Латвийский офицер Юрий Тимофеев принял участие в операции по борьбе с пиратами в Индийском океане. Всего за 20 дней он пополнил свой персональный военный счет захватом пиратского судна и спасением 16 обреченных на смерть.
Латвийский водолаз против сомалийских пиратов (1)
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
А до того за Тимофеевым числились 187 успешных разминирований, в том числе спасение целого города Вентспилс от верной погибели — взрыва обнаруженной на дне канала со времен Второй мировой бомбы весом аж в тонну.
Журналу Открытый город удалось взять интервью у Юрия Тимофеева.
В прошлом году Франция предложила Латвии направить одного из офицеров для участия в международной антипиратской операции «Аталанта» в Сомали. Им стал капитан-лейтенант Юрий Тимофеев.
«Первые пойманные пираты повергли меня в состояние шока, — говорит латвийский офицер. — Это были дети 15-17 лет. Возраст моего сына. Худые, загнанные, очень бедно одетые ребята. Их шансы на выживание минимальны. Баснословные прибыли от пиратского бизнеса достаются не им».
А сколько нужно пиратам и что они требуют?
Только деньги. Никакие ценные грузы их не интересуют — их некуда продать. Если в 2005 году суммы залогов начинались с 500-800 тысяч долларов, то после того, как пираты попали в центр общественного внимания и с ними начали бороться, их такса резко возросла: меньше чем с 4 миллионов долларов торги даже не начинают. Объясняют, что им приходится больше атаковать и вовлекать больше людей — себестоимость растет. Пиратство приняло форму конкретной коммерции.
Неужели вооруженные по последнему слову техники военные корабли не могут справиться с прогнившими корытами пиратов?
Все не так просто. Весь океан не проконтролируешь: радар дальше горизонта не видит, а это около 25 морских миль. Глазами крохотную лодку в океанской волне вообще заметить трудно. Представьте себе, что территорию размером с Латвию контролируют три патрульных корабля с круговым обзором 25 миль, — это капля в море. Точнее, в океане.
Почему корабли сдаются пиратам, а не отбиваются?
Тут все зависит от политики судовладельческой компании. Большинство владельцев судов считают, что человеческая жизнь ценнее, чем груда металла и перевозимый товар. Корабли, конечно, укрепляют, как могут. Кое-кто может себе позволить минимальную охрану, но это, скорее, единичные случаи. В основном же судовладельцы считают: если уж захватили — заплатим и поплывем дальше. Главное, чтобы все были живы-здоровы.
Как обращаются с заложниками?
Как правило, экипаж разделяют на две части. Одну отправляют в сомалийскую деревню, вторую оставляют на корабле — ровно столько, чтобы судно могло безопасно себя обслуживать. В ожидании выкупа захваченные корабли, превращенные группой флибустьеров-охранников в настоящую неприступную крепость, стоят на якорях неподалеку от сомалийских поселков соответствующих кланов. Кланов пять или шесть, каждый контролирует свои воды.
Над заложниками обычно сильно не измываются и даже кормят нормально. Если переговоры затягиваются, то у некоторых заложников проявляется стокгольмский синдром — они начинают тихо ненавидеть судовладельца и симпатизировать захватчикам. Как только деньги получены (пираты признают только наличные), экипаж возвращают на корабль и отпускают. Этот клан в ближайшее время их не тронет. А вот другой — может.