Каждый год дата 9 мая вызывает в латвийском обществе «календарное» напряжение. В чём-то сходное с 16 марта, Днём памяти Латышского легиона, а в чём-то радикально отличающееся. Попробуем разобраться.
Слишком живая история: 16 марта и 9 мая. Сходства и различия
Явное сходство можно усмотреть в «народности» происходящего, следовании сложившейся семейной традиции и отсутствии и даже неприличности рационального мышления о происходившем на полях сражений, а также о том, как подобные акции выглядят в контексте сегодняшних реалий.
Для участников обеих акций, 99% которых по объективным демографическим причинам не нюхали пороха войны, речь идёт не об исторических событиях, отделённых от контекста современности, но о продолжающейся «нашей войне» --
борьбе абсолютного добра с абсолютным злом, сил света против сил тьмы.
Всё больше сближает обе акции и их партийно-политическая ангажированность – соответственно Национальным объединением и «Согласием». Как и неформальный характер обоих мероприятий, когда участие министров и других официальных лиц рассматривается как проявление нелояльности по отношению к ценностям и практике Латвийской Республики.
Что касается различий, то прежде всего это исторический контекст: войска Третьего Рейха, в составе которых сражался Латышский легион, проиграли, а конфликт между союзниками-победителями так и не перешёл в горячую фазу в силу появления ядерного оружия. Существенно различаются и численность участников, и общее настроение.
Если поминание воинов Легиона проходит в суровой скорбной стилистике с элементами глорификации («аллея героев» из красно-бело-красных знамён у памятника Свободы), то по контрасту с официальной скорбной церемонией 8 мая на Братском кладбище
на 9 мая доминируют радость и веселье, которые неспособны омрачить напоминания о цене Победы.
С середины 2000-х отмечание Дня Победы на главной площадке у рижского памятника Освободителям утратило протестный характер и стало главным русским народным праздником-концертом, с ритуальным возложением цветов, преимущественно фейковыми (настоящим уже не до того) ветеранами, песнями и танцами, шашлыками и «фронтовыми» ста граммами, стихийными экспозициями военной техники, непременным выступлением российских артистов и последним номером утверждённой программы – грандиозным салютом.
При непременном неформальном финале,
когда не слишком трезвые или просто подзаведённые люди размахивают флагами РФ и выкрикивают клятвы верности соседней стране.
После аннексии Крыма на площадке у Освободителей перестали транслировать военный парад с Красной площади, однако, при всех заверениях основного организатора торжеств рижского мэра Нила Ушакова, что «это не советский и не российский, а именно латвийский праздник», тень победобесия, наблюдаемого в РФ, легла и на происходящее в Риге и других городах Латвии.
Характерно, что отмечающие 9 мая латвийцы предпочли оригинальным затеям копирование российской акции «Бессмертный полк», за несколько лет из народной инициативы превратившуюся в заорганизованный официоз. В этом году в рамках централизованной акции шествия с портретами героических предков пройдут по всему «Русскому миру», а на территории самопровозглашённых республик Донбасса выйдут с фотографиями жертв «украинской военщины».
Хочу сразу объясниться. При всей подозрительности отдельных черт и составляющих отмечаний 16 марта и 9 мая они имеют право на существование,
и все попытки их административного ограничения лишь способствуют популяризации происходящего.
Другое дело, что продолжение войны в умах многих латвийцев, чёрно-белая этическая трактовка событий более чем семидесятилетней давности свидетельствует не только об обычно упоминаемом расколе латвийского общества, но и о непроговорённости, несвободе от исторических сюжетов, объективно никак не влияющих на статус и благосостояние жителей Латвийской Республики.
Трансформация коллективного мифа в историческую проблематику, подлежащую рациональному рассмотрению, невозможна без индивидуального волевого усилия по расширению горизонта понимания Второй мировой войны. Если не в глобальном, то хотя бы в латвийском контексте.
С осознания того, что на нашей территории первым сигналом войны стали лагеря беженцев и интернированных воинов Польской армии в 1939 году, договор о советских базах, репатриация-депортация балтийских немцев, совесткий ультиматум и оккупация в июне 1940-го, депортация «нежелательных элементов» и приход вермахта в июле 1941-го.
Хроника уничтожения латвийских и привезенных евреев, гибель десятков тысяч советских военнопленных, православная Псковская миссия, латвийцы в частях Красной армии и Латышском легионе Ваффен СС, третий путь Константина Чаксте и курелисовцев... И, разумеется, признание, что СССР участвовал во Второй мировой не с «вероломного нападения» Гитлера 22 июня 1941-го, а с польского похода РККА 17 сентября 1939 года в статусе если не союзника Третьего Рейха, то партнёра по исполнению Пакта Молотова-Риббентропа.
Равно как и то обстоятельство, что исполнение приказов гитлеровского командования не приближало восстановление суверенной Латвийской Республики. И, главное, осознание объёма потерь, окончательно не определённое до сих пор. Недавно обнародованная Госдумой РФ цифра потерь СССР -- 41 миллион 979 тысяч человек – вызывает дрожь. А понимание, почему в ходе наступательных и оборонительных боёв потери РККА в 5-10 раз превышали потери противника, наводит на мысль о приравнении действий советского командования к преступлениям против человечества.
Лично мне кажется, что обо всём этом стоит помнить, отмечая 8-9 мая в Латвии. И если уж веселиться и радоваться, то не триумфу (какой уж тут триумф!) советского милитаризма с явной проекцией на сегодняшний российский, но победе жизни над смертью – завершению массового смертоубийства с обеих сторон. Не забывая, что советская армия-освободительница от нацизма несла на своих штыках новое порабощение.