Где-то в середине сеанса дверь открылась и в свете, поступающего из холла раздался крик: «Пожар! Пожар!».
Сеанс не прервали, свет в зале так и не включили. Сигналку слышно не было. Толпа ломанулась через одни узкие двери. (…) Выскочив из кинозала, мы увидели плотный черный едкий дым, который полностью затянул детскую игровую площадку, и второй кинозал их было совсем не видно. Дышать уже было нечем. Добежали до лестницы: там уже люди в большей панике спускались вниз. Кто-то спускался на лифте. Очень много плачущих и кричащих детей. (…)
Администратор в панике стояла и не знала, что делать, какой-то мужчина кричал, что там, в одном из кинозалов остались его дети. Найдя кем-то оброненную шапку, Дима намочил её водой и попытался пройти к залу. Но плотность и едкость дыма были столь высоки, что шапка просто не помогала.
«У вас есть противогаз?», — стал просить он у обезумевшего охранника. Но тот только развел руками.
Попытка пробраться к детям оказалась тщетной. Без спецоборудования это сделать было просто невозможно. (…) Даня начал плакать, крича: «Где папа?! Наш папа погибнет?!». (…) Через вентиляционные шахты дым валил уже и на первом этаже, распространяя невозможную вонь, от которой першило горло и слезились глаза. (…)
В это время на выезде с парковки создалась целая пробка из авто. Люди вместо того, чтобы дать проехать пожарным расчетам, ломились ему навстречу, спасая свои авто. Из окон четвертого и третьего этажей клубился дым, а потом стало вырываться и пламя. (…) Дима себя, конечно же, корит за то, что он так и не смог добраться до них... (…) И только куча вопросов в голове: «За что? Почему пострадали эти детки?»
В воскресенье люди метались вокруг торгового центра и кричали, чтобы их пустили искать их детей! Прохожие плакали от бессилия, растягивали брезенты, ковры. Ловили людей... Это было страшно. Это есть страшно. Господи, дай сил Кемерову это пережить»
