В Латвии проходит прайд, и комментарии в соцсетях пестрят эмоциями. Если отбросить откровенно ненавистнические, то самые частые примерно такие — "кто им мешает", "чего им не хватает", "пусть живут как хотят, зачем об этом кричать". Мы решили поговорить с представителями ЛГБТ — не с активистами и политиками, а с простыми людьми — и обо всем расспросить: что мешает, зачем парад и есть ли разница между "не запрещено" и "принимать". Вот так должно было выглядеть начало статьи, если бы все пошло по плану. Но не пошло. Проблемы начались уже на стадии поиска героя.
"Спасибо, что поднимаете эти темы, но я не буду", "я не хочу, чтобы меня с этим ассоциировали" — такие ответы мы получили, хотя речь шла об анонимном интервью. Спрашивали через знакомых, объясняли, что хотим помочь выстроить диалог. Но сталкивались со страхом осуждения и репутационных потерь. В итоге героиня нашлась.
Мы договорились встретиться, поговорить в спокойной обстановке (все-таки тема деликатная). Зашли в кришнаитское кафе. "Ну, здесь-то люди толерантные, наверное, не выгонят", — с улыбкой говорит героиня. Но уже через полчаса к нам подошла сотрудница полупустого заведения и попросила поскорее уйти, сославшись на то, что "у нас нельзя долго сидеть" и "люди же видят". Было ощущение, что ей не понравилось то, о чем мы говорим. Весь разговор приведен ниже, но сначала пара слов о спикере.
У нее вдумчивые черные глаза, скромная и открытая улыбка. Несмотря на какую-то "мальчишескость" (стильная одежда унисекс, короткая стрижка), в ней много женственности — возможно, из-за какой-то внутренней деликатности. Она взвешивает каждое слово, которое произносит, говорит очень спокойно, но чувствуется, что за этим спокойствием стоит осознание важности разговора. Мы не просто болтаем за чашкой кофе, а говорим о чем-то действительно важном.
Личная история
У меня не было такого, что я кого-то встретила и через это поняла. Я поняла это довольно поздно: когда уехала из Латвии в Лондон и поступила в университет, лет в 18-19. Поняла еще до того, как задумалась сходить с кем-либо на свидание и провести время.
Еще до отъезда у меня были странные ощущения. Я была с парнем и понимала, что что-то не то. Причем чувствовала, что проблема не в нем, а просто "не мое". Но что именно "не мое", не понимала. Вокруг были друзья гетеросексуальной ориентации, и, глядя на них, как и всякий подросток, делала так же: у них так, значит, и мне так надо.
Переехав в Лондон, я попала в другой мир. Я увидела людей, которые свободно себя ведут, и внутри словно какая-то кнопка нажалась.
Я пошла работать в ресторан и познакомилась там со своим теперь уже близким другом. И он как-то так легко и свободно спросил у меня: "А тебе вообще парни нравятся или девушки?". И я вдруг так же легко ответила: "Знаешь, девушки". Он ответил: "А, ок!", и в этом не было никаких подтекстов и напряжения. И я словно сама себе сказала это вслух, и это не создало дискомфорта: No judgement. Я почувствовала облегчение от того, что смогла впервые открыто об этом сказать.
Когда начала копаться глубже, поняла, что у меня с детства были какие-то симпатии, но я думала, что у всех это так. В детском саду как-то подарила цветочек девочке — потому что она красивая. Но это было так естественно, что я про это и не говорила. В школе были симпатии, но ты в себе это копишь, а поступаешь "как остальные". Ощущаешь все равно другое — и будто секрет какой-то хранишь.
Я много жила за границей, я работаю в творческой профессии — поэтому чувствую себя свободнее, чем другие. Другим приходится проходить через агрессию и негатив, через буллинг в школе и дискриминацию на работе.
Моя подруга, например, поняла о себе очень рано, в 14 лет — в самый чувствительный возраст. И каминг-аут случился не по ее собственной воле: одноклассница шутя сказала — мол, знаете, а она так и сяк. И все — ты аутсайдер.
И так чувствуешь себя другим, а теперь еще и это: прямые комментарии про ориентацию. Детям только дай тему, чтобы подтрунивать. Они же не вникают!
В подростковом возрасте мальчики и девочки начинают иначе смотреть друг на друга, и когда всплывают все эти темы, кто кому нравится, это все очень чувствительно воспринимается.
В семье
Самый грустный момент для меня, связанный с ориентацией, это то, как это восприняли бабушка с дедушкой. С родителями и сестрой было проще.
С мамой я близка. Я благодарна, что она всегда могла создать такую атмосферу, чтобы я могла говорить с ней без страха осуждения — даже на подростковые темы. Но, несмотря на это, сказать было трудно.
На сексуальные темы и без того сложно говорить с родителем — а тут еще объяснять такую специфику.
После года жизни в Лондоне я решилась рассказать, т. к. мне уже было все про себя понятно. Я вернулась домой и сначала поговорила с сестрой. И она мигом сказала: "Да, мне так казалось". Для меня это было удивительно! Как ей могло так казаться, если я сама еще ничего про это не понимала? Благодаря этому, мне кажется, я с сестрой сразу больше сблизилась.
Потом решилась, позвала маму и в спокойной обстановке все вывалила.
Была долгая тишина. Она пыталась подбирать слова. И так честно сказала… И я это ценю! Надо понимать: когда такое сообщаешь родителям, нужно дать им время. Ведь перед ними их ребенок! Их творение. У них было какое-то представление о нем, какие-то ожидания — хочешь не хочешь. И тут ты им заявляешь то, чего они никак не могли ожидать.
У моей мамы не было никаких подозрений.
Она сказала: "А может, у тебя просто такая фаза?". Мол, ты подумай, ищи, но все же рано так говорить.
Ей надо было принять информацию. Я притормозила. Поняла, что мы будем возвращаться к этому: вот так, порциями. "Давай папе пока не будем говорить", — она предложила сама ему это сообщить, но попозже.
Интересно, что она начала это через себя пропускать! Говорит: "Вот мне же тоже нравится женская красота, но это не значит…". Я подумала: вау, мама действительно входит в тему! Она окунулась. Это было круто: она думала об этом больше, чем мне казалось. Мама начала анализировать и сама себе по полочкам все спокойно расставлять.
С папой все было быстро. Прошел год, у меня появилась серьезная подруга, я хотела показать ей Латвию, познакомить с родителями. Спросила у мамы. Она решилась на разговор с отцом. Папа воспринял с легкостью. Единственное, о чем он волновался, это о моей безопасности — чтобы у меня из-за этого не было трудностей.
Я считаю, что если говорить с родителями, главное — давать им время, не быть настырными и не давить.
Бывает, что ты про себя что-то понял и хочется, чтобы они за пять минут приняли новую реальность. Но нужно обоюдное понимание.
А в общении с бабушкой и дедушкой это стало барьером. Они много лет не знали ничего, и все разговоры — "а когда замуж", "а когда дети" — приходилось обходить, что-то придумывать. Это нелегко, говоришь о каких-то абстракциях.
Как-то родители показывали семейные фотографии, какие-то наши поездки. И бабушка спросила: "А кто все эти девушки?". Но неудобно было спрашивать у меня и даже у моей мамы — она спросила у моего дяди. Знаете, как будто я какой-то ребенок, которому нельзя сказать, поэтому "взрослые сами обсудят". Сказала, что я могу приезжать как и раньше, но не привозить подруг ("подруг"! — как будто у меня какой-то гарем). Потому что "дедушка не поймет".
Я думаю, что человек боится дискомфорта, но при этом боится показать, что это ей самой страшно — поэтому говорит за дедушку.
Еще я думаю, что родители, бабушки-дедушки воспринимают все слишком лично: "что я сделал не так". Но никто ничего не сделал "не так"!
Несмотря на то, что с бабушкой и дедушкой я не говорю об этом, я окружена теплотой и пониманием от всех других близких. И счастлива, что многие меня приняли — а ведь у других жесть.
У многих вообще теряются отношения с родителями. Мне, конечно, трудно представить, как можно прекратить общение со своим ребенком из-за этого. Наверное, это такой шок: у людей рушатся их ставки на детей. И они не дают им шанса.
А так и отрекаются, и лечить пытаются. У меня была подруга в Сан-Франциско, ее отправляли в какой-то лагерь в лесу, где "очищаются".
Окружающие
Хотя я чувствую себя свободнее, чем другие, я меньше прячусь, все равно ловлю себя на том, что иногда не хочу рассказывать, кто я. У многих такое представление, будто мы хотим ходить с плакатами и кричать об этом. Нет!
Просто бывают ситуации, когда ты хочешь сказать, с кем ты живешь, и из-за этого приходится говорить, что ты в однополых отношениях.
Если я это говорю, то иногда что-то сразу же меняется. Меняется отношение, что-то меняется на работе, у кого-то включается страх. И сразу же появляется разделенность: вот мы, вот вы.
Я все-таки из творческой среды, мне это помогает: будь я в другой сфере, предполагаю, больше бы чувствовала барьеры. Один мой знакомый, врач, не может говорить о себе на работе: это может помешать ему в карьере. Это рычаг давления, понимаете?
С открытой агрессией я не сталкивалась, т. к. много жила в более толерантной среде. Но у моей партнерши совсем другое ощущение, потому что она жила только в Латвии и испытывала много давления и негатива. Я уважаю ее опасения. Мы договорились не целоваться или обниматься романтически, когда мы в Латвии где-то на улице, на каком-то мероприятии или путешествуем по стране.
Мы же не замечаем, если парень прикоснулся к руке девушки? Но если это делаем мы, то всегда привлекаем внимание.
Мне это не мешает, я считаю: это их проблемы. В конце концов, надо меньше стесняться себя, чтобы люди привыкли — ведь очень силен страх неизвестности.
Конечно, это задевало, что люди пялятся. Но пришлось привыкать.
Много было ситуаций. Было неприятно, когда я в 2011 году коротко постриглась — разглядывали, осматривались, опасаясь, что я парень. Чтобы выйти на улицу, приходилось настраиваться на то, что на тебя будут смотреть. Сейчас, конечно, все равно уже, да и у людей с тех пор поменялось отношение.
У моей подруги темнокожий парень. Он приезжал в гости, и мы с ним обсуждали сходство ощущений. Я ему сразу сказала: если люди на тебя будут неприлично заглядываться, помни — это их страх.
Это страх и нездоровое любопытство.
Это выглядит неприлично, но это не значит, что человек не способен адаптироваться и привыкнуть.
Люди должны видеть разнообразие и привыкать, больше путешествовать. Приезжаешь в Лондон, Берлин, Сан-Франциско — там же этого нет, там ты невидимый и свободный: одевайся как хочешь, стригись как хочешь.
Отношения
Мне всегда хотелось найти человека и просто быть с ним, по-человечески.
Все равно все оказываются в одной и той же ситуации независимо от ориентации: сложно встретить кого-то в этом мире.
Познакомиться для ЛГБТ+, конечно, проблема. Мне не хотелось сидеть на сайтах знакомств. И в специальные клубы ходить не хотелось. Исторически ЛГБТ-клубы — это место, куда такие люди могли прийти, чтобы не прятать себя. Для нынешнего поколения, мне кажется, это просто больше подстраховка: идти туда, где, скорее всего, все будут твоей ориентации и можно чувствовать себя посвободнее.
В подростковом возрасте бывало так, что влюбишься в человека, а он другой ориентации.
Раньше было больше оптимизма — потому что очень этого хотелось. Ты общаешься с кем-то, хочешь понравиться, ведешь себя по-другому. Не всегда вторая сторона понимаем сигналы и интерпретирует это как дружелюбие и "приятно поговорить". И если ты на что-то надеешься, то это не вина второго человека.
Бывали позитивные ситуации, когда человек красиво уходил от внимания. Но бывали и другие. Когда человек был шокирован и пропадал из поля зрения вообще.
Любые отношения сложные. Вот, например, говорят же, что мужчина и женщина не могут быть друзьями, потому что все равно кто-то кому-то нравится. И здесь так же.
Надо узнать человека, понять, чего он хочет. Кто его интересует. Это так же, как узнать, свободен ли он вообще. Просто общаешься по-человечески и понимаешь.
В целом симпатия от кого-то, даже не твоей ориентации, не может быть неприятной. Хотя есть разница в гендере: между женщинами это проще, чем между мужчинами.
У женщин больше эмоций, коммуникация более чувствительная. Парни пожестче, попробуй комплимент скажи — это будет "подозрительно", барьеров больше. Я думаю, это потому, что они все воспринимают как-то более физиологически — любое проявление симпатии словно сразу же какое-то сексуализированное, животное.
Не толерантность, а эмпатия
Был вечер у друзей. Весело проводили время, общались. И вот часа в три ночи зашел разговор про ориентацию. И все вдруг будто достали блокнотики и собрались "серьезно обсуждать". И один парень, с которым мы так здорово общались, вдруг говорит: "Эти люди больные". Я сижу в сторонке и думаю: промолчать или ответить? Ведь я с ним мало знакома. Но говорю с сарказмом: "Вот ты с таким больным рядом сидишь".
И вот он, говоривший это с такой уверенностью, совершенно растерялся! И еще долго извинялся.
Этот контраст реакций меня поражает больше всего.
Люди так легко говорят разное, тыча в экран телевизора: "Вон, они там такие". И при этом отделяют себя так, словно они на другой планете. Но потом, когда ловят себя на том, что вот ты только что тыкал в экран, а тут перед тобой живой человек, от этого у них происходит замыкание.
У меня двоякое ощущение от слова "толерантность", его слишком много используют. Я бы сказала, что не хватает эмпатии.
Быть открытым и чуть-чуть вникать, пытаться понять, представить себе, как там с другой стороны.
Меня поражает, как люди отделяют себя от нас, делят мир на "ваш" и "наш" — а ведь мы каждый день соприкасаемся! По работе, среди друзей, в семье.
Я — живой человек. И я чувствую эту разделенность.
Пропаганда, парад, права человека
Меня задевает слово "пропаганда" в таком контексте. Словно это нечто новое, что пытаются навязать. А это существовало с появления человека, животных.
В биологическом смысле это отступ от нормы, т. е. от большинства. Сейчас много исследований о природе гомосексуальности, что это — генетика, гормональные изменения. Ищут объяснение.
Но это всегда было в природе. Как это можно пропагандировать?
Читаешь комментарии, а там все эксперты — прям все знают, что там люди делают у себя в постели. Ни разу сами не пробовали, только насмотрелись и наслушались.
Как будто часть гомофобов сами фантазируют, представляя себя в этой роли. Наверное, от этого им и дискомфортно. Когда я общаюсь с людьми, я не думаю о том, чем и как там они занимаются. Если человек мне говорит, что он в отношениях с кем-то, я не начинаю представлять их вместе. Но есть люди, которые представляют. И до такой степени, что все, дышать дальше не могут.
В Латвии после советского периода, когда гомосексуальность лечили в психушках, должно пройти время, прежде чем люди смогут об этом нормально говорить.
Быстрого принятия не будет, и я стараюсь с пониманием к этому относиться.
В других странах парад — это традиция. У нас это скорее необходимость, один из инструментов, чтобы привлечь внимание и говорить о своих правах.
В первую очередь, речь о "Законе о сожительстве" (Dzīvesbiedru likums). Это очень человечный закон. Чисто юридически мы никак не защищены. Если партнер попал в больницу, могут быть ситуации, когда тебя по закону пустить не могут, а родственников могут. Имущество, опять же. Дети. Ведь у многих же уже есть дети — а прав у второго партнера на их опеку нет.
Это бытовые и очень важные жизненные ситуации, в которых людям нужна юридическая защита.
Плюс борьба с дискриминацией. Вон у нас молодые девушки шли с зонтиком в цвет радуги, и на них напали. Пока мы находимся в ситуации, когда ты не можешь свободно идти по улице, нам есть о чем говорить. И этот разговор не должен быть только раз в год.
Я родилась в билингвальной семье, но все равно столкнулась с дискриминацией по языковому признаку. Моя русскоговорящая мама привела меня в латышский садик, и меня не взяли. Потом меня повел туда папа (латыш), к той же директрисе, и меня взяли.
Штампы — это же и про язык, и про внешность, и про ориентацию.
Мы видим кого-то, сразу же вешаем ярлык. Так, девушка с мальчишеской внешностью? Лесбиянка! Сколько раз у меня было, когда я, несмотря на так называемый "гей-радар", столько раз ошибалась! И каждый раз думала: как круто! Если я ошибаюсь, значит, люди разные. Значит, это люди, а не стереотипы. Вот уже и на мои короткие волосы стали меньше смотреть.
Из Латвии очень многие эмигрировали из-за гомофобии. Талантливые люди, которые могли бы многое сделать для страны, уезжают из-за дискриминации.
Сейчас много разговоров о том, как возвращать людей обратно, и разговоры только про деньги — "вот зарплаты повысим, и люди вернутся". Но надо смотреть не только на экономику. А вы подумали, как человеку тут жить? Как чувствует себя инвалид? Человек, который говорит на другом языке? Другой ориентации?
Есть какая-то иллюзия, что тут не страшно. Наверное, если сравнивать с Угандой, то да. Но надо стремиться быть лучше именно на человеческом уровне.
Хочется жить в стране, где о тебе думают как о человеке.
В том числе на уровне закона. И ежедневно, а не раз в году.
Поэтому нужен прайд, постоянная дискуссия и просто-напросто праздник человеческой любви и равенства.