Во-вторых, эффективно в последние годы работавшими популистскими политтехнологиям начали охотно пользоваться политики, популистами не являющиеся (случай Себастьяна Курца).
В-третьих, течения, некогда стартовавшие как популистско-экстремистские (как Лига Севера, инспирировавшая воскресные референдумы в североитальянских областях) обнаружили вполне эластичную способность со временем «смягчаться», жертвуя радикальными лозунгами ради более умеренных, сбалансированных и не отпугивающих ни электорат, ни оппонентов требований.
Наконец, в-четвертых, как в Австрии, так и в Чехии, и Италии
одной из основ консолидации электората стала успешно разыгранная «иммиграционная карта».
Половинчатость мер, принимаемых в данном направлении Брюсселем, закономерно привела к тому, что в странах, лежащих на транзитных путях миграции в географическую сердцевину ЕС, появилась воля решать этот вопрос, не дожидаясь брюссельских директив, но ссылаясь на волеизъявление своих граждан.
В последнем наиболее успешным оказался Себастьян Курц. Вступивший в должность австрийского МИД в возрасте 27 лет, будущий канцлер уверенно держал «линию обороны» своей страны в 2015 году, когда Австрия оказалась на прямом транзите между «балканской тропой» и Германией. В тот год австрийцы, добросовестно приняв 90.000 прошений о гуманитарном убежище, объявили, что эта цифра для их очень небольшой страны является экстремальной. И потому - что бы там ни говорили в Брюсселе и Берлине - миссию свою считают завершенной.
В тихой дипломатической войне, которую МВД и МИД Австрии вели с Берлином в 2015-16 годах, первая победа - физическое блокирование «балканской тропы» - принадлежала Вене. В значительной степени именно Курцу ЕС обязан внедрением «македонской пробки». Это уж потом фрау Меркель отправилась на хорошо известные переговоры с Эрдоганом, и все в Европе сделали вид, что никакого напряжения между двумя германоязычными государствами не было и в помине.