Тридцать лет назад на украинском церковном кладбище, где похоронены мои русские предки, я преклонил колени рядом с опиравшейся на палочку старушкой в черном платке. Позади нас стояла русская церковь, которую на территории своей усадьбы построил мой прадед; здесь же он и похоронен.

Эта старушка была последней из жителей деревни, кто мог припомнить времена, когда там жила моя семья. Ей было шесть или семь, она прибежала к двери на кухню большого дома с черникой в переднике, а сестра моего деда угостила ее ложкой горячего варенья из черной смородины.

Потом началась Большевистская революция, моя семья бежала, церковь закрыли, а советские деятели из города со временем конфисковали зерно, забрали кулаков, а всех остальных оставили голодать. Голодомор (голод, устроенный Сталиным Украине) вынудил людей, возделывавших самые плодородные земли Европы, есть траву.

Затем пришла война, нацисты подожгли деревенские хаты и убили местных евреев. Старушка сидела рядом со мной в церкви, рассказывала свою историю, а в конце, очень худая, прислонилась ко мне и начала выть.