Прошедшая сквозь огонь. И выжившая

В первый момент Мааре Уус даже не поняла, где она и почему там находится. Она видела мать и отца, – мать гладила ей руку и плакала, отец говорил о преодолении трудностей – но плохо понимала происходящее: почему ее здесь закрыли? Но задать этот вопрос она не могла – вставленная в горло трубка сдавливала голосовые связки.

Единственное, что Мааре в итоге поняла – что-то произошло. Но тогда она еще не осознала, насколько плохим было ее положение. Потребовалась неделя, чтобы она вернулась в нормальный мир из своего полузабытия. Три недели она провела в искусственной коме.

В итоге, проснувшись и получив возможность говорить и двигаться, она обнаружила себя в бинтах с головы до пят. Как мумия. Ничего другого не оставалось, как следить за тикающими на стене часами.

Она обгорела.

Как это произошло?

Это случилось прекрасным июльским вечером четыре года назад в деревне Дирхами Ляэнеского уезда. Когда вернулись с пляжа, похолодало, и друзья развели костер. В метре от костра находилась чугунная емкость, в которой молодые люди собирались развести огонь, чтобы был свет, когда они ночью пойдут на рыбалку.

Кто-то из компании налил в емкость технический спирт. Разгорелось такое сильное пламя, что все в страхе отпрыгнули в сторону. Когда огонь слегка успокоился, один из молодых людей подлил горючей жидкости. В следующий момент вспыхнуло мощное пламя, прогремел взрыв, и огонь перекинулся на Мааре.

Она вспыхнула как спичка. Вся. Охваченная огнем, она успела только подумать: тут я и умру…

Следующее, что помнит Мааре – она лежит на земле, ее молодой человек срывающимся голосом вызывает скорую помощь… Все тело, рот и горло неприятно пересохли, нос ощущает только запах гари, кожа на руках ободрана.  От нестерпимой боли она закричала: «Я хочу умереть!!! Пожалуйста, дайте мне умереть!!!»

Тогда ей было всего 25.

В скорой помощи сказали, что смогут добраться только через полчаса. Поэтому молодой человек Мааре дотащил ее до машины, чтобы выехать навстречу скорой. Мааре трясло от холода – это был шок.

В машине скорой помощи по дороге в Таллинн медики капали для утоления боли морфин – который все никак не мог подействовать. Лежа на носилках Мааре увидела рядом с собой металлическую дверь шкафа и в ней отражение своего лица. «Картинка была нечеткой, - написала она после в своем интернет-дневнике. – Но я поняла, что губы опухли как у Донателлы Версаче, а обгоревшие пучки волос облепили голову. Это было самое жуткое зрелище в моей жизни!»

Последнее, что она помнит в Северо-Эстонской региональной больнице до того, как погрузиться в трехнедельный сон - работники, которые срезали кольца с ее пальцев и пытались извлечь из глаз линзы.

Что делали врачи?

Врачи оценили, что у Мааре обгорело 30-39 процентов кожного покрова. Они сделали четыре операции, сняв кожу со спины, левой руки и ног и пересадив ее на бедра, которые пострадали больше всего, а также на живот и кисти рук. На лице пересадку делать не стали, надеясь, что заживет и так.

Одна медсестра уже потом со слезами на глазах сказала Мааре: «Все боролись за тебя!»

Самая большая борьба самой Мааре началась, когда спустя месяц ее выписали из больницы, и она приехала домой в Рапла. Вместо длинных белокурых локонов на голове был сантиметровый ежик, от женственных форм за неделю лежания и питания через трубки не осталось и следа. Тогда она даже не представляла, насколько долгим и тяжелым будет лечение. Кто-то предположил, что потребуется полгода, другие говорили о годе. Нашлись и те, кто сказал, что все продлится года два или три. Долгосрочные прогнозы были оптимистичными, но Мааре не представляла, с какими страхами она еще столкнется.

«Психологическая травма, я думаю, была даже больше, - признается теперь уже 29-летняя Мааре, оглядываясь назад. – Как жить с новой внешностью и начать ее любить?»

Лицо, которое поначалу только покраснело от ожогов, через пару месяцев стало выглядеть хуже. Кожа начала заживать, но при заживлении стали проявляться шрамы.

Что делать с собой?

Но лечение тела шло еще тяжелее, чем лечение лица. Месяц Мааре пролежала в Хаапсалуском восстановительном центре, чтобы начать нормально двигаться. Пересаженная кожа не хотела просто так, без терапии, растягиваться. Поэтому поначалу Мааре ходила, – по темным закоулкам, чтобы никто не увидел – как горбунья. Пальцы не хотели гнуться и складываться в кулак. Голоса по-прежнему не было, говорить могла только шепотом. Врачи кололи ей в лицо взятый из ее же тела жир, чтобы шрамы разгладились и она смогла начать зевать, улыбаться, нормально есть.

Чтобы лечение тела принесло лучший результат, Мааре сшили утягивающее белье, которое придавило плотные выступающие шрамы и сделало их более гладкими. Белье пришлось носить два года. Плюс покрывающая все лицо сдавливающая маска, которую она натягивала по ночам.

Было тяжело, и к этому добавлялась неизвестность будущего. И хотя ни разу после шока у костра, по словам Мааре, желания умереть у нее не возникло, из восстановительного центра она вернулась домой в настолько подавленном настроении, что не могла по утрам вставать с кровати. «У меня возникла невозможная тоска по прежней жизни и прежней мне, - написала она в дневнике. – Больше всего я хотела быть нормальной, обычной и делать те вещи, которые раньше делать могла. Я была заложницей своего собственного тела, и это было страшное чувство». Она начала принимать антидепрессанты.

Выбираться из этого плена можно маленькими шажками, преодолевая себя – так советовал психолог. Такой первый маленький, но в действительности большой шаг Мааре сделала в Хаапсалу, когда по вечерам ходила с матерью на прогулки.

Часто они проходили мимо кафе «Müüriääre», в витринах которого были видны изысканные пирожные. Но войти в кафе Мааре не решалась. Она думала, что очень страшная, что все будут на нее смотреть. И вот однажды вечером, намазав лицо тональным кремом, натянув на голову капюшон и замотавшись шарфом до носа, она взяла мать под руку и зашла в кафе. На всякий случай села в таком месте, чтобы оказаться спиной к другим посетителям.

Ничего плохого не произошло. Страхи, что на нее будут презрительно смотреть,  скажут что-то обидное, оказались страхами, рожденными в ее голове.

Это был первый шаг к нормальной жизни. Но далеко не последний.

Как преодолеть страх?

После шести месяцев на больничном, одного месяца в отпуске и еще месяца отпуска за свой счет настало время возвращаться на работу: секретарем в Таллиннский Swedbank. Это, как оказалось, было намного труднее, чем зайти в кафе.

«Я списала себя со счетов, - вспоминает Мааре. – Я думала, что не справлюсь. Постоянно сравнивала, что коллеги думают, как ко мне относятся. Морально это очень тяжело, когда тебя помнят одним человеком, а ты возвращаешься совсем другим».

В действительности переживания были тяжелее, чем она описывает их теперь, три с половиной года спустя. Из тогдашнего дневника: «Как и можно было предположить, в ночь перед выходом на работу я не сомкнула глаз. Я таааак нервничала! Первым делом, мне нужно быть идти на совещание отдела, на котором присутствовали все мои сослуживцы. Мысль об этом была более чем пугающей.

С каждым шагом (в сторону комнаты для совещаний) я чувствовала, как колотится сердце. Во рту пересохло. Руки тряслись. Ноги подгибались. Разум твердил: просто войди и посмотришь, что будет! А внутренний голос кричал: "Я не хочууууууу! Я хочу домоооооой!"

Я чувствовала, как все взгляды устремились на меня, когда я вошла, и как изменилась атмосфера в комнате. Я более-менее привыкла к своей новой внешности, но в памяти остальных осталась совсем другая картинка. Новая Мааре могла шокировать. Я действительно хотела, чтобы в полу появилась дыра и я могла выбраться через нее из этой комнаты».

Страхи оказались беспочвенными. Коллеги приняли Мааре очень хорошо: «Они всегда поддерживали и подбадривали меня. И приняли меня именно такой, какая я есть».

Через два года после возвращения на работу Мааре должна была признать, что улучшение вида шрамов оказалось незначительным. Шрамы, особенно на подбородке, по-прежнему бросались в глаза и со временем разве что стали чуть светлее. И это, что тут скрывать, влияло на ее уверенность в себе. Она по-прежнему избегала мест с большим скоплением народа, а когда шла по улице, старалась ни на кого не смотреть.

Врачи советовали сделать операцию.

Мааре согласилась. И позже пожалела об этом.

Что будет дальше?

Для того чтобы пересадить кожу на подбородок, врачи установили под ее левой ключицей похожий на калач эспандер из кожи, из которого каждые две недели нужно было откачивать жидкость. Так они, по словам Мааре, за три месяца отрастили нечто похожее на третью грудь, из которой в итоге взяли кожу для пересадки на лицо.

Однако там, откуда ее взяли, воспалилась рана. Она стала настолько большой, что в итоге и туда потребовалась пересадка, для чего пришлось взять кожу со спины – откуда уже брали кожу для пересадки на обгоревшие участки.

Жалость к себе и подавленность отнимали силы. Мааре словно оказалась в самом начале пути: опять нужно было лечить большие раны: «Все вокруг меня казалось безнадежным, ничто не радовало. Я чувствовала себя еще хуже, чем раньше и думала, что мне вообще не нужно было делать эту операцию».

Подбородок, который после операции казался в три раза больше, со временем начал уменьшаться. В начале этого года хирурги удалили оттуда последнюю лишнюю кожу. После этого стало можно ходить без шарфа. Кроме того, для улучшения кожи лица в течение последнего года Мааре перепробовала разные процедуры, начиная от уколов против шрамов – очень болезненных, отмечает она – до фотоомоложения, при котором за 15-минутную процедуру нужно отдать 120 евро, а особо заметных результатов нет: «По крайней мере, мое сердце спокойно, что я сделала все».

В действительности можно пройти и еще какие-то процедуры, но Мааре чувствует, что после четырех лет лечения и бесчисленных операций, она больше не может и не хочет. За это время она столько вытерпела и потеряла! И со своим молодым человеком, который поддерживал ее первые полтора года, она разошлась, поскольку жизнь Мааре крутилась вокруг лечения, а в местах, куда можно было ходить вместе, она не хотела показываться.

Теперь Мааре, которая работает специалистом по связям с общественностью Swedbank, чувствует, что обрела внутренний покой – и у нее теперь есть время на обычную жизнь. Около года у нее уже новый молодой человек. В течение восьми месяцев она посещала курсы обмена опытом, чтобы в дальнейшем помогать тем, кто оказался в такой же ситуации. А на этой неделе она поедет на полгода в Австралию. Пока, правда, она не знает, что будет там делать.

Но это не та неизвестность, из-за которой стоит беспокоиться. После трагического происшествия она не знала даже того, что с ней вообще будет. Разве можно сравнить поездку на край света с тем, что с ней было четыре года назад, когда она испытала такую дикую боль?