Ведущие российские экономисты потребовали ввести в стране жесткий карантин, чтобы не допустить дальнейшего распространения коронавирусной инфекции.

Они считают, что карантин нужно ввести вместо нерабочей недели, объявленной президентом Владимиром Путиным.

По мнению авторов обращения, неделя отдыха приведет только к дальнейшему распространению коронавируса. Кроме того, ученые призывают власти масштабно поддержать экономику и граждан — на общую сумму в пять — десять триллионов рублей.

— Почему именно экономисты решили выступить с обращением по поводу коронавируса?

— Мы выступаем по чисто экономическому вопросу — к врачам или эпидемиологам он имеет очень небольшое отношение. Мы говорим о том, что имеет отношение к экономическому анализу, о том, что будет серьезный экономический спад, и это идеальный случай спада, когда государство должно расходовать средства, чтобы этот спад пройти.

— Вы надеетесь, что ваше обращение может изменить позицию власти? Кажется, у нас не очень принято, когда власть меняет подобные решения.

— Я не думаю, что индивидуальные действия одного человека — или даже 14 человек — могут играть какую-то важную роль. Но если нам таким образом удается сдвинуть чашу весов в правильную сторону — уже хорошо.

— Очевидно, что жесткий карантин очень сильно ударит по экономике. Почему вы, как экономисты, призываете именно к нему?

— Мы считаем, что ущерб от смерти людей намного-намного превышает даже очень большие потери в ВВП. Сергей Гуриев в своей сегодняшней колонке в «Ведомостях» рассказывает о подсчетах стоимости человеческой жизни в США и о том, что если отказаться от жесткого карантина, то потери будут порядка 66 триллионов долларов. То есть все расходы на борьбу с эпидемией, которые рассматриваются конгрессом, — это мелочи по сравнению с тем, что будет, если умрут эти миллионы людей, которые остались бы живы при жестком карантине.

В России подобные хорошие подсчеты не сделаны, но даже если оценить человеческую жизнь в условные 10 миллионов рублей и умножить это на миллион, то получим невероятную сумму.

Все считают, что смерть людей — это экономически ничто, но это не так. Это смерть огромного количества человеческого капитала. Мы считаем, что ее необходимо избежать.

— Как считаете, почему власти пошли на мягкий вариант мер против вируса?

— Лично мне кажется очень важным указать, что правительство недооценивает, какого размаха кризис наступает. И с какой скоростью он развивается.

При этом сам вариант на самом деле не мягкий. Он просто несколько инерционный. Российские власти движутся в правильном направлении, просто слишком медленно. А мы видели на примере других стран, что 2–3 недели промедления могут играть большую роль.

— А мы уже можем предполагать, какого масштаба кризис нас ждет?

— Этот кризис совершенно беспрецедентный, поэтому, естественно, мои оценки почти из воздуха. Думаю, что речь может идти о потере 10–15% ВВП в этом квартале, а дальше, если все пойдет нормально, то порядка 3% по итогам года. Эти 3% сложатся из больших потерь сейчас и восстановительного роста потом.

— Это если все факторы, включая коронавирус, удачно сойдутся? Ведь сейчас валится все и во всем мире.

— Да. Например, этот хороший сценарий для нашей экономики включает хороший сценарий для американской экономики. Допустим, рынок нефти не может восстановиться без того, чтобы американцы начали просто ездить на работу, как до коронавируса.

Потеря в 3% ВВП для российской экономики — это оптимистично-реалистичный сценарий. Это будет значить, что правительство справилось и все справились.

— А каков пессимистичный сценарий?

— Думаю, что это что-то типа перехода к военному потреблению и уровню жизни. Конечно, разница большая: бомбы не будут падать и люди не будут умирать от них, но люди будут недоедать. Это, собственно, американская Великая депрессия. С нашим началом 90-х трудно сравнивать, потому что тогда уровень жизни и уровень потребления были очень низкими. Мы долго втягивались и привыкали к этому. Сейчас переход будет очень резким.

— В обращении вы вместе с другими его составителями пишете, что государство должно выделить 5–10 триллионов на помощь гражданам и бизнесу. Кому и как эти деньги нужно раздать?

— Прежде всего гражданам, но и бизнесу тоже. Лично я считаю, что нужно раздать всем гражданам определенную сумму. Если так нельзя раздать, то нужно добавить какую-то разовую выплату пенсионерам и принять меры по повышению пособия по безработице. Что-то придумать для неформально занятых.

— А что делать с бизнесом?

— Бизнес немного меньше [нас] беспокоит, потому что у правительства есть планы по раздаче денег. Но если вы посмотрите новости последних дней, то увидите, что многие бизнесы уже заранее начали говорить, какие у них большие проблемы. Проблема любого правительства в том, что в кризис за помощью обращаются все: и те, кто оказался в кризисе из-за того, что выплатил все деньги акционерам, и те, кто реально пострадал.

Раздача денег гражданам — это отчасти выход из этого положения. Уже не правительство, а граждане решат, чьи товары они купят и кого они поддержат.

— Как вы в целом оцениваете экономические меры, которые предложил Путин?

— Мне кажется, что они правильные по направлению. Но мне кажется, что они недостаточны. А также мне кажется, что такие меры — это индикатор непонимания срочности и масштаба ситуации. Кажется, что при осуществлении этих мер больше заботы о сведении бюджета — чтобы расходы компенсировались доходами, рассрочки вместо безвозмездной помощи и так далее. Фокус на том, как мы оплатим эти расходы, мне кажется, показывает, что нет понимания, насколько глубокий этот кризис.

— Откуда вы предлагаете брать деньги?

— Есть Фонд национального благосостояния. В нем много денег. Они на черный день. Трудно представить, что нас ждет более черный день.

Также у нас есть большие возможности по заимствованию. У нас относительно маленький долг. Если необходимо, надо заимствовать. Если сейчас не смягчить кризис, то последствия будут дороже.

— Еще одна мера — нерабочая неделя с сохранением заработной платы. Это не абсурд с точки зрения экономики и бизнеса?

— Это следование все той же очень консервативной логике. В каком-то смысле 20 лет президентства Путина — не считая 2008–2009 годов — это логика постоянного увеличения подушки безопасности. И вот эта неделя за счет бизнеса в этой же логике. Конечно, думаю, было бы правильно компенсировать бизнесу затраты.

— То есть, по сути, Путин приказал частному бизнесу заплатить за его решение?

— Именно.

— Мы можем оценить экономический эффект от этой недели?

— Мне кажется, основная угроза этой недели — медицинская. Вместо карантина введена нерабочая неделя.

Но карантин — это не только патрули на улицах. Очень важно еще и то, когда лидеры стран выходят и объясняют, что нужно посидеть дома, почему это важно, и то, что у государства есть средства, чтобы смягчить последствия этого.

— Экономический ущерб от нерабочей недели был бы сравним с неделей настоящего карантина?

— Думаю, что потери от жесткого карантина и нерабочей недели были бы близкими. А бенефитов от нерабочей недели нет.

— Мы можем оценить, насколько долгий жесткий карантин Россия может выдержать с точки зрения экономики? Чтобы не наступил момент, когда людям нечего будет есть.

— Думаю, что нечего есть — это годы [карантина]. А чтобы все стало совсем неприятно — несколько месяцев. Но у российского правительства есть ресурсы, чтобы все это было неприятным переживанием, а не чем-то, приближающимся к военным условиям.

Павел Мерзликин