Сдвинется ли молдавский «воз»?

С самого начала года страну лихорадило. Один политический скандал следовал за другим, но все они так или иначе имели экономическую подоплеку. Говоря же конкретнее, очередное правительство – на словах проевропейское – проворовалось не менее постыдно, чем все предыдущие. Только на сей раз канувшие денежки оказались европейскими. Что вызвало раздражение Брюсселя, отчаяние одной части молдавского общества, и еще глубже погрузило в апатию другую его часть.

На таком незавидном фоне многолюдный митинг на площади перед Парламентом Молдовы, организованный молодыми румынскими унионистами 13 июля имел эффект более моральный, чем политический. Если Бессарабия не в состоянии интегрироваться в ЕС в рамках существующей республики Молдовы, то в составе Румынии, чьей исторической частью эта земля является, возвращение в Европу ей гарантировано, - таков был послания митинга, подытожившего двухдневный пеший марш, стартовавший 11 июля из Бухареста.

Комментируя событие, румынские медиа приводят данные опросов общественного мнения, из которых следует, что более 60% бессарабцев в воссоединении с Румынией видят единственное спасение из трясины клептократии, в которой Молдова увязла давно и, похоже, безнадежно. А заодно и избавление от «приднестровского балласта».

Поскольку фундаментальной геополитической проблемой нынешней Молдовы

является ее «склеенность» из двух частей с разной историей.

Двести лет назад, в начале 1812 года Бессарабия – географически междуречье Днестра и Прута – оказалась впервые отторгнутой от старого румынского княжества Молдова со столицей в Яссах. Эта неширокая полоса стопроцентного чернозема по сути явилась «гонораром», запрошенным Российской империей за освобождение двух придунайских княжеств от турецкого «протектората».

В качестве губернии со столицей в Кишиневе Бессарабия дожила до крушения империи, когда ее жители, напуганные подкатывающейся все ближе гражданской войной, создали собственное временное правительство – Sfatul Tarii (Государственный Совет). Каковой незамедлительно и почти единодушно проголосовал за воссоединение области с румынским государством, к тому времени уже полвека функционировавшим как конституционная монархия.

Волеизъявление бессарабской элиты было ратифицировано Версальским мирным договором,

заодно одарившим Румынию практически третью довоенных австро-венгерских территорий.

Вчерашнее компактное королевство превратилось в самую большую страну юго-востока Европы. В сталинском же СССР этнические румыны, проживавшие восточнее Днестра, получили административно-территориальную автономию в составе УССР.

Пакт Молотова-Риббентропа отфутболил Бессарабию в СССР, где ее тут же «приклеили» к приднестровской Молдавской АССР. Полученный продукт, названный МССР, стал ближайшим предком современной республики Молдовы. По линии же сталинской «склейки» вскоре после развала СССР прошла трещина, с тех пор год от года все углубляющаяся.

Более двадцати лет фрагмент СССР брежневского покроя, с любовью мумифицированный в Приднестровье, существует в рамках беднейшей страны континента, где постсоветская мода на олигархат теснейшим образом переплелась с древними традициями балканского кумовства.

В первое постсоветское десятилетие Молдову официально покинуло около миллиона ее граждан. То есть треть тогдашнего населения страны. Уезжали во всех направлениях – кто куда мог. Естественно, Румыния не могла не стать одним из популярнейших миграционных магнитов. Особенно для молодых и амбициозных.

Студент-бессарабец иностранцем в Румынии официально не считался уже в 90-е; получение им румынского паспорта на месте требовало минимума формальностей.

Временами паспорта втихомолку выдавало посольство Румынии в Кишиневе.

Надо ли говорить, что в течение последних десятилетий все, что было в Молдове талантливого и креативного, раньше или позже оказывалось по другую сторону Прута.

По вступлении Румынии в ЕС ее притягательность для всех бессарабцев резко подскочила. Она особенно выросла в последние годы, когда, после долгой «раскачки», Румыния начала стремительно развиваться. В 2014 ВВП страны вырос на 2,9%. По данным агентства Ernst & Young прирост малых и средних предприятий в одном минувшем году составил ошеломительные для восточноевропейской страны 50%. Сумма же иностранных инвестиций в румынскую экономику на 31 декабря 2014 составляла ни много ни мало 62,2 млрд. евро.

По старой привычке румын и сегодня не прочь пожаловаться на безденежье: банковские кредиты совсем его, беднягу, заели.

В глазах же рядового бессарабца его имеющий работу румынский брат – человек вовсе не бедный.

Как и в других восточноевропейских странах, в Румынии успело вырасти поколение, для которого успехи отечественной евроинтеграции – нечто в порядке вещей. Изувеченной недавним коммунизмом страны начала 90-х они просто не помнят. Но много о ней слышали и читали. И искренне желают помочь бедным братьям из-за Прута выбраться из посткоммунистического болота.

Эти молодые люди, похоже, воодушевлены примером западных немцев, четверть века назад начавших крушить Берлинскую стену – во имя демократии, а никак не Великой Германии. От национал-шовинизма они всячески стараются откреститься – тем более ввиду того, что великодержавные аспирации в сознании румынских масс еще не вполне изжиты.

Что правда, то правда: из моды национал-шовинизм выходит, это видно хотя бы из рейтингов влиятельной в 90-е годы, а ныне ставшей маргинальной партии «Ромыния Маре» («Великая Румыния»). Наконец, на прошлогодних президентских выборах впервые в истории Румынской республики внушительную победу одержал кандидат, чье имя звучит, скажем, не вполне по-румынски. Президентом стал экс-мэр города Сибиу, Клаус Иоханнис, по происхождению трансильванский немец. Страна меняется, и не только внешне.

Но кое-где на бетонных изгородях и глухих стенах можно прочесть надписи полуметровыми буквами: «Бессарабия – Румыния!» С первым массированным наплывом румынских гастарбайтеров в Брюссель аналогичного содержания граффити появились и там. По поводу чего ваш автор даже провел опрос бельгийских знакомых: известно ли им, где вообще эта самая Бессарабия находится. Естественно, кроме нескольких гуманитариев, не знал никто…

Самое же интересное в этой истории вот что: на данный момент все выглядит так, будто инициатива воссоединения исходит все больше из Бухареста. Двусмысленная для Румынии ситуация: могут ведь чего доброго и реваншизм «пришить» - не посмотрят, что дирижирует «музыкой» либеральная молодежь, а вовсе не «Ромыния Маре»!

Это хорошо понимал экс-президент Траян Бэсеску. И имел на сей счет жесткую позицию. При каждом удобном случае Бэсеску подчеркивал, что инициатива воссоединения должна принадлежать Кишиневу. Новый же обитатель президентского дворца, выйдя 11 июля навстречу пришедшим засвидетельствовать свое почтение унионистам, отделался коротеньким спичем, содержание которого сводилось к тому, что как президент Румынии он «глубоко впечатлен» акцией пешего марша.

К «глубокому впечатлению» президента Иоханниса, процитированному всеми румынскими СМИ, радиоканал Romania Actualitati добавил, что, по мнению многих румынских парламентариев, «ситуация для воссоединения в настоящее время благоприятная».

Любопытно, что же именно господа парламентарии имели в виду?

Нехватку у Кремля сегодня денег на содержание Приднестровья, не говоря уж о его вооружении? Или фиаско проворовавшегося правительства Молдовы? Но как первое, так и второе достаточными условиями никак не являются.

Поскольку единственным путем легитимного воссоединения может стать только открытый референдум всех граждан Молдовы. В теории. На практике же все отлично понимают, что приднестровцы референдум непременно заблокируют.

Другое дело, что воссоединение с Румынией Бессарабия может купить ценою отказа от Приднестровья. В конце концов, связь Кишинева с Бухарестом год от года все прочнее, а с Тирасполем – все слабее. Кроме того, возможность присоединения Приднестровья в Румынии никто (кроме ультраправых из «Ромыния Маре») даже и не обсуждает: во-первых, исторической частью страны этот район не считают, во вторых же, наблюдая происходящее на Украине, Румыния не желает себе аналога «Луганды».

Стало быть, необходимы два референдума. Но кто сегодня возьмет на себя труд их проведения в Молдове?

Кишиневскому официозу – вне зависимости от политической ориентации – реальное воссоединение нужно, как дырка в голове. По соображениям практическим. Ибо поглощение маленькой Бессарабии большой Румынией в одночасье сметет тот «олимп», на котором поколениями восседают и очень недурно кормятся несколько кланов высших госчиновников и олигархов.

Вакансиями в Бухаресте для этой публики и не пахнет:

на тамошнем «олимпе» все «схвачено» не менее герметично – разве что имеет значительно более цивилизованные формы.

Оттого тема воссоединения, время от времени звучавшая в политической риторике Кишинева с начала 90-х, всегда имела известную дозировку. Дескать, да, непременно, но не сейчас – в ближайшем будущем! Подход к этой теме был исключительно инструментальным. Говоря уж совсем грубо, сюжет воссоединения был подобием стимулирующей морковки, подвешенной перед носом ослика. Чтобы все время видел, но ухватить не мог. И покорно брел дальше.

В связи с чем упертое, маргинальное, но не особо агрессивное Приднестровье оказалось очень даже кстати. Поскольку обеспечивало известное равновесие. Чтобы «воз» и ныне был там же, где вчера.

При такой диспозиции «воз» и завтра никуда не двинется.

Если только «горячие румынские парни», поддержанные отчаявшимися бессарабскими «братьями», не учинят в Кишиневе Евромайдан.