Не жизнь, а триллер. Тайный код поэта Александра Чака

Для Риги Чак - не просто поэт. Можно не знать ни строчки из его стихотворений и при этом воспринимать, "прочитывать" чисто рижские приметы на языке его образов. Потому что Александр Чак - первый наш городской поэт, говоривший на языке улиц и понятный человеку с улицы.
 

Так было, когда в чопорный мир правильной и "высокой" поэзии пришли его барышни и матросы, провинциалы и персонажи из рижских предместий.

"На бульваре

меж двух рядов фонарей

и подстриженных лип

повстречал я матроса

в лаковых туфлях,

блестящих и острых, как пики,

с грудью точно раздувшийся парус.

Уж наверное,

был он любовником пылким,

у которого нрав,

как шипучка,

как порох.

И который передышки не просит."

Настоящая фамилия Александра Чака - Чадарайнис. Он рижанин с рождения, родился 27 октября 1901 года в семье портного Яниса Чадарайниса и его супруги Эмилии. Отец, между прочим, был классным портным, шил для рижских франтов, артистов, политиков.

Биография Чака, если вглядеться в подробности, в самом деле похожа на триллер. Он ведь успел побывать еще до начала своей поэтической биографии и московским студентом-футуристом, и санитаром стрелкового полка и... партийным функционером в революционной России.

Впрочем, вернемся к его биографии. Учился будущий латышский классик в знаменитой рижской Александровской гимназии, вместе с которой в годы первой мировой войны отправился в эвакуацию в Пензенскую губернию. Потом в Москве изучал медицину, поступив в 1918 году на медицинский факультет Московского университета. 

Но проучился недолго: мобилизация в Красную Армию, стал санитаром стрелкового пехотного полка. В Москве, еще до призыва, Александр Чадарайнис общался с футуристами, между прочим, встречался с Маяковским. Кстати, несколько десятков стихотворений латышского классика были написаны по-русски.

В революционной России будущий поэт сделал головокружительную, вступив в партию большевиков. Между прочим, в начале 20-х в Саранске он возглавлял агитпроп целого уезда, а по совместительству был редактором местной газеты "Путь коммунизма".

Тем не менее, его отпустили в Латвию. Есть версии, что чуть ли не на подпольную работу его туда отправили... Впрочем, к "подпольной работе", вернувшись на родину, наш герой так и не приступил. Но и партбилета, пересекая границу, в землю тоже зарывать не стал - держал его беспечно при всех властях и режимах в ящике письменного стола.

Возвращение на родину давалось не очень-то и легко. Здесь ведь не только стихия родной речи... Но еще и узость кругозора современников-литераторов. Александр Чак писал:

"Я родился в городе и очень люблю город. Хорошо знаю его жизнь и людей, оттого и пишу о них. Это дается мне нелегко, так как в латышской поэзии я не нахожу для себя образцов..."
 

Есть некий не расшифрованный "код Чака" и он присутствует в нашей жизни сегодня. Не зря же ежегодная премии Александра Чака присуждается не только поэтам. Интерпретирует темы чаковской Риги каждый по-своему. Сюжетами  и поэтическими образами вдохновляются многие - философы, художники, переводчики, фотографы и создатели театральных постановок и мультфильмов. 

Ничего удивительного: почитаешь Чака, и Рига становится для тебя другой, начинает говорить его словами. Звучит голосами мокрых булыжных мостовых, дождя и ветра. В стихотворениях Чака пахнет не только розами, пахнет пудрой и кошками, мокрой шерстью, потом, дешевым парфюмом...

Первые годы жизни Александр провел отнюдь не в предместьях, а в самом центре, на улице Невской, нынешней улице Блауманя. В центре же - на ул. Лачплеша 48/50 - и последний адрес Чака, по которому находится музей-квартира поэта. Заходите в подъезд жилого дома, поднимаетесь по лестнице наверх, в квартиру № 14... 

Музей на улице Лачплеша удивительно живой и теплый. Здесь читают лекции и устраивают музыкальные вечера, и будто бы в гостях у Чака побываешь. Все по-домашнему: обстановку и личные вещи Чака бережно сохранили после его смерти близкие. А в конце 90-х квартира-музей обрела официальный статус, стала работать под крылом Рижской думы.

Поэзию нельзя пересказать, но можно прочесть. Тем более, что поэту Александру Чаку повезло с переводчиками. Особенно - в переводах на русский. Переводы Владимира Невского до сих пор остаются непревзойденными.

Когда-то Владимир Зуккау (1911 - 1968) переехал в Ригу из Ленинграда и выучил латышский, чтобы подарить нам мир этого удивительного поэта.
Доступны на русском и блистательная любовная лирика 20 - 30-х годов, и удостоенная высоких оценок в 30-е годы и запрещенная, загремевшая в "спецхран" в советские времена поэма о латышских стрелках "Осененные вечностью".

Александр Чак переводится на иностранные языки, вероятно, больше, чем какой-либо другой латышский поэт. Чешский профессор Радегаст Паролек даже сказал, что  Чак - величайший подарок латышей литературы - всей литературе мировой.

Поэту Александру Чаку посвящены многочисленные исследования и изыскания, театральные постановки. Биографический роман о нем - толстенный! - написали знатоки его литературного творчества Валдис Румниекс и Андрис Мигла. 

Кстати, весьма обстоятельно расследуют они не только страстные увлечения и романы поэта - любимца женщин. Но и необъяснимые для многих перепады в его творчестве и судьбе. Поэта ведь фактически затравили в 40-е года, причем нападкам он подвергался с обеих сторон.
 

Хоть и писал латышский классик льстивые, славящие послевоенную советскую жизнь стихи, доставалось ему как от сторонников, так и от противников советской власти... Умер Александр Чак в 1950 года, от инфаркта в сорок восемь лет.

Но все равно лучше самого поэта не скажешь:

"Тлеет ли фонарь на перекрестке,
День ли к потной мостовой прилип, -
На бульваре прячутся киоски
Под зелеными зонтами лип..."

И улицы старого города у Чака узки, "как щелка почтового ящика", и "Даугава тихо мерцает, как в бутылке мадера", а денег-то ему надо в кармане, чтобы только "...пива купить и любви, приоткрыть страстей поддувало", и Рига его "пахнет железом и дегтем и яблоками из подвалов" и даже... соловьи у него иногда "поют басом"...