Неизвестные страницы истории сибирских латышей

 - Марина Леонтьевна, несколько лет назад Астра Курме - тогда она работала послом Латвии в России - журналистам рассказывала, что Ваша симпатия к латышам и балтийцам давняя, из детства, что Вы вместе с латышскими ребятами росли… Это так?.. Действительно личная история повлияла на создание Центра балтистики на филологическом факультете МГУ?

-  Так, да не так!.. Действительно, латышей я с детства очень люблю. Вот только Центр балтистики я задумала открывать вовсе не поэтому… Нельзя сегодня русским филологам обойтись без знания балтийских языков. Сейчас я Вам все по порядку расскажу.

- Расскажите!.. Ваша официальная биография в Википедии ведь  начинается с того, что окончили среднюю школу Вы в городе Подольске…

- Да, но началась моя школьная жизнь очень далеко от Москвы и Подольска. В Сибири.

Дело было так. Началась война, и нас эвакуировали. Весь Подольск эвакуировали в Томск. Но мы с мамой и бабушкой почему-то остановились в Омске.

Мама была учительницей, преподавала русский язык и литературу: то ли там ей предложили работу, то ли еще что-то, но мы остановились в Омске. А потом я помню, как мы долго-долго плыли на пароходе, был октябрь месяц, 16 октября 1941 года мы выехали.

Мы доплыли до точки, которая называлась Тара, повернули и 50 километров еще ехали в сторону – к  Васюганским болотам, в тайгу.

Там нас и еще одну украинскую семью поселили. Мы ничего не знали, что там за место такое… Нормальная эвакуация, и все.

- Васюганские болота многие как страшное место вспоминают…

- А нам там хорошо было!.. У маминой подруги сын, приехавший туда, был болен туберкулезом позвоночника. Так эти Васюганские болота его вылечили!.. Этот таежный воздух, этот шиповник… За три года, что мы там были, и следа от костного туберкулеза не осталось.

Поселили нас на учительском хуторе, где жили уже несколько учительских семей латышей, и только мы там были русские, и еще была украинская семья.

- Хутор там уже существовал, когда вы приехали?

- Хутор существовал, причем с очень хорошими школьными зданиями, с общежитиями для ребят, потому что латыши в школу пешком приходили, а эстонцы приезжали на лыжах и оставались в общежитии с понедельника до субботы. Где-то там в лесах было поселение эстонцев.
 

- Это были высланные латыши? Ссыльные?

- Нет, это были латыши и эстонцы, которые когда-то переселились в Сибирь, сбежали от остзейских баронов в поисках земли и поселись в этих краях.  Мы с Ольгой Владимировной (О. В. Синева - руководитель Центра балтистики филфака МГУ. - Прим. авт.) проверили эту информацию. Да и исследования это подтверждают.

Сначала были различные хутора. Потом - в 30-е годы - их сселили вместе - в села. 

Село Курляно-Дубовка было неподалеку от школы, там были нормальные, добротные дома,  школа рядом, а еще - огромное кладбище, уж не знаю, сколько веков ему было…

- Там совсем рядом с Курляно-Дубовкой есть село Бобровка, где и сейчас еще по-латышски говорят. Не слышали?..

- Не знаю, нет. Меня ведь совсем маленькой в эвакуацию привезли… Когда приехали, мне было всего пять лет.

- Бобровка от Вашего села километрах примерно в десяти… Там буквально на днях побывали коллеги, журналисты нашего портала TVNET, которые проехали по Транссибу, чтобы посмотреть на Россию из окна поезда. И в Бобровку,  к латышам Сибири, тоже добрались, специально туда заехали…

- Мне всю жизнь хотелось туда поехать, хотелось доплыть и посмотреть, как там сейчас и во что это все превратилось.

И когда туда собиралась латвийская делегация во главе с послом, я просила: возьмите меня с собой. Но не сложилось. Теперь, наверное, уже и не доберусь…

А мне даже во сне иногда снится, какие там стоят дома, какие-то там "хрущовки" построили, может быть…

- А как в Ваше время все там выглядело?

- А в наше время там был учительский хутор - это два школьных здания, два общежития и учительские дома.

В домах жили учителя-латыши, и нас тоже там поселили. А под горкой - километрах в полутора-двух от хутора - было большое село Курляно-Дубовка.

В первый класс я там и пошла. И учила меня там любимая моя учительница Лейман Елизавета Ивановна, которая мне и почерк поставила, и грамотность сформировала.

Она вызывала меня к доске и говорила: "Напиши слово "корова". И ставила меня всем в пример: "Вот как надо писать: кО-ро-ва!.. А не так, как пишите вы…" А учились мы вместе - первый класс и третий класс.

Вот так мы и стали жить с латышами. Русских нас было в школе только двое - я и Ира, дочка маминой подруги. И жили мы там все очень дружно, очень хорошо.

Как латыши в школе власть сменили

- Директором школы сначала назначили украинца Василенко. Но ни Вере Цируль, ни Дзидре Озолинь, ни остальным он не понравился. А там были еще два учителя-мужчины - не помню фамилий, они после фронта и после ранения в школу работать пришли.

Когда директор латышам не понравился, они моей маме сказали: "Лудмила, мы сделаем тебя директором школы!". Мама посмеялась, спросила: "Как же вы меня директором будете делать?".

А они сказали, что очень просто: как будет этот директор приходить, они все будут говорить по-латышски…

Мама возразила, что, мол, я-то по-латышски не могу. "Ничего, - говорят ей, - мы тебе напишем, выучишь несколько фраз, а если неправильно скажешь, он же все равно не поймет"… 

Одним словом, так они директора и выжили, и мама года три была там директором школы.

Тетя Катя, мамина подруга, тоже что-то в школе преподавала, только я не знаю, что… И я в первый класс в эту школу пошла, в латышскую.

- Школа была для латышских и эстонских ребят. А преподавали на каком языке?

- На русском преподавали… Стали мы вместе учиться. Бумаги не было, писали между строк на старых латышских книгах. Но книги эти были разлинованы по косой, чтобы мы правильно писали буквы.

- Прямо как настоящие прописи!..

- Как прописи, да… Так мы и писали русские буквы между латышских строк.

И любимая моя учительница Елизавета Ивановна совершенно потрясающе меня научила, во-первых, читать, во-вторых - писать, в третьих - писать грамотно.

Она  мне подарила очень хороший почерк. Сейчас, правда, я его несколько растеряла…
 

Вот так я проучилась там первый класс. Во второй класс я пошла уже в Подольске, когда мы вернулись из эвакуации.

День рождения с сибирским мороженым

- Жили мы дружно. Помню свой день рождения, это, наверное, когда мы в первом классе учились. Бабушка нам стол приготовила.

Вижу как сейчас: по тропинке от дома Озолиней идут девочки ко мне на день рождения. У всех завязанные узелком в косынку мисочки, а в них - замороженное молоко…

- Мороженое?!

- Мороженое!.. И еще они принесли очень красивые старинные открытки, дореволюционные, которые, к сожалению, потерялись потом. Но я ясно-ясно помню эту картину: ясный день, снег, и вереница девочек идет ко мне на день рождения.

И вот что я должна сказать: жили мы не забытые миром. Ведь очень далеко, и война…

Но к каждому празднику - к советским праздникам и к Новому году - в школу присылали большую головку шоколада, сахар желтого цвета и еще чего-то много.

И я помню, как бабушка делила этот шоколад поровну на всех школьников. 

- Много школьников было?..

- Много. Ведь и село большое, и общежитие при школе. Еще бабушка всегда читала по вечерам в общежитии вслух. Помню: свет, лампа горит, бабушка читает книжку… Ваше поколение, наверное, не помнит уже книжек писателя Бориса Жидкова…
 

А она нам читала "Что я видел" - как мальчик  путешествует на поезде, как вокруг летают самолеты, ходят поезда.

И ей всегда говорили: "Марья Петровна, это Вы нам какую-то сказку рассказываете… Такого быть не может! Ну какие самолеты?…»

А она отвечала: "Ну как же, ведь над нами же тоже пролетают самолеты иногда…". Кстати, самолеты действительно над нами не забывали пролетать. Следили, не горит ли тайга, нет ли где пожара.

Сейчас, когда пожары часты и горят неделями леса, я это всегда вспоминаю. А ведь тогда война шла, и все равно следили, и не горело.

 

"Какой у тети Кати хлеб - красный или зеленый?"

- Еще учителям присылали четыре раза в год муку, и люди сами пекли себе хлеб.

У бабушки хлеб всегда был сероватого цвета. И она мне говорила: "Марин, пойди, посмотри, у тети Кати сегодня какой хлеб - красный или зеленый?..".

Это потому, что

тетя Катя в первый день настоящий хлеб пекла на две недели вперед. А потом приходилось муку смешивать с лебедой или со свеклой, и хлеб получался зелененький или красненький.

Знаете, интересно что и зарплаты учителям тогда регулярно платили, в отличие от нынешних времен. А ведь это же край света! Дальше - за Васюганскими болотами - там уже была тундра…

- С деревенскими обитатели учительского хутора тоже общались?

- Очень хорошие были отношения с деревней. Мы к ним ходили, они - к нам. Приходили за советами к бабушке - почему-то местные считали, что все-то она знает.

В воспоминаниях многих людей война неразрывно связана с голодом. У меня таких понятий нет. У нас около домов был огород, и бабушка там выращивала картошку, морковку, свеклу - все было свое.

- Не мерзлота там еще? Можно было картошку вырастить?

- Бабушка первой, наверное, там стала выращивать картошку из глазков. Картошки не хватало в первый год, было мало, вот она сама и додумалась из глазков выращивать. Сама, никто не подсказывал. И потрясающая картошка выросла!..

Потом бабушка и свинку завела. Пришел кто-то из деревенских, свинку забил - у нас и колбаса была, и мясо, все у нас было. И куры бегали по двору… А поскольку несколько хозяев было, то у кур были разного цвета пятнышки на боках - у кого красное, у кого синее.

О любви к цветам и "лохматым" букетам

- Вы учились и дружили с детьми, а Вашу маму дружба связала  с латышскими учительницами… Что особенно запомнилось?

- В очень хороших отношениях мы все были с латышами. У мамы всю жизнь потом хранилось прекрасное письмо от Веры Цируль, даже не письмо, а целое послание -  на потрясающем русском языке она написала его маме на память, когда мы уезжали.

Там было о диких цветах, которые на воле растут, о том, что мама, как садовый цветок, среди них появилась… Еще у мамы была фотография, подписанная "Мои латышки".

За все время, что мы там были, один только раз приехал фотограф, и они сфотографировались. Где-то хранится рисунок, как наш учительский хутор выглядел.

Когда мы уезжали, нас с мамой и бабушкой все  эти учительницы и два учителя провожали все вместе до Тары - а это почти пятьдесят километров от Курляно-Дубовки. Я ехала на телеге, а они все шли пешком, и проводили нас до парохода.

Так что это были светлые годы жизни и светлые годы дружбы. И так было в жизни не только моей. Это были светлые годы дружбы и для моей мамы:

я просто видела, как они к ней относятся и как она к ним относится.
 

- Вера Цируль… Она что у вас преподавала?

- Мне она не преподавала, нет. Она в старших классах работала, школа была семилетка, и даже не знаю, какой она предмет вела… Мне в первом классе все преподавала Елизавета Ивановна Лейман.

- Она тоже латышка?

- Да, она тоже считалась латышкой - жила в латышской деревне, разводила такой же палисадничек, как у всех…

Много лет спустя, уж не помню, в какой из прибалтийских республик, я такой же садик перед домом увидела… О, Господи, все детство мое рядом с такими садиками прошло!..

Кстати, я до сих пор люблю такие вот лохматые букеты, составленные из разных цветов - маме такие и приносили… Люблю не розы, не гладиолусы, а такие вот собранные из всего букеты…

- Ваша мама - Людмила Сергеевна Матвеева - она в войну ведь совсем молодая была?

- Тридцать два года ей было, когда мы приехали.

- А долго вы жили в Сибири?

- Три с половиной года. Но и потом взаимоотношения с Курляно-Дубовкой и нашим учительским хутором продолжались еще много лет после войны.
 

Послевоенное: Рига, Таллинн, Ганушишки...

- На протяжении лет примерно десяти к маме приходили ребята, выпускники этой школы. Либо под Москвой там в армии служили, либо переехали, либо учились, либо еще что-нибудь.

Чуть ли не каждые субботу и воскресенье - тогда они были рабочими - раздавался звонок в дверь, и бабушка звала: "Людмила, там твои латыши приехали!..".

И снова начинались разговоры, воспоминания.

- Именно латыши приезжали?.. А эстонцы?

- Эстонцы тоже в нашей школе были, они жили в общежитии, но как-то дружбы не получалось. Много лет спустя, когда сама уже после окончания университета работала в школе в Подольске, я своих ребят возила в разные места. В Прибалтике мы были весной, все цвело - где-то акация, где-то сирень…

- В Риге - сирень! Так ведь? Мне мама рассказывала, как когда-то просто влюбилась в Ригу с первого взгляда, потому что повсюду цвела сирень…

- Точно, в Риге - сирень. Знаете, в Латвии и в Литве у нас даже не возникло ощущения, что мы находимся в другой стране… 

А вот в Таллинне нас обидели: решили мы с ребятами пойти в кино и на улице спросили дорогу.

Когда девочка спрашивает у девочки, а в ответ слышит, что да, хоть я и говорю по-русски, но вам объяснять ничего не буду… Нам это было слышать обидно и странно.

Но Таллинн я все равно очень люблю. А уж как я люблю Ригу и ваш Этнографический музей!.. Мне просто хотелось там раствориться в этой земле, в этой траве.

Мы ходили там сами, никто нам музей не показывал, мне кажется, мы даже там никого и не встретили. Это было давно, в 1969 году, за год до смерти папы я поехала в родные его литовские Ганушишки…

С Прибалтикой у меня в жизни очень многое связано. У меня  ведь папа родился в деревне Ганушишки Тракайского уезда Виленской губернии. Правда, родился он в семье управляющего именем графа Олсуфьева, но тем не менее…

Потом я и сына туда съездить заставила.

Сын мой, между прочим, всем городам предпочитает один город на свете, и на все праздники ездит в Ригу. У него даже была идея Машу - внучку мою и дочку свою - послать учиться в Ригу.

Спрашиваю: а как же быть с латышским языком? Ничего, говорит, выучим. Так что у прекрасной Ириты Саукане, которая преподает латышский язык у нас в университете, скоро может появиться еще одна ученица…

(Окончание следует).

P. S. Бывшее именье Ганушишки (Литва) - это современный город Онушкис.