Интервью ⟩ Почему российские женщины молчат, когда умирают их мужчины (2)

"Рашизм и путинизм подобны вооруженному колхозу, курице, которая бежит без головы куда-то вперед", – сказала Rus.Postimees "черная икона русской поэзии" Алина Витухновская. Мыслитель и политик продолжает откровенно анализировать "русский мир", оставаясь в России.

– Война продолжается уже девятый месяц. Число символическое, в контексте нашего разговора о молчании русских женщин. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но женщины в России как молчали на старте этой истории, когда их мужчины получали преступные приказы, так и молчат.

– Давайте сначала эту тему расширим, чтобы нас не обвинили в сексизме, а потом все-таки сузим, потому что гендерный аспект тут тоже присутствует. Во-первых, молчат все, кроме оппозиции, кроме активистов. И, кстати, активисток. Есть очень много феминисток и активисток, которые помогают вывозить людей. Но в целом да, как говорится, народ безмолвствует, и женщины в том числе. Более того, они не только безропотно отдают своих сыновей на заклание. Известно о многих случаях, когда женщины пишут заявы на своих мужей, друзей по поводу алиментов, и таким образом склоняют их к мобилизации. И государство это поощряет. Я не раз писала об архетипическом образе убивающей родины-матери. Раньше я его не воспринимала всерьез, но сейчас в России я вижу, как он хорошо работает.

Пропаганда спрашивает: "где вы были восемь лет". А я спрошу – "где вы были всю жизнь?". Здесь так было всегда. Если мы углубимся во что-то вообще такое глобальное, то можно сказать, что все бытие и есть эта самая "убивающая родина-мать". Гуманистический, цивилизованный мир весь этот дискомфорт бытия как-то смазывает. Там существование человека комфортно, там существование человека оправдано, там у него есть какие-то юридические и прочие гарантии. Здесь же нет ничего, кроме этой "родины-смерти". И люди ничего не делают, как будто бы так и надо. Как будто бы это и есть их функция, их архетипическая задача, и они ее исполняют. И Путину удалось нащупать это низменное нутро в человеке. А, с другой стороны, это самое нутро так проявляет себя, потому что 20 лет путинской власти очень поспособствовали деградации населения, хоть я и говорю, что всегда так было. Но всегда это было чем-то завуалировано. И было больше примеров благородства. Мы с вами помним всякие "комитеты солдатских матерей!"...

– Вы анализировали русскую реальность еще в первую чеченскую войну. Как раз тогда эти правозащитные структуры и появились. И женщины кричали о своих мужьях и сыновьях так, что это вся страна слышала. Что случилось за четверть века с женщинами России?

– Сейчас принято ругать 90-е. Однако была масса возможностей: и финансовых, и творческих, и вообще любых. И я прекрасно помню тех других людей. Да, они также были сформированы СМИ, но не в такой степени, как нынешние люди. Тогда СМИ подтолкнули их к свободе, к осознанию собственных прав, позиций, какого-то гражданского самосознания. То есть СМИ дали им что-то позитивное. А нынешним дают только негативное.

Куда подевались эти "комитеты"? Я полагаю, что они остались. Но те правозащитники – это уже очень старые люди. Возможно, эти комитеты просто очень сильно прессуют. Но в СМИ нет об этом информации. Мы об этом просто не знаем. Потому что при Путине все это невозможно. То есть получается, что мы не можем требовать моральности от людей, но мы не можем и апеллировать к каким-то организациям, потому что они просто чисто юридически и технически не могут существовать в таких условиях.

– То есть, отвечая на вопрос, что стало с русскими женщинами, вы говорите, что они утратили проводников, которые помогали им быть услышанными?

– Они утратили проводников. Повторюсь, что какая-то червоточина здесь была изначально, но при этом они очень сильно деградировали со временем. На это хватило вот этих несчастных 20 лет. Казалось, что мы живем вроде как в постмодерне. Но технологически Россия так и живет в мире модерна, когда кто-то сумел взять СМИ в свои руки и полностью изменить сознание людей. Я не люблю сравнивать нынешнюю Россию с гитлеровской Германией, считаю, что это некорректно с чисто технической точки зрения: тогда не было интернета, а сейчас он есть. Но сейчас люди почему-то не интересуются альтернативной информацией. В те же 90-е очень активно этим интересовались. Сейчас люди как будто намеренно хотят сузить горизонт собственного сознания. И Путин им в этом очень хорошо помогает.

– Видимо, есть что-то в природе человека в России, который привык веками жить вне самостоятельности. Плюс усталость от эксперимента с самостоятельностью после СССР?

– Это не про русскую усталость от экспериментов с самостоятельностью. Это усталость от нечеловеческой жизни, от 100 лет социалистических экспериментов, от нищеты. Вот мы с вами что-то требуем от народа. Но как бы мы с вами не жили, народ живет еще хуже. Вот человек встает в 08:00, идет на работу. В 20:00 приходит домой и получает за это условные 20 000 рублей (325 евро). Откуда у него время, силы и физические возможности анализировать информацию? Это тоже миф, что при Путине народ стал жить лучше, а в 90-е якобы было хуже. То, что я вижу вокруг, по одежде, по лицам в магазинах, на улицах, в метро, в центре, не в центре – люди стали жить куда хуже.

– Политолог из Киева Андрей Ермолаев верит, что молчание русских женщин – это временное явление. Он уверен, что если Кремль не прекратит эту безумную войну, то неминуемо нечто стихийное, неконтролируемое, когда вдов будет не остановить. Насколько это сильное заблуждение?

– За полчаса до нашего интервью совершенно случайно мне попался текст в журнале "Москвич Мэг". Именно о том, как происходит утилизация населения в городе, насколько меньше становится мужчин. Суть в том, что сначала исчезнут мужчины, потом упадет рождаемость, как это уже происходило в аналогичных ситуациях в начале XX века. Чисто по настроению в этом русском мире некому будет жить. Мы наблюдаем какое-то абсолютное безволие, пассивность и даже согласие с тем, что происходит. Смотришь репортаж: мобилизованных загоняют в какой-то загончик, раздали повестки в каком-то селе. В этом загончике проломить стену могла бы даже я. Но никто этого не делает. Они робко дают интервью сквозь щель. И я не понимаю, что это. У тебя же безвыходная ситуация! Беги! Ну что с тобой сделают? Ничего не сделают. Тем более, если так поступят многие. Стрелять будут на месте? Нет. Но никакого бунта. Это невероятно даже с точки зрения банальной психологии. Может быть, ковидная эпидемия действительно так сказывается, что пропадают волевые способности. Об этом говорили доктора. Но этого же недостаточно. Тут совокупность причин. Все-таки плюс путинское 20-летие. Не может один вирус так изменить целую нацию.

И то, что женщины начнут бунтовать... Но послушайте, мы столько раз слышали, что начнут бунтовать. Когда прекратятся пенсионные выплаты. Когда будет очередное нелегитимное переизбрание. Когда отберут то, отберут другое, третье. Права и свободы отобрали все. Но бунта нет. Я не хочу превращаться в условного профессора Соловья, который любил говорить про "завтра будет бунт". Я вообще думаю, что мы должны избавиться от этих тоже модернистских и устаревших ленинских правил. Обойтись без всего этого "низы не могут". Мы можем обойтись без низов, чтобы менять это все. Иначе можно ждать вечно.

– Одно дело – биться за абстракции в виде каких-то там прав. Совсем другое – за своего мужика, без которого хозяйство рухнет. Его, как скотину, уводят на убой. Обратно – либо инвалид, либо мертвый, либо вообще там бросят. Вот что я пытаюсь понять. Почему здесь-то не срабатывает желание орать у женщин?
 

– Потому что, чем больше говорить о сакральности и духовности, тем меньше эти термины значат что-либо. И для тех, кто говорит, и для тех, к кому обращаются. Поэтому очень многие действия, помимо безволия, лени, апатии и страха, которые тоже есть, обусловлены финансовыми соображениями. Идет какое-то чудовищное отчуждение между поколениями. Нас наши советские родители видели как тех, кто мешает им жить, занимает их площадь. Это были советские люди. А постсоветские еще страшнее советских. И они уже действительно рассматривают своих детей, конечно, не все, но многие, как то, что можно обменять на условную "Ладу", на условные 7 миллионов рублей (113 тысяч евро – обещанные властями РФ выплаты в случае гибели кормильца на фронте. – Прим. ред.). Они уже так мыслят. Они уже в уме похоронили тех, кого они родили. Это следствие нищеты. В русской литературе принято сакрализовать страдания и бедность. Писатель должен быть голодным, и так далее. А я считаю, что бедный человек априори безнравственен. Чем ты беднее, тем ты будешь и злее, и подлее. Я в этом уверена, и мы сейчас именно это наблюдаем.

– Хорошо. Упираемся в нищету. Но ведь нищета в России была всегда. Почему именно сегодня деньги за убийства граждан другого государства стали мощным фактором для согласия выполнять преступные приказы?

– Потому что постсоветские люди одной ногой успели вступить в общество потребления. Успели почувствовать вкус этих денег. И хотят еще. Но не могут. И очень много готовы за это отдать. Я не против общества потребления. Я за него. Я просто поясняю, как это может сработать.

А во-вторых, потому что советский человек был окаймлен какими-то приличиями. Он был культурен не по сути своей, а потому, что его так выучили. А постсоветский человек, узнав жизнь, как она есть, дальше идет по трупам. Вот я говорю с теми, кого принято называть "глубинным народом" и так называемыми "ватниками". Хотя я пытаюсь избегать этих терминов, они не политичны. И они говорят сами: "Вот я была советским человеком, я думала так-то… А теперь я понимаю, что нет. Я пойду по головам. Я добьюсь своего. И детям я говорю так же".

Повторюсь: постсоветский человек страшнее советского. А проблема в том, что этот социальный эксперимент не закончился и социализм закончился рашизмом.

– Завершая тему с надеждой на некий бунт и на некую революцию, вы говорите, что это исключено?

– Нет, я не говорю, что это исключено. Революция – процесс во многом спонтанный и необратимый, и какие-либо аналитические прогнозы, партии или какие-то обстоятельства из брошюр по революции его не ускорят и не приблизят. В России возможно все. И поэтому революция тоже возможна. Другое дело, что мы не должны расслабляться, рассчитывать на нее и ждать. Но, если она возникнет, мы, соответственно, должны ее оседлать. Вот и все. Мы должны смотреть на эти народные движения. Другое дело, что на них нельзя делать какую-то абсолютную ставку. Поэтому я считаю, что об ориентации на этот ленинский принцип "низы не могут" можно просто забыть пока.

– На эту тему политолог Александр Кынев нам сказал, что рассчитывать на провоцирование бунта в России закрытием границ для россиян – это глупость. Вы тоже считаете, что Запад как не понимал русских, так и не способен понять?

– Запад не только не понимает нас. Запад не понимает себя. Запад не понимает собственной выгоды. Запад тоже обслуживал этот режим, позволяя Путину все эти нелегитимные сроки, все его правление. Это не только русский народ. Это и Запад, который вскармливал тиранию и который продолжает это делать, закупая нефтегазовые ресурсы. То есть одной рукой он помогает Украине, а другой рукой он помогает Путину. И в этом нет никакой логики, кроме логики "день прожить да ночь переспать". Это не совсем европейская логика, поэтому я говорю, что Запад, конечно, тоже просел.

Закрывать границы – это отвратительно с той точки зрения, что Запад запирает оппозиционеров с Путиным. Он дает Путину то самое мясо, которым будут закидывать Украину. Такие меры не решают проблем. Если задачей является, чтобы на Западе не было путинской агентуры, то, увы и ах, она вся уже там, и она найдет способы туда попасть. Мы видим массу правых партий, которые спонсирует Малофеев и прочие. Тех, кто очень хорошо себя чувствует на Западе и лоббирует всячески путинские интересы. По-моему, сейчас этим заняты практически все правые партии в ЕС. Может быть, кроме новой итальянской звезды Джорджи Мелони. Только она выступила пока против того, что делает Путин. Политика Запада в данном случае очень замедленная, очень лицемерная.

Но вот какая главная опасность во всем этом: сейчас мы видим искусственный реваншизм. То есть это реваншизм, сделанный Путиным, Дугиным. Придуманная месть Западу, придуманные разборки с Западом, имитация холодной войны, которая превратилась в реальную "спецоперацию". А потом мы увидим реваншизм реальный. Когда все это обвалится, народ увидит: вот такой Запад. И народ скажет: "Господи, так Путин-то был прав! Запад нас ненавидит, Запад нас презирает. Мы не можем никуда выехать".

И с этой точки зрения я, конечно, против концепции общей вины, потому что у происходящего есть конкретные исполнители. Это пропагандисты, это определенные люди, издающие определенные приказы. А дальше вина распределяется очень неравномерно. Естественно, виновны все эти бюджетники, которые "голосовали" за все сроки Путина. Но уже не в той степени. А есть масса людей, которые не виноваты вообще ни в чем. И, напротив, просто герои, которые боролись все эти годы. Это оппозиция, это те, кто сейчас сидит. Ну и просто есть люди, которые не вовлечены ни во что, в силу своего возраста и массы других обстоятельств. А есть еще дети, которые здесь рождаются, и они уже в чем-то виноваты просто потому, что есть некий принцип коллективной вины. Это полный абсурд. Это тот же социализм. Я против любых форм коллективизма. Чем вы тогда отличаетесь от тех, с кем вы боретесь?

– Вы знаете, что желание русских мужчин легализовать отношения с женщинами кратно выросло после начала мобилизации? Мужчины брали в жены женщин с тем количеством детей, которое, как им врет власть, защитит от отправки на фронт. Это не признак того, что русский человек – Человек?

– Естественно, что мы видим приспособление. И смотрите, вот эта "голь на выдумки хитра" становится, на самом деле, все более патологичнее. Действительно, тут проще было бы взбунтоваться, чем вот так. И ведь законы будут все время меняться. Тех, кто был уверен, что их не тронут, все время трогают. Якобы эта мобилизация закончилась, но 1 ноября начинается регулярный осенний призыв. То есть ловить мужчин будут и дальше. Конечно же, некоторые пытаются схитрить там, где проще было давным-давно принять радикальное решение. И я даже не говорю о бунте. Есть саботаж. Рост браков на фоне мобилизации – это такой псевдогуманизм путинского разлива. Фальшивая любовь к чужим детям. Вынужденная любовь? Я не против, если люди таким образом спасаются от смерти, это их право и дело. Но, как тенденция, ни о какой, конечно, морали это не свидетельствует.

– Из РФ от мобилизации убежали сотни тысяч человек. Причем россияне, сравнительно критически мыслящие. Это сильно упрощают задачу условным Соловьеву, Симоньян, Скабеевой и прочим пропагандистам по удержанию общества в покорном состоянии?

– Думаю, что масштабы отъезда в этом смысле нейтральны. Есть масса исследований о том, что эта пропаганда уже не работает. Поддержки решений по Украине нет. Если она и есть, то на абсолютно некритичном уровне в 20-30%. Стоит ли нам их вообще учитывать? Это деградировавшие слои, которые не будут революционным топливом. То есть пропаганда работает в этом смысле вхолостую. Это очень сильно заметно. Иначе откуда у них эти все эти бредовые идеи про насекомых, которые переносят опасные вирусы?

Кстати, очень недолго по Москве ездили машины с буквой Z. Выкатились какие-то странные люди с дегенеративными лицами в этих маечках, и за неделю-две, месяц, они все исчезли. Это был первый эффект. На самом деле, если мы будем сравнивать эту ситуацию с пропагандой той же самой гитлеровской Германии, то в гитлеровской Германии был спрос на все это. Был запрос на нацию. Был реальный всплеск реваншизма после проигрыша в Первой мировой. Там все как бы органично ложилось. А здесь мы имеем чистый постмодерн, в который вложены большие деньги. И только кровь здесь настоящая. Все остальное – нет. Здесь ничего не работает нормально. Здесь все идет наперекосяк. Здесь абсолютно потеряна система управления. И все это существует только за счет огромнейшего финансового ресурса. И за счет того, что называется инерция и бытие. И здесь опять большие претензии к Западу, потому что Запад не отреагировал молниеносно, не реагирует до сих пор. У меня нет тут доверия и к американским источникам. Куда смотрела разведка до этого? Почему вообще допустили то, что произошло сейчас? Разведка смотрела, как оказывается, с когнитивными искажениями. Коррупция везде. Что здесь, что там.

Поэтому непонятно, зачем Алексей Навальный выступает против коррупции. Она тут только полезна.

– Социологи в РФ фиксировали, что после начала мобилизации все параметры настроений россиян рухнули, так, как никогда за время наблюдений. Система сумела успешно снивелировать риски, или последствия шока себя еще проявят?

– Безусловно, они проявятся. Будет хотя бы саботаж на местах. Потому что, объявив мобилизацию, Путин нарушил негласный договор с населением. Он заключался в том, что неприятности происходят с кем-то другим. То, что происходит в Украине, россиян не касается. Он нарушил и другой негласный договор: право на жизнь. Что вообще для нормального человека разрушает все. А для россиянина почему-то не все. Но что-то разрушает. Мобилизация была очень провальным шагом. Между прочим, Путин не собирался ее объявлять. Шел поиск формата, чтобы изобразить поражение как победу. И некая условная "партия мира", "замирильщиков западников" его к этому склоняла. Потом, вроде как, ему сказали, что национал-патриоты такого не выдержат. Национал-патриоты стали его настраивать против первой группы. В результате он сыграл на стороне группы национал-патриотов и объявил мобилизацию. Это станет фатальным и для него, и для самих национал-патриотов. Теперь, по слухам, уже никто не знает, на кого же свалить ответственность за грядущий проигрыш, который становится очевиден.

Вторая ошибка, которую он совершил, что взял командование спецоперацией на себя. Теперь именно он становится фигурой, которую все хотят свалить. Идет такой конфликт между генералами и ним, в котором пока непонятно, кто выиграет. Пока он валит генералов. Но мы имеем очень много конфликтов наверху. Получается, что Путин каждый раз запускает какой-то деструктивный механизм. Ставит себя и всех других в более безвыходное положение.

– Кремль не хочет отдельным документом подтверждать риторику об "окончании мобилизации". Правозащитник Павел Чиков объясняет, что Кремль просто не может дать россиянам возможность выскочить из лап генералов. Это радикализует общество, или после всех прошлых прививок покорности привыкнут и быть вечными рекрутами?

– На мой взгляд, Путина кто-то намеренно подставляет под "народный гнев". Те же генералы. Есть конфликт между "гарантом" и генералами. Безусловно, все это радикализует общество. Вопрос, в какой степени – будет ли эта радикализация сопровождаться политическими требованиями, обретением политической субъектности. Не исключаю конспирологическую версию. Есть идея о том, что тот, кто остановит мобилизацию, получит народное одобрение, легитимацию на дальнейшее правление (вместо Путина). Возможно, Путина подставляют именно под этот сценарий. Который, впрочем, не кажется мне реалистичным. Но поясняет суть происходящего.

– Первый премьер Путина Михаил Касьянов верит, что военное поражение неминуемо, вслед за ним неминуемо политическое поражение режима Путина, и крах его мы увидим в 2023 году. Вы когда это слышите, вы улыбаетесь, или Касьянов может вдруг оказаться прав на этот раз?

– Естественно, что крах режима неминуем, и поражение тоже. То, что поражение неминуемо было понятно и в конце февраля. Но называть какие-то сроки, это опять играть в профессора Соловья. Мне такие вещи совершенно не нравятся. Это политическая профанация.

– Не могу вас не спросить, как поэта. Знакомый вам Эдуард Лимонов – гений? Ведь то, что он транслировал годами, что считалось маргинальным бредом, стало реальностью и государственной политикой РФ.

– Эдуард Вениаминович Лимонов – путинский холуй, такой же, как Дугин. Никакой гениальностью, на мой взгляд, там не пахнет. В свое время он был талантливым человеком. Но этот талант быстро испарился, и он, в общем, сделал то, что от него требовали или то, что требовало его тщеславие. Или это совпало. Он же в итоге просто обслуживал так называемую томатную гэбню, которая стала кровавой. Да, в основу нынешней власти легли брошюры НБП и бред Дугина. Но это ни в коей мере не говорит об их талантах. Это говорит просто о том, что в один прекрасный момент бандиты из питерской подворотни и псевдоинтеллектуалы сошлись. Было много лишних денег, на месте Лимонова и Дугина мог оказаться кто угодно. Просто им захотелось вот такой дизайн к своему безумию. На самом деле путинизм, рашизм состоялся бы без всякой идеологии, просто за счет денег, которые в него вложены и за счет инертности Запада и россиян. Рашизм и путинизм подобны вооруженному колхозу, курице, которая бежит без головы куда-то вперед. И все знают, что она скоро завалится, но она все бежит и бежит. А что она там кричит при этом? "Россия все – остальное ничто", или что-то еще, это лишь белый шум, которому придается чрезмерное значение.

– Вы хотите сказать, что мода российских студентов на Дугина пройдет? Все эти романтичные мальчики, которые уже несколько десятилетий ведутся на его болтовню, исчезнут?

– Конечно. Я вот вижу, как гибнут нацболы прежнего поколения или чуть помладше. А новых не вижу. Это уже не модно. Я обращала внимание перед тем, как погибла Дарья Дугина, на все эти евразийские тусовки. А там все то же самое, что 20 с лишним лет назад: "Россия все – остальное ничто". Дизайн тот же, и даже нищета та же. А чего вы добились-то, ребята? Дугин сам как-то пропиарился. Есть маргинальность, это форма психического расстройства. Это даже где-то описано в психиатрии. Такая форма социальности. Тусуются как секта. Но это же давно не модно. Перед гибелью Дугиной я видела их фото. Все эти позорные маечки с этим знаком евразийским. Это же и в 90-е уже было позорно. Сейчас в майках "я русский!" ходят торговцы на рынках. В общем, остались дикари, которые прикрываются какой-то псевдоэксклюзивной сектантской культурой и философией, которая абсолютно не репрезентативна на том же Западе.

– То есть убийство дочери не дало Дугину продления его политического амплуа?

– Почему же? Хочу заметить, что он как-то не особо от этого пострадал. Такое впечатление, что это была его концепция. Я не говорю, что это было так. Но вот есть впечатление, что все было концептуально задумано самим Дугиным. Это все укладывается в его видение мира, в его философию. Он принес свою дочь на заклание и стал требовать жертв дальше. Теперь он летает с донесениями к Лукашенко. И, судя по всему, не для того, чтобы говорить о геноциде, а просить, требовать, угрожая, участия в зимней кампании. Он одержимый человек. Он не нормальный человек. И на это надо указывать. Рашизм – это не политическое, а, в первую очередь, психическое явление, потому что его обслуживали девианты. Тут надо говорить даже не о Лимонове, Мамлееве или Дугине, а о таком совершенно шизоидно-клиническом персонаже, как писатель Климов. Он фактически описал всех этих нынешних "идеологов". Это апофеоз патологии.

– Климов же ростовский человек. Мне друзья оттуда еще весной сказали, что там никто не зигует, потому что у каждого второго родня в Мариуполе. В этом смысле южный правый русский мир 90-х тоже рухнул?

– Естественно, безусловно. В принципе, что касается вообще каких-то правых тем, то все они были уничтожены. Ничего не осталось от националистов. Сегодня их вообще нельзя политически определять, потому что это секта, плюс это гэбня. Они транслируют только то, что выгодно Кремлю. Очень плохо, что на Западе люди правых взглядов могут начать воспринимать всерьез Дугина и его кампании как некие политические течения. Повторюсь, это теперь лишь работники бывшей томатной, кровавой гэбни.

– Как вы думаете, сегодня Курехин бы зиговал или, скорее, сумел бы произнести вслух "Слава Украине"?

– Я не поклонник Курехина. Думаю, что он либо отстранился бы, либо умеренно зиговал. Вот есть такой поэт Дмитрий Воденников. Тусуется с Прилепиным, а, казалось бы, по психотипу это другой человек. Это такая обреченность. Есть масса людей именно в андеграунде, в этой среде, которые остаются заложниками 90-х. Которые не видят себя вне вот этого дискурса и всего того, что они прочитали тогда. Мамлеев – прекрасный писатель. Но сколько можно говорить о Мамлееве? А вы вообще что-то еще читали? Курехин был таким же, а уж Летов – тем более.

– Игорь Федорович все-таки сильно шагнул вперед, открыв для себя ЛСД. Нельзя этого отрицать.

– Ничего об этом не знаю (улыбается).

– Вернемся к войне. Война, рано или поздно, закончится. Рискует ли закончиться Россия вместе с ней?

– Нет, потому что это невозможно чисто технически. Абсолютно деструктивная идея, которую толкает псевдолиберальная интеллигенция. Что и народ идиот, и что Россия распадется. Это все какая-то чушь. Та же Германия после всего живет и процветает. С Россией все будет куда хуже, потому что тут изначально условия куда хуже. И культура здесь хуже, и жизнь здесь хуже. Но, тем не менее, Россия из этого всего выберется. Есть люди, есть политические претензии у этих людей. Есть культура, которая никуда не денется. Другое дело, что будет со всем этим из-за коллективной ответственности. Я думаю, что эта ответственность в первую очередь должна распространиться на выплату репараций, потому что это будет действительно и честно, и полезно. Будущим политикам придется тратить себя на то, чтобы восстать из руин, в которые нас погрузило прошлое поколение. Собственно, Путин и Кремль.

– Последний вопрос. Что бы вы могли сказать русским Эстонии и других стран Балтии, которые искренне считают, что Путин – молодец, вовремя начал, правильно все делает?

– Конечно же, это неадекватная реакция. Это наследие советских времен, слепая вера в телевизор. Позиция и инфантильная, и циничная одновременно. Опять же, непонятно, почему страны Балтии закрывают въезд для русских оппозиционеров, а у себя на территории они терпят тех, кто высказывает подобные мысли и фактически поддерживает страну агрессора. Это все очень заметно. Мы живем в прозрачном мире, в котором никого нельзя обмануть, кроме самих себя.

RUS TVNET в Telegram: Cамые свежие новости Латвии и мира на русском языке!