«Экспат, шмэкспат.., здоров бы был!» (1)

Но самые почётные позиции в итальянском гигиеническом парадизе, бесспорно, принадлежат туалетному мылу. Изготовленному часто по рецептам времён Гарибальди, пахнущему чем только пожелаешь, и при этом ни к какому эксклюзиву не причисляемому. На первых порах я просто пьянел от его миазмов, вынося из москательной лавки никак не меньше, чем по три-четыре куска разом.

И однажды, забрасывая в корзину очередные, пока неизученные, образцы местной мылопродукции, вспомнил я забавный эпизод из жизни в советском Ленинбурге тридцатилетней давности. Сижу однажды у доброй приятельницы. В самом разгаре чаепития дверь открывается, и входит её матушка. Профессорша, историк искусства, чьим студентом я ещё не так давно имел удовольствие быть. Стареющая красавица с породистым измождённым лицом вполне ахматовского стиля.

- Мама, где ты пропадала?

- Представь себе, кому-то надо думать и о быте. Битый час провела в очереди за чешским мылом!

- И много ли, мама, тебе досталось?

- Купила два куска, пока что нам хватит.

- Два куска?! Убив целый час?!

- А чего ещё ты, милая, ожидала? Чтобы я хапнула дюжину, как все эти чудовищные бабы с их стопудовыми авоськами?..

Сей безупречный образец советского интеллигентского жеманства вслыл в памяти снова - уже на днях - по прочтении интервью Бориса Акунина «Немецкой волне». На последний вопрос Жанны Немцовой - считает ли он себя эмигрантом, - Акунин с надменно-хамоватым пафосом отвечал: « Вы знаете, эмигрант - это тот, кто успел запрыгнуть на последний пароход, уходящий в Константинополь, иначе его конница Будённого порубала бы шашками. Меня из России никто не выгонял, я могу влюбой момент туда вернуться, мне там ничего не угрожает.

Поэтому я не эмигрант. Я экспат».

Неизлечимо. Совдепия уж четверть века как в гробу, но советский инстинкт интеллигентской самообороны - в полном порядке. Я не такая, я жду трамвая. Чтобы, не дай Боже, не перепутали с «этими чудовищными бабами». Хотя с кем перепутаешь стильного и мастеровитого автора, воскресившего утраченый, было, русской словесностью жанр качественной беллетристики? Творца вполне увлекательных «Фандориады» и «Пелагиады», единственного в своём роде Акунина? Так стоило ли комедию ломать?

Увы, над угнездившимися в подсознании инстинктами здравый смысл не властен.

Но для начала выясним, откуда вообще взялось шикарное словечко , и в чём его пленительная сладость. «Экспат» - сокращённая форма англоязычного существительного с латинскими корнями «expatriate». Традиционно обозначающего кого-либо, живущего вне родины или страны гражданства. При этом глагол «expatriate» оксфордский англо-русский словарь переводит как... «изгонять, изгнать из отечества».

Что только добавляет абсурда русскоязычной тираде настаивавшего как раз на обратном писателя.

К тому же ещё и профессионального переводчика с английского.

В широкий обиход этот самый «expat» выплыл в начале текущего века стараниями многочисленных англофонов, осевших в континентальной Европе. Термин «иммигрант» им заведомо претил - учитывая комплекс «чумазых» ассоциаций, которыми в конце ХХ века успел он обрасти. Высокомерие же в англоязычном мире тяжким грехом никогда не считалось: тамошнее ханжество закроено по несколько иным лекалам, чем, например, в социалдемократической Скандинавии.

На моих глазах в Брюсселе конца 2000-х вокруг пока что свеженького тренда начали взбивать высокую пену. Экспаты! Это слово замелькало сначала в устной речи, затем в прессе. Коммерция и реклама отреагировали молниеносно. Открою, бывало, за утренним кофе приходившую по подписке англоязычную газету Flanders Today, и что там вижу? На целую полосу: «ING - the Europe's #1 Bank for Expats». Брависсимо!

Я даже провёл опрос знакомых журналистов, еврочиновников и лиц свободных профессий на предмет критериальности модного термина. Поскольку сам никак не мог её постичь. Что конкретно определяет принадлежность к этому квази-классу - особенно в городе, где официально более 30% населения - обладатели иностранных паспортов? Если исходить из того, что экспат - ни в коем случае не гастарбайтер, чья цель - заработок, то, выходит, легион так называемых экспатов потеет в евроофисах из чистого альтруизма? Или зарабатывает там не больше, чем прежде - в своих странах?

Если же принять главным критерием цифры доходов - и подавно выйдет конфуз. Иные шустрые польские и румынские сантехники зашибают в Брюсселе не меньше, чем невысокого звена еврочиновники. Легально. Но никому вокруг как-то не приходит в голову причислять их к экспатам. Сами же они часто и слов таких не знают.

Какие ещё бывают критерии? Уровень образованности? Мерси, наблюдали мы британскую баронессу Эштон в должности МИД ЕС. Путалась в географии континента, как позорная двоечница. Происхождение? - не секрет, что уйма еврочиновников - и ещё больше топ-менеджеров международных банков и корпораций - выходцы из самых что ни на есть демократических масс... Стоп! А не здесь ли как раз и ключик?

Неслучайно ведь самые убедительные из собранных мною мнений сводились, так или иначе, к одному: публика, оценивающая свой успех, и при этом живущая за границей, желает обеспечить себя, любимую, неким подобием непререкаемого «первого класса» на всех возможных векторах массовых миграций глобального мира.

- Другое дело, - добавил один молодой евробюрократ (и председатель совершенно англоязычного Ирландского землячества в Брюсселе), - что от словечка разит надменностью и - будем откровенны - дешёвкой. На дух его не выношу, и всякий раз, когда кто-то пытается меня им наградить - посылаю подальше...

Пару месяцев назад, освещая «гламурную эвакуацию» московской буржуазии, я заметил, что у статистического представителя тамошнего среднего класса на слова «эмиграция» и «эмигрант» - выраженная алергия.

Что мыслить о себе и своей ситуации в столь ужасных категориях он не смеет. И другим старается повода не подавать. Теоретически, термин «экспат» мог бы худо-бедно удовлетворить потребность этой публики в «статусном зонтике». На деле же «белые нитки» вылезают тут и там из аргументации «экспата» в российской версии. Свежий пример - акунинское интервью.

Где концы с концами не то, что не сходятся, - они разъезжаются, как ветви гиперболы.

Откуда у Акунина такая убеждённость, что «эмигрант - это тот, кто успел запрыгнуть на последний пароход...»? Вряд ли ему неведомо, что эпизод эвакуации Крыма - лишь один из многочисленных и очень разнородных в Большом российском исходе. Одна из экстремальных ситуаций массового бегства. Но было и множество других. Фактически же - о чём Акунин просто не может не знать - Исход растянулся на целое десятилетие с момента большевицкого переворота.

Всяк спасался, как мог. Немало людей выехало спокойно и легально - с багажом и билетами, комфортабельными поездами до Берлина или Риги. Даже не всегда официально на новое место жительства - также и на лечение, в творческие командировки или в гости к родным. Но при этом никто, включая подписывавших выездные документы совчиновников, - не сомневался, что выезжающие не вернутся.

Может быть, те, кто покинул тогда Россию не беженским способом, тоже не прочь бы были называть себя экспатами, да вот беда: слово это ещё не «созрело»?..

Утверждение, что «настоящие» эмигранты-де непременно спасались от физической расправы, столь же наивно, сколь и бестактно. Бестактно, поскольку говорит Акунин это не какому-нибудь Ивану Паукову, но Жанне Немцовой. Накануне своего выезда из России получившей серию телефонных угроз. Читай: это вы, барышня, эмигрант, а я - экспат. Потому как меня, Георгия Чхартишвили, никто из России не выгонял! Класс.

Ивану же Паукову это сакраментальное «никто не выгонял» слово в слово поведала в марте Галина Тимченко (генеральный директор портала meduza.io, - прим.ред.). Ясно, что никто ни с кем по поводу единого «пароля» не сговаривался: просто для российской ментальности все эти «пустили - не пустили», все эти «выгнали - не выгнали» - невралгические пункты известной значимости. По мне же - невелика разница. Уши слышат одно, но глаза-то видят совсем другое. Какие бы слова все эти люди не произносили, Там их больше нет. Они - Тут.

У меня к уважаемым дамам и господам читателям и авторам несколько иной вопрос. Не хватит ли с нас - да и с вас тоже - инфантильных россказней об «экспатах», которых, конечно же, из России «никто не выгонял»? Подозреваю, и в детском садике-то не всякий поверит, ч

то выгнать из страны может и должен непременно Кто-то.

А Что-то - никак не может?

В своё время Кто-то - в лице Ульянова-Ленина - выслал из Совдепии не очень многочисленную группу философов и писателей. Бердяева, Степуна, Франка, и так далее - список известен. Остальных же несколько миллионов из страны выбросило именно Что-то. Нужно ли объяснять, что?

Большевики их всех не только «не выгоняли» - напротив, были даже не прочь некоторых вернуть. В первую очередь учёных и людей творчества. Вопросом занимались целые отряды дипломатов - не говоря о тайных агентах. На обеды, ужины и танцы, на разные «культурные программы» в своих посольствах Совдепия кассы не жалела. И любая удача считалась крупной победой. Не удалось «выгрызть» Шаляпина, - так хоть бы Вертинского. Не вышло с Буниным, - что ж, зато Куприна выманили!

Не слишком мешали «народной» власти даже по разным причинам не выехавшие представители знатнейших аристократических семейств. Отобрав у них всё, что только могли, им оставили единственный, очень незамысловатый выбор. Сделав который, скажем, графы Олсуфьевы умерли друг за другом в удручающей нищете и страданиях ещё задолго до сталинского Великого террора, тогда как известная ветка рода графов Толстых, рассудив иначе, по советским меркам вполне процветала.

Все же уехавшие были эмигрантами. Все до единого. Никем иным себя они не считали, здравому смыслу стараясь не противоречить. Тем временем в «отдельно взятой стране» мода на жеманные позы достигла впечатляющего расцвета:

подсоветская интеллигенция страстно желала эмоционально компенсировать свою униженность.

Если кто-либо в тогдашней ситуации и мог бы - со скрипом - соответствовать полюбившемуся Акунину словечку, то разве что осыпанный привилегиями придворный «пролетарский писатель» и «отец соцреализма». Обладатель «служебного» советского паспорта и «открытого» счёта (бери денег, сколько хочешь) в госбанке СССР, «экспат» Горький, впрочем, много лет делал всё возможное, чтобы не трогаться с любимого им до слёз острова Капри. Увы, в Москву уж очень навязчиво тащили, так что в итоге пришлось туда всё-таки вернуться. И вскоре удалиться в лучший из миров.

Бориса Акунина, которого из Москвы «никто не выгонял», назад, вроде бы, никто с такой навязчивостью не тянет. Тем лучше для него - учитывая хорошо ему известные исторические примеры. Кем при этом себя он считает - безусловно, его приватный выбор. Иное дело - выставленные на публичное посмешище сентенции об эмигрантах и эмиграции, где одна глупость сидит на другой, и третьей погоняет...

Не сомневаюсь, что, прочти цитированное интервью, например, моя покойная бабушка, в своё время не на шутку увлечённая «Фандориадой», - она непременно бы заметила: «Экспат, шмэкспат... здоров бы был! И не смешил бы людей!".