждый метр приходится столько-то тел. Умножаем – получаем. Следует отметить, что Чрезвычайная комиссия работала в спешке, ее выводы были предопределены, носили не столько юридический, сколько политический характер. Ведь определенным образом они были ориентированы на ожидавшийся Нюренбергский процесс.

Во многом советские цифры на этом процессе нашли поддержку со стороны Великобритании, Франции, США. Эти цифры должны были не столько убедить, сколько поразить —игоре побежденным. Важнейшее место в работе Чрезвычайной комиссии отводилось свидетелям, немецкие документы учитывались по мере необходимости.

Так вот, по материалам той же Чрезвычайной комиссии совокупные данные потерь на территории Латвии: убитыми и замученными «свыше 250 тысяч мирных жителей, 327 тысяч советских военнопленных» (Цит. соч., с. 4); встречаются и другие цифры: «свыше 313 тысяч мирных жителей, в том числе около 39 тысяч детей, и 330 тысяч военнопленных» (Быль о Саласпилсе. Сборник воспоминаний бывших узников. Рига. 2007, с. 9).

Относительно недавно в

работах некоторых латвийских историков появились другие подсчеты, в какой-то части документированные, в какой-то предположительные. По этим подсчетам, за все время активного существования Саласпилса (с мая 1942 по сентябрь 1944 года) – совокупное число заключенных в нем, включая транзитные потоки – около 22-23 тысяч.

Эта цифра вызывает возмущение и негодование, саркастическую улыбку ряда публицистов и историков, возникает очередное обвинение в попытках переписать историю, оправдать фашизм и (главное!), -- в стремлении обелить «фашистских прихвостней и приспешников».

И тем не менее, в отношении статистики все же наблюдается некоторое сближение сторон. В последние годы, отвергая цифру «ревизионистов», противная сторона, как правило, не настаивает и на точности результатов Чрезвычайной комиссии; свою статистику сторонники больших цифр пока не предлагают.

Показательно, что Интернет, в основном, представлен результатами Чрезвычайной комиссии, и давние выводы этой комиссии еще на долгие годы будут основным источником информации по Саласпилсу для большинства пользователей «всемирной паутины».

Надеемся, что со временем в архивах все же найдутся более-менее точные цифровые данные. Какой-то ориентир относительно общей численности Саласпилса дают документальные сведения наполнения Саласпилса на 3 декабря 1942 г., 19 января, 1 апреля и 24 мая 1943 г.: соответственно 1800, 1857, 1990, 2203 заключенных, преимущественно местных жителей.

Необходимо еще учесть, что в 1943 году в рамках антипартизанских акций и поисков «неблагонадежных элементов» через Саласпилс прошло более семи тысяч транзитных заключенных из Белоруссии и Латгалии.

Борцы и жертвы: лагерь - один, условия - разные

Уже сегодня ни у кого не вызывает сомнений состав заключенных этой «расширенной полицейской тюрьмы». Саласпилс, ранее числившийся однородным, в основном, представленный сторонниками советизации Латвии и безвинным мирным населением, сегодня видится иным.

Сегодня общепринятым считается, что здесь находились и криминальные элементы, и проститутки, и самогонщики, и дезертиры из Латышского и Эстонского легионов, и проштрафившиеся чины полицейских батальонов из Латвии, Литвы и Эстонии, и литовские офицеры со своими представлениями о том, каким быть вооруженным силам Литвы.

Среди узников Саласпилсского лагеря былии противники оккупационного режима из латышских национальных кругов, активизировавшиеся в ситуации вероятного поражения Германии

после Сталинграда, других успешных операций союзников и стремившиеся оповестить о своей активизации соответствующие инстанции на Западе…

Хорошо бы только уточнить, сколько людей прошло по этим категориям (прикидки известны - около 4000 тыс.), каковы были сроки заключения этих категорий.Полагаем, как правило,сроки у некоторых из нихбыли недолгими.

Конечно, голод и холод сопровождали узников Саласпилса, в этом ни у кого нет сомнений. Но ведь кроме зимы в Саласпилсе бывало и лето... Конечно, голод, но ведь на первом (самом голодном!) этапе существования Саласпилса для части (пусть и незначительной) заключенных не было ограничений в посылках. Затем число посылок в месяц свелось к двум, с августа 1943 г. – к одной, весом не более 15 кг.

Об этом можносудить по некоторым письмам из Саласпилса и другим источникам. Конечно, поди собери эти 15 килограммов! Но кому-то собирали, отказывали себе, но собирали. Не всегда, правда, посылки достигали адресата в неприкосновенности, разворовывались на пути. Еще два раза в месяц определенным категориям заключенных можно было рассчитывать на бандероли с разной важной мелочью; в некоторых письмах из лагеря заключенные просили родных присылать в этих бандеролях газеты и журналы; в одном из писем содержалась просьба подписать адресанта на газету…

Жизнь против смерти: письма из Саласпилса

Во многих статьях, посвященных Саласпилсу, речь идет о том, что заключенным выдавали в день всего 200 граммов некачественного хлеба и полулитровую тарелку супа из гнилой капусты. Допустим, хотя на март 1942 года есть сведения (письмо одного из заключенных. Строителя?..) о хлебном пайке в 300 граммов и литре супа.

Нормы пайка (как и право на посылки и бандероли) не были постоянными. Опять-таки, судя по некоторым письмам заключенных Саласпилса, в феврале 1943 года хлебный паек – 380 граммов, в июле – 500… Надо, конечно, учитывать, что для разных категорий заключенных – разные условия, зависел паек и от уровня трудоемкости работ.

Мы не знаем, паек в 500 граммов, -- может быть, это только для так называемых «передовиков производства», на тяжелых работах… Или сведения о 500 граммах только затем, чтобы успокоить родных?

"Рижский альманах", №4, 2014. Борис Равдин. «Саласпилс» в письмах из «Саласпилса» и газетных статьях 1942-1944 гг

Переписка. Иным категориям заключенных письма были запрещены, для других: из лагеря одно письмо в месяц, в лагерь – без ограничений. Некоторые заключенные разными путями обходили эти правила, отправляли письма на волю в обход лагерных норм и цензуры. Читаю одно из таких бесцензурных писем в собрании Музея оккупации, трудно поверить глазам.

Саласпилсских заключенных выводили на разные работы, в том числе, на торфяные болота. Так вот, вижу в письме одного из заключенных инструкцию, насколько помнится, жене: как добраться до Саласпилса, как и во сколько пройти к болоту, где встать, чтобы встретиться – к письму приложена схема.

Случай, конечно, не рядовой, но и не единственный.

Ожидаемая и вполне понятная реакция ряда читателей – да у вас тут не концлагерь, а чистый курорт, дом свиданий какой-то. Что можно ответить?Нет, Саласпилс -- не курорт, не дом свиданий, но и не лагерь преднамеренного уничтожения (были и такие, таксказать,специализированные).

Эпизод со свиданием в лесу, на мой взгляд, говорит одругом. О том, что

война не всесильна, тюрьма, лагерь не всемогущи; что, конечно, не отменяет тюремно-лагерного насилия, унижений и страданий.

Ведь пойманным на свидании грозило суровое наказание, но жажда увидеть родных и близких была сильнее угрозы смерти.

Часть заключенных Саласпилса позднее оказалась в Германии, в концлагере Штутгоф. В Военном музее Латвии хранятся письма (декабрь 1943, апрель 1944 г.) заключенного К.Саулитиса из Штутгофа своей жене с благодарностью за полученные им в концлагере посылку и денежный перевод.

Посылка и денежный перевод узнику концлагеря? Письмо из концлагеря? Можно ли такое было представить? За «особые заслуги» или в рамках принятых в Штутгофе правил? Узники тюрем и лагерей не обязаны помнить и говорить обо всех изменениях лагерного режима и рациона; да и память -- вещь податливая, услужливая.

В публицистике трудно удержаться, чтобы не принять эксцесс за норму, но в исследованиях, вроде бы, принято рассматривать все варианты, стараться давать картину в динамике, если, конечно, динамика была.

Но чем точнее будет статистика, чем полнее будут данные по «окраске» заключенных, чем шире будет исследована и представлена картина лагерного пайка, тем яростнее пойдет борьба по некоторым другим вопросам, связанным с Саласпилсом.

Никогда, полагаю, не найдется путей сближения между оппонентами относительно участи детей Саласпилса, как правило, оказавшихся здесь в рамках выявления «неблагонадежных элементов» в Латгалии и антипартизанских акций в части Белоруссии. Речь прежде всего идет о насильственном детском донорстве.

Детское донорство: Миф? Или страшная правда?

По сведениям Чрезвычайной комиссии, в Саласпилсе насильственному донорству было подвергнуто около 12 000 детей, добытый «материал» -- около 3 500 литров крови (См.: Обвинительное заключение по делу о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков на территории Латвийской, Литовской и Эстонской ССР. Рига. 1946, с. 18).

Сегодняшняя точка зрения части латвийских историков – достоверные сведения о насильственном детском донорстве отсутствуют; число саласпилсских детейв совесткой историографиизавышено в несколько раз; если у детей и брали кровь, то разве что для анализов в страхе перед лагерными эпидемиями.

Нам самим - и при посредстве наших коллег - удалось опросить по этой болезненной проблеме несколько бывших узников Саласпилса. Одни настаивали на том, что да, конечно, брали кровь – для немцев; другие, да, брали кровь – для военнопленных, содержавшихся в соседнем с Саласпилсом лагере; третьи объясняли, что услышали о насильственном донорстве довольно поздно, в 1960-е годах, когда строили Саласпилсский мемориал; четвертые: ничего такого не было, но говорить об этом не буду.

Насколькомнеизвестно, впервые тема насильственного донорства на территории Советского Союза возникла в американском художественном фильме «The North Star» («Северная звезда»), вышедшем на экраны в начале ноября 1943 г. ; эпизод: 1.14.40 – 1.19.23).

Фильм «The North Star» («Северная звезда»), 1943 г. О принудительном донорстве - см. эпизод: 1.14.40 – 1.19.23).

В советской печати впервые заговорили о насильственном донорстве в Латвии не позднее начала декабря того же года; причем, первоначально речь шла о «выкачивании крови» не у детей, а у юношей и девушек, зачастую о полнейшем их обескровливании, до летального исхода (См., например, газету «Cīņa» за 14 декабря 1943 г.).

Надо сказать, обескровливание – один из важнейших мотивов в мифологии многих народов, а от преобразования метафорического кровопийцы, вурдалака, вампира, упыря в фигуру с медицинским инструментом, в убийцу в белом халате – один шаг.

Так вот, повторюсь,

на мой взгляд, в обозримом будущем проблема насильственного детского донорства, как и преднамеренного убийства детей в Саласпилсе, разрешена не будет. Стороны останутся при своем мнении.

По свидетельским показаниям известно, что в лагерной больнице детям Саласпилса в прямую кишку вводили мочу, что часто рассматривается как изуверский способ умерщвления.

Имеем ли мы право при этом вспомнить о давней практике уринотерапии, например, расцветшей в СССР в 1930-х гг. Надо ли об этом помнить? Надо ли об этом думать?

Известно, что в Саласпилсе при эксгумации в 29 случаях был обнаружен мышьяк.

Но одни будут утверждать, что это очевидное доказательство преднамеренного убийства, а другие вспомнят, что в микродозах мышьяк показан при анемии и предположат: не исключено, что ослабленных детей в Саласпилсе пользовали мышьяком, как некогда было принято в медицинской практике.

Но каково пережившим Саласпилс, их родным и близким слышать эти версии! «Как, -- скажут они, -- в Саласпилсе детей не только губили, но могли и лечить!?»

Недавно в Интернете прочел, что в сегодняшней Латвии некий стоматолог (одной национальности) намеренно оставил в зубах ребенка (другой национальности) мышьяк, который используется при умерщвлении нерва, а затем должен быть удален. Повериминтернету?.. Наверное, кто-то и поверит.

Саласпилс: войны мирного времени

Дело отчасти и в том, что многие проблемы, связанные с Саласпилсом, лежат не столько в истории, сколько в сегодняшнем дне.

События последних десятилетий, распад Советского Союза, ограничения в правах для неграждан Латвии многими воспринимается как государственное, национальное и личностное унижение, как трагедия.

Распад страны, ощущение своей политической и общественной неполноценности -- это среда, в которой набухают и кровоточат старые раны, открываются новые. И любые попытки положить историю Саласпилса на рельсы, идущие поперек многим воспоминаниям и результатам Чрезвычайной комиссии, мгновенно воспринимаются многими и еще долго будут восприниматься как стремление обелить нацизм и их вольных и невольных сообщников, вчерашних и сегодняшних.

Не всегда находится возможность возразить по делу, найти тот или иной аргумент. В Интернете, в массовой(и не только в массовой!) печати основное оружие оппонентов, как с одной стороны, так и с другой, как на территории Латвии, так и за ее пределами – ярость, ирония, сарказм, гроза.

Нет, чтоб на пару секунд задержать дыхание перед словесным выстрелом, так автоматом извергается россыпь разноцветных обвинений и оскорблений, да все метят в поддых, в поддых, чтоб побольнее, чтоб побольнее.

Интересная вещь Интернет и его лексика, стилистика… Где участники «дискуссий» такие слова и выражения берут, на каком армейском складе, в каком новейшем письмовнике?..

Хотя иногда и с высоких трибун слышится нечто подобное.

Тема Саласпилса чрезвычайно чувствительна для всех сторон. Может быть отчасти потому в недавно вышедшем базовом исследовании, посвященном Саласпилсу: K.Kangers, U.Neiburgs, R.Vīksne. «Aiz šiem vārtiem vaid zeme. Salaspils nometne 1941-1944» («За этими воротами стонет земля»; Rīga. 2016), на наш взгляд, слишком много внимания уделено концепции Саласпилса в советской историографии и ее сегодняшним последователям.

Или нет, давайте сформулируем несколько иначе: по мнению авторов этой книги, советская историография Саласпилса -- в значительной степени пропагандистский материал, миф. Почти нет возражений. Но

можно подумать, что мифология – это прерогатива Советского Союза и сегодняшней России. А разве в истории Латвии, в истории других стран мы не найдем примет этой самой мифологизации?

И в семье редко кто готов променять семейные легенды на документы, даже заверенные семью печатями. Очередной пример. В семье моих близких знакомых существует рассказ об одной из достойных представительниц рода, еще на заре ХХ века вышедшей замуж в 19 лет и в дальнейшем пережившей трагедию политического ареста и ссылки; рассказ этот передается из уст в уста, из поколения в поколение.

Случайно мне попался документ, из которого следует, что возраст замужества героини этих рассказов следует увеличить на 9 лет, т.е. свадьба случилось не в 19 лет, а в 28, в возрасте, как считалось ранее, близком к порогу старой девы, а потому слегка подправленном, подкрашенном. Стоит ли мне демонстрировать потомкам этот документ? Допустим, я все же его покажу, но поверят ли правнуки и пра-правнуки тому, что их прабабушка и пра-прабабушка надела фату не в цветущие 19 лет, а в 28 с несколько подвявшим хвостиком? «Документ?.. Но ведь бабушка говорила: «Было мне тогда девятнадцать лет!»». Да она и сама в это верила!

Остается добавить общеизвестное: община, общество, государство не могут жить без мифа. А вот без истории существовать могут запросто. Конечно,

мы не коснулись многих тем, связанных с Саласпилсом, мы лишь на некоторых примерах попробовали показать, какие сложные узлы завязаны на Саласпилсском историческом полигоне.

На мой взгляд, среди важнейших тем, терпеливо ждущих своего часа есть такая. Надо бы попытаться понять, что происходило в сознании людей, оказавшихся в Саласпилсе, как складывались отношения между столь разнородным населением там, где, по словам одного из узников Саласпилса поэта Эйжена Вевериса, «за воротами стонет земля»…

Все материалы рубрики «Спорная история» читайте здесь

Все материалы рубрики "Спорная история" читайте здесь