Вечером 22 июля официальные белорусские СМИ сообщили, что Кригер не будет обжаловать приговор, это означает, что он вступил в законную силу. «Вясна» посчитала, что от вынесения высшей меры до ее исполнения в среднем проходит 11 месяцев.
Переговоры
Власти Германии и Беларуси подтвердили, что начали переговоры о дальнейшей судьбе Рико Кригера. Пресс-секретарь МИД Беларуси Анатолий Глаз утверждает, что белорусская сторона предложила Германии «конкретные решения по имеющимся вариантам развития ситуации».
Германия в таких вопросах традиционно действует осторожно и непублично.
Например, в вопросе возвращения своих граждан, состоявших в террористическом «Исламском государстве», Германия прикладывала больше усилий, чем другие европейские страны, но предпочитала не афишировать подробности.
Берлин избрал следующую тактику: власти ждали, пока в Ираке, который хотел самостоятельно преследовать жен игиловских джихадистов, вступят в силу приговоры, а после этого МИД Германии начинал переговоры за закрытыми дверями.
Неизвестно, связано ли решение Кригера не подавать апелляцию на приговор с тем, что после вступления его в законную силу можно вести более предметные переговоры, или нет, подтвердить это сейчас невозможно.
По мнению оппозиционера, экс-дипломата и министра культуры Беларуси Павла Латушко, такой жесткий приговор объясняется тем, что Беларусь и Россия «сыграли договорняк», цель которого — обмен Кригера на отбывающего в Германии пожизненное заключение за убийство сотрудника ФСБ Вадима Красикова.
«Лукашенко вместе с Путиным решили не оставить Берлину выбора — взяли в заложники гражданина Германии, и пригрозили ему смертной казнью», — уверен Латушко.
Напомним, что Владимир Путин, не называя Красикова по имени, говорил о нем в интервью Такеру Карлсону. Президент РФ говорил, что этот человек «из патриотических соображений ликвидировал в одной из европейских столиц бандита» — бывшего чеченского полевого командира, гражданина Грузии Зелимхана Хангошвили. «Сделал он это по собственной инициативе или нет — это другой вопрос», — говорил тогда Путин.