Теорема Жданок

«По всему видать, что вы еврейка»

— Татьяна Аркадьевна, латвийский истеблишмент вас рисует как русскую националистку и врага латышского народа. Что для вас лично значит национальный вопрос?

— В советское время национального вопроса в нашей семье не было. Во-об-ще. Всю историю семьи бабушка мне рассказала уже в моем взрослом возрасте.

У меня случай был. Когда я первый раз появилась на телевидении на съезде Интерфронта, мне пришло письмо: «Татьяна! По всему видать, что вы еврейка (кривой нос и так далее). И таки зачем вы пошли в этот Интерфронт? Идите лучше в еврейскую общину, будет вам хорошо, почет и уважение. Любящий вас Мойша». Представляете? (Смеется .) «Кривой нос и так далее». Доказательство, что бьют совсем не по паспорту. И из-за моего вот этого «кривого носа» мне несколько раз вслед неслись всякие оскорбления.

Но я себя ощущаю тем, кто я есть. Я православный человек. Родной язык — русский. Русский язык и все, что на нем написано — литература, научные и исторические труды, — для меня является самой большой ценностью. Но при этом я знаю историю семьи своего отца — Аркадия Яковлевича Хесина.

Его мама, моя бабушка Софья Моисеевна, совершенно не была религиозной. Ела все подряд, и когда ей подружки приносили мацу, она с удивлением спрашивала: «Да? Неужели Пасха?» А мой отец тем более не был религиозным — он был убежденным коммунистом.

Мой дедушка Яков Аронович Хесин был родом из-под Витебска. Выходец из бедной семьи, он был настолько способным, что поступил на медицинский факультет МГУ — невиданная вещь во времена царской России.

«Россия спасла от расстрела»

— Только один раз я видел, как вы плакали — зимой 1999 года в Бикерниекском лесу, возле мемориала памяти расстрелянных евреев…

— Когда я представляю, как их пасмурным днем вели на расстрел… (На глаза Татьяны Жданок наворачиваются слезы.)

Осенью 41-го многие полегли там. Бабушкины родители — Сора-Лея Иманитова и ее муж Моисей Лубоцкий. У них было семеро детей. Из них выжили только двое — моя бабушка и ее младший брат.

Бабушка была очевидцем штурма Зимнего и Кронштадтского мятежа — и все это мне рассказывала. А потом поехала работать на Валдай, где познакомилась с моим дедом. Там родился мой отец.

Отец с мамой тоже познакомились на Валдае — они учились в одном классе. Мама после школы поехала поступать в политехнический институт в Ленинграде, а отец — в Военно-морское училище имени Фрунзе. До этого отец учился в военно-морской спецшколе, там его другом стал будущий маршал Сергей Ахромеев. Потом они регулярно встречались.

После войны мама поехала доучиваться, а отец, прошедший всю войну, тоже приехал в Ленинград. И они там снова встретились, вместе отметили День Победы и в 1945 году расписались.

— Почему вы родились в Риге, если родители жили в Ленинграде?

— Мама приехала меня рожать в Ригу по настоятельной просьбе отца. Ведь родители отца — медики — были в Риге.

Дедушка Яков Аронович был заведующим детской поликлиникой на Авоту, бабушка — зубным врачом. Лучший друг отца был гинекологом из 3-й городской больницы, нынешней клиники «Бикур Холим».

Родив меня в 1950 году в Риге, мама с папой тут же вернулись в Ленинград — в ту же самую комнатку в общей квартире.

В Ленинграде меня крестили в Никольском соборе, что около Мариинского театра, — мама всегда была верующей.

В Ригу родители окончательно переехали в 1952 году. Отец, офицер Балтфлота, попросил перевести его в Болдераю. И хотя мама была против переезда в Латвию, она снова подчинилась отцу.

— А потом в СССР началось «еврейское дело»…

— Да. И в 1953 году отцу со флота пришлось уволиться.

«Племянника зовут Владимир Путин»

— Правда ли, что в Ленинграде ваша семья породнилась с Путиным?

— Это интересная история. Двоюродную сестру моей мамы звали Мария. Она была замужем за Михаилом Елисеевичем Путиным.

Он был из той же деревни, откуда вышли все предки Путина. Простой рабочий с одного из заводов Ленинграда, он стал передовиком-стахановцем. Потом Михаил Елисеевич пошел по профсоюзной линии, занимал высокий пост, сдружился с Кировым. Мой дядя рассказывал: когда он жил у них студентом, Киров пару раз к ним домой приходил. А после его убийства Михаил Елисеевич Путин входил в комиссию по организации похорон. Моя мама хорошо знала и деда Путина, и их сына — отца Владимира Путина.

После отъезда моих родителей из Ленинграда мама продолжала писать своей двоюродной сестре. И та ей в одном из писем сообщила, что у Путиных родился внук Володя.

— Вы рассказывали эту историю президенту России во время ваших встреч?

— Нет. А зачем?

«Муж пошел в НФЛ, а я в Интерфронт»

— Почему после развода вы не вернули девичью фамилию?

— Я замуж вышла на 5-м курсе. У меня диплом, научные работы и доказанная мною математическая теорема — все было на фамилию Жданок. Это стало больше чем просто фамилия.

— Почему вы развелись?

— Не сошлись характерами. Наверное, это действительно сложно — терпеть рядом сильную женщину.

Саша был немного романтиком и всегда звал меня куда-то в тайгу, где сохранилась нетронутая человеком природа. Город его тяготил. В итоге, кстати, он и уехал жить в Республику Тува. Сейчас он проректор Кызылского пединститута…

— Вы общаетесь с ним?

— Непосредственно — редко. Последний раз виделись на похоронах его отца — лет десять тому назад.

Но сейчас я регулярно общаюсь с его мамой, моей свекровью. Она в Латвии осталась одна, и получается, я здесь ее единственный близкий человек. Кстати, она постоянно страдает из-за своей фамилии Жданок. Такие вот сплетения судьбы.

— Я где-то прочитал, что ваш муж после развода пошел в Народный фронт Латвии, а вы уже были в Интерфронте…

— Это было сильно после развода.

Мы даже исследование проводили — среди русских сторонников НФЛ большинство не говорили по-латышски и плохо разбирались в латышской ментальности. Мой Саша был одним из таких. Хотя он и раньше был антисоветчиком — не вступал в КПСС и всегда корил меня за то, что я была в партии.

Для его родителей большой травмой было то, что во времена атмоды он начал критиковать меня со страниц газет. Написал как-то про меня статью в «Ригас Балсс» и подписался: «Александр Жданок».

«Я не имею права быть слабой»

— С экранов телевизоров и со страниц газет вы предстаете железной леди. Вы можете позволить себе быть слабой и беззащитной?

— Несколько таких ситуаций было. Но я не могу себе этого позволить. Даже предательство друзей, даже неудача на выборах меня только мобилизуют и заставляют собраться. Как та белка. которая все равно должна крутить колесо. Сейчас ведь действительно остро стоит вопрос: быть или не быть русской общине, сможет ли она самовоспроизводиться. В Эстонии, например, этот процесс уже необратимый. И там он решен в пользу «не быть».

— Вам не хотелось плюнуть на все и уйти из политики?

— Тогда многие восприняли бы это как предательство с моей стороны. Я же уже взялась. Хоть и взялась случайно — в конце 80-х выступила в университете против идеи закрытия русских потоков в вузах Латвии. При этом лично я и в советское время читала лекции по математическому анализу на латышском.

«Меня научили математике и лыжам»

— Откуда у вас страсть к горным лыжам — прямо как у Путина?

— Это влияние моего учителя, академика Андрея Николаевича Колмогорова. Сам Колмогоров занимался беговыми лыжами. А послевоенное поколение его учеников из знаменитого математического кружка на Воробьевых горах стало заниматься горными.

Позже тбилисские ученики Колмогорова организовали знаменитую ежегодную всесоюзную школу-семинар для математиков в Бакуриани. Когда я впервые приехала туда, сам Колмогоров, конечно, уже был очень старенький и на лыжах не ходил, но все его ученики катались. Невольно на лыжи встала и я. В Бакуриани сам семинар всегда начинался после обеда и длился до полуночи, а с утра все катались на лыжах.

Сейчас я уже не мыслю себя без горных лыж — несмотря на заработанные на лыжах переломы руки, ребер, пальца и совсем недавно — ноги.

— У вас есть личный рекорд?

— Специально рекорды я никогда не ставила. Но с перворазрядниками сейчас катаюсь запросто.

— А кулинария?

— Это все от русской мамы Тамары Ивановны и от еврейской бабушки Софьи Моисеевны. Мы жили большой семьей в центре Риги, и бабушка всегда баловала нас традиционными блюдами, особенно фаршированной рыбой.

Например, на этот, 2007-й Новый год близкие заказали наполеон. Вернулась я с сессии Европарламента — и давай печь торт. Этот рецепт наполеона — наша с мамой семейная тайна. Его секрет в тесте, которое делает торт мягким.

Фамильная легенда

Предки Жданок по бабушке, уроженке Латвии, были Иманитовыми. В их честь назвали улицу в Резекне.

Иманитов — совсем не еврейская фамилия. Семейная легенда гласит: когда царь Александр III посещал в XIX веке Ригу, он ехал через Резекне. Прадед (отец бабушки по отцу) был купцом первой гильдии, и он возглавил делегацию, которая встречала императора в Резекне.

Купец произнес настолько проникновенную речь, что царь сказал: «Отныне нарекаю тебя Именитовым». Но почему-то только те потомки купца, кто жил в России, носили фамилию Именитов. Латвийские потомки писались в документах Иманитовыми.

В Резекне в честь того купца даже был назван Иманитов переулок. Сейчас улица называется Яуниела.

Фамильная теорема

В высшей математике есть теорема Жданок.

— Формулировка занимает ровно одну страницу. Записывайте… — спокойным голосом ответила Татьяна Аркадьевна на вопрос, о чем теорема.

— А покороче и попроще — никак? — взмолился я.

— Постараюсь… Моя специальность — проблемы измеримости. Теория меры и проблемы измеримости, то есть основа современной теории вероятностей. Абстрактная сфера, в общем... Сфера моих изысканий лежит на стыке теории вероятностей и математического анализа... Моя диссертация называлась «Случайные линейные операторы в банаховых пространствах». Их открыл известный математик Стефан Банах, который погиб в нацистских застенках во Львове. Видите, вот опять мы свернули к теме войны…

«Любовь — тоже теорема»

— Как так сложилось, что у вас нет детей?

— По молодости было очень обидно и больно, когда задавали этот вопрос, а я не знала, как на него ответить. Но вообще я верю в судьбу. И если что-то складывается именно так, то это должно быть именно так.

Один из моих любимых писателей — американец Томас Вульф. У него есть роман, в котором главная героиня, дама в годах, остается без детей. Но она опекает всех людей из своего окружения и делает своими детьми их. К этой же мысли подводит и писатель.

Что-то подобное и в моей жизни. Вначале были студенты. Теперь — люди из нашей партии, особенно молодежное отделение «ЗаПЧЕЛ». Тут недавно вообще услышала, что в партии меня за глаза мамой называют.

В каком-то смысле мои дети — и те, кто приходит за помощью в Латвийский комитет по правам человека. Комитет уже помог 50 тысячам человек, причем тысяч пять я смело могу записать на свой личный счет.

Наконец, я крестная мама для своего племянника Егора.

— У вас есть любимый человек сейчас?

— Я вообще человек очень влюбчивый и в своей взрослой жизни не помню такого момента, чтобы я кого-то не любила.

— Что для вас значит любовь?

— Я отвечу вам как математик, без эмоций и, извините, очень прагматично. Любовь это совместимость. По большому счету любовь это гармония.

— Как в теореме Жданок?

— Да. (Улыбается.) В этой теореме я доказала, что если есть гармония в узкой сфере, ее можно расширить и на более широкие.