Опознали по тату Never Give Up. Родители поехали за телом погибшего сына в оккупированный Херсон

Людмила Куприйчук точно знает, что такое материнская любовь и смелость. Женщина рисковала своей жизнью ради того, чтобы забрать тело своего сына Максима с оккупированной территории. Вместе с бывшим мужем они вывезли тело своего ребенка в багажнике старого автомобиля.

О начале полномасштабной войны Людмила Куприйчук узнала не дома, в Украине, а в Чехии, куда уехала на заработки, чтобы накопить деньги сыну на свадьбу. "Утром 24 февраля за нами приехал автобус, который возил нас на работу, мы подключились к интернету и увидели в группе видео, что бомбят Киев – это было страшно, была паника и непонимание того, что делать дальше: собираться и ехать назад в Украину или, наоборот, звать всех к себе в Чехию".

Двадцатилетний Максим, старший ребенок Людмилы, был военным – старшим наводчиком четвертого минометного расчета первого десантного штурмового батальона восьмидесятой бригады. Поэтому первым, кому позвонила украинка, был ее сын. Три раза она пыталась до него дозвониться, но Максим не брал трубку, однако спустя некоторое время он ответил на звонок и заверил, что все хорошо.

"Я спрашивала у него, где он и не отправляют ли его в Киев, но он убеждал меня в том, что все хорошо и он во Львове, что не стоит волноваться".

25 февраля Людмила получила сообщение от сына: "Мама, все хорошо". Это было его последнее СМС. Людмила писала и звонила сыну, но он не выходил на связь. Вечером 26 февраля позвонила девушка Максима, очень плакала и не могла сразу объяснить, что произошло, но потом она сказала самые ужасные слова: "Максима больше нет. Его убили".

Как оказалось, еще 19 февраля Максима с побратимами отправили на передовую в село Томарино Херсонской области, но он ничего не говорил маме, оберегал ее и не хотел, чтобы она волновалась за него. "Знали его девушка и младшая сестра, но только не я, как говорил Максим: "Маме не надо говорить, она будет переживать и волноваться – ей не надо ничего знать".

Бригада Максима 25 февраля под Херсоном попала под жестокий обстрел "Градами", и 80% парней погибли. Друг Максима – Марьян, который выжил после этой бомбежки, позвонил и сообщил о его смерти, отправил фотографию, на которой было тело Максима, лежащее возле БТР, и тела всех остальных парней, сгоревших вместе с ним. Марьян написал имена и фамилии тех побратимов, кого смог опознать, чтобы их родственники знали, где и при каких обстоятельствах погибли их дети – защитники Украины.

Спустя два дня после смерти сына Людмила выехала в Украину, в Винницу, чтобы его похоронить. Женщина начала писать в 80-ю бригаду, чтобы узнать, как забрать тело Максима, но такой возможности не было, так как для этого нужен был "зеленый коридор", а его не предоставляла российская сторона. Единственное, что оставалось делать – просто ждать, но для Людмилы это был не выход и не решение ужасной проблемы. "У меня было полное опустошение. У меня была главная цель – забрать тело своего ребенка, чтобы убедиться, точно погиб мой сын или нет, потому что надежда была, что я его еще увижу живым. Я говорила, пока не увижу тело своими глазами – не поверю, что он умер. Мне позвонил бывший муж, отец Максима, и спросил: "Едем?". Я сказала: "Да!", и мы решили ехать в Херсон".

Местные жители предупреждали, что были уже неединичные случаи, когда российские военные забирали автомобили у мирных жителей, поэтому бывший муж Людмилы Анатолий купил дешевую машину на польских номерах, и они отправились в сторону Херсона на поиски своего сына.

Сначала Людмила совсем не ощущала страха, но чем дальше они отдалялись от подконтрольной Украине территории, тем больше возрастал страх – полное непонимание, куда ты едешь и что с тобой будет дальше. "Все машины ехали по встречной полосе – выезжали из оккупированных территорий, а мы наоборот – ехали туда, откуда все бежали. Когда мы спрашивали у местных жителей, в правильном ли направлении мы едем, они не понимали, зачем нам туда, там же все уже было под оккупацией РФ, но мы ни на секунду не думали развернуться обратно, мы знали, зачем туда едем – за своим ребенком. На 8 километров дороги было 15 российских блокпостов, но в конце концов мы доехали до оккупированной территории".

4 марта пара приехала в село Томарино Херсонской области, интернета и связи там не было, все украинское телевидение отключили, вещали российские каналы. Людмила и Анатолий пытались найти людей, которые могли бы рассказать хоть что-то об их сыне, но никто ничего конкретного сказать не мог. Также ездили по больницам в надежде, что Максим просто ранен, но его нигде не было.

Родители были растеряны и не понимали, что делать дальше, день пролетал быстро, а ночевать там даже не было и мысли. Как можно спать там, где убили твоего сына? Волонтер из Херсона, который помогал вывозить тела украинских военных, посоветовал поехать на российский блокпост и узнать там информацию о смерти сына. "Несмотря на то, что перед нами на блокпосту расстреляли семью из Новой Каховки, мы поехали на этот российский блокпост – нам уже нечего было терять. Мы отключили телефоны и оставили их у нашего местного знакомого волонтера Саши, а сами отправились в путь. Мы поехали туда без ничего. Если бы с нами что-то сделали, никто бы и не знал, где нас искать, мы даже никому из знакомых и родственников не сказали, куда отправились.

Ехали мы очень медленно, но когда были уже рядом с блокпостом, к нам вышел российский военный с автоматом. К нему вышла я, так как мой бывший муж очень плохо говорит на русском. Я поздоровалась с ним и сказала, что хочу забрать тело сына, и он пошел за старшим. Ко мне вышел этот старший, и я повторила ему то же самое – что хочу забрать тело своего сына. Он меня спросил, откуда я знаю, что он здесь. Конечно, я ему не стала рассказывать, откуда и что я знаю. Я придумала свою версию, что мне позвонили из военкомата и сказали, мол, если я хочу забрать тело, то я сама должна приехать за ним. Умный человек в здравом уме никогда бы в это не поверил, но не в этом случае. Он мне ответил: "Вот видите, а мы из ДНР, и мы живем вот так вот уже 8 лет, хороним своих детей по посадкам". Я ничего ему не сказала".

Российский солдат не мог решить проблему Людмилы, поэтому пришлось ехать к очередному старшему старшего. Военный с позывным Мажор сел в машину к родителям Максима, и они поехали на следующий блокпост. По команде солдата в машине открыли все окна, а он махал белой ленточкой и кричал другим военным, что это свои. "Когда мы приехали на второй блокпост, солдат, который с нами ехал, позвал Тихого, к нам вышел высокий худой мужчина, и я опять начала говорить о том, что хочу забрать тело своего сына.

Тихий и Мажор сели к нам в машину, и мы поехали к полю, где, возможно, погиб мой сын. Мы приехали к полю, а там было выжжено все. Мужу сказали выйти из машины и встать вдоль дороги, и прямо под ним лежало мертвое тело парня – половина его лежала на траве, а вторая половина на проезжей части. Чей это был ребенок, я не знаю до сих пор. Когда российский солдат просто перешагнул через это тело, у меня внутри все сжалось от ненависти. Мне не разрешили выйти из машины, я открыла задние двери и наблюдала за тем, как муж ходит по полю с российскими солдатами и ищет тело моего сына – это было ужасно. Когда они шли назад к машине, мой муж просто махал головой – это означало, что Максима там не было.

Значит, он должен выжить, подумала я. Мы все сели обратно в машину, и Тихий дал команду ехать дальше. Мы приехали еще к одному полю, и на поле стоял БТР, а я знала, что Максим погиб где-то рядом с ним".

Бывший муж Людмилы подошел к БТР, присел на корточки и начал искать сына среди трупов.

Максим в 17 лет набил себе на руке тату Never Give Up, только по этому признаку можно было его опознать. Отец Максима поднял чью-то руку, разорвал бушлат, рухнул на землю и закрыл лицо руками.

Людмила поняла все без слов – что ее сын не выжил, он мертв. "Я начала очень сильно кричать от боли, даже не кричать, а выть – мне было все равно, что рядом со мной российские солдаты, что я на оккупированной территории, я просто умерла на этом поле. Я как будто достала свои легкие, сердце и оставила там. На этом поле осталось все самое ценное – мой ребенок. А в этот момент, когда мы нашли тело своего мертвого ребенка, рядом проезжала российская колона техники с буквой Z… Я очень хотела посмотреть на своего сына, но мне никто его не показал.

Муж взял из машины покрывало, завернул в него тело нашего сына и положил его в багажник авто. Ко мне подошел этот Тихий и сказал: "Видите, как получилось, а вы к этой войне как относитесь?". Я спросила у него: "Что вы хотите от меня услышать? Вы мне скажите, что вы хотите услышать, и я вам повторю". Но он замолчал и больше не задал мне ни одного вопроса. Нас отпустили, и мы отправились обратно домой – разбитые, опустошенные и больше без надежды на лучшее".

Пара выехала из Херсона на Винницу, но на каждом украинском блокпосту их останавливали и просили открыть багажник. Первый блокпост, который они проезжали, был в Кривом Роге, там их документы и машину проверял молодой парень. "Он спросил, можем ли мы открыть багажник, а я спросила – можно не открывать? Он не понял почему, но я ему прямо сказала, что там тело нашего сына. Он сначала не понял, что я имею в виду, но я бы тоже не поняла, поэтому объяснила, что мы везем тело нашего сына с поля боя.

Подошел старший блокпоста и открыл багажник, все опустили глаза, вокруг было полное молчание.

Молодой парень присел, закурил и спросил меня, сколько лет моему сыну, я ответила, что 20… Он опустил глаза и сказал, что и ему 20, показал рукой на остальных ребят и сказал, что им вообще 18. Он подбодрил меня и сказал, что русских сюда не пустят: "Мы обязательно отомстим за всех, и за вашего сына в том числе".

На других блокпостах приходилось также открывать багажник, но Людмила туда не подходила и не видела тело своего мертвого ребенка.

Когда они приехали в родную Винницу, она попросила мужа показать ей сына, но он показал ей только руку с татуировкой.

Тело долго лежало в поле, его погрызли животные, и у Максима было осколочное ранение в голову – у него не было головы. Как сказал патологоанатом, сын Людмилы, скорее всего, даже не сообразил, что произошло, у него была моментальная смерть. Вся грудь у него была в ранах от осколков. Кусочек осколка, который изъяли уже в морге, отдали Людмиле. Теперь он всегда рядом с ней как память о сыне.

"Я до сих пор смотрю на телефон и жду, что он мне позвонит. Понимаю, что это невозможно, но я так этого хочу. Хочу обнять его хотя бы еще один раз. Ему было 20 лет, он еще столько всего не увидел в этой жизни. Смотрю видео в интернете, когда мужья и сыновья возвращаются с войны к родным, честно, я завидую. Россияне забрали самое дорогое, что у меня было.

Они говорят, что идут нас освобождать – так меня они освободили от моего ребенка – я их не просила меня от него освобождать!".

Галерея: Максим - погибший сын Людмилы Куприйчук  

RUS TVNET в Telegram: Cамые свежие новости Латвии и мира на русском языке!