Кюзис: "Я не совершил ни одной стратегической ошибки" (1)

- Говоря о критике. Сандис Гиргенс главным образом обвинял Вас в неэффективных реформах. Как Вы думаете, насколько это разумно?

- Мы с командой разработали оценку ресурсов и функций Государственной полиции. Мы участвовали в европейском проекте. У нас было много иностранных экспертов, с которыми мы вместе оценивали структуру и функции полиции. Сегодня мы готовы изменить это. Моя работа заключалась в оценке, и следующему руководителю [Государственной полиции] необходимо будет это реализовать. 

- Пардаугавский суд Риги недавно завершил рассмотрение уголовного дела о трагедии в Золитуде. Как Вы оцениваете все, что произошло после нее?

- Это дело осталось в памяти не только у меня, но и у многих полицейских и спасателей - это воспоминание, которое никогда не исчезнет. Я с первого дня был на месте происшествия. Я видел все, что там произошло. В какой-то степени я принимал участие в организации работы.

Я больше не хочу видеть или чувствовать что-то подобное. Находиться в таком месте... Я не был на войне, но смерть в воздухе, что там обитала... Это что-то ужасное.

Поэтому для нас было очень важно начать расследование. В то время что говорили? "Всех сразу в тюрьму!", "Это было массовое убийство!". Было сделано много таких заявлений. Но мы хотели понять, кто же виноват.

- На Ваш взгляд, удалось разобраться, кто же все-таки виноват?

- Мы привлекли лучших следователей, лучших специалистов. Я уверен, что в суд было передано совершенно ясное дело, в котором множество доказательств того, как произошла эта трагедия, каковы были причины.

Конечно, никто из этих людей не строил это здание и не предпринимал никаких действий, чтобы разрушить его и убить 54 человека. Конечно, нет!

Но эти действия, бездействие, пренебрежение... - все это было. Мы доказали это в нашем расследовании. Это также было замечено прокурорами в обвинениях.

И я не сомневаюсь, что суд примет решение. Конечно, другая сторона имеет право на защиту. Мы уже видим эту аргументацию защиты, которая более или менее направлена на то, чтобы поставить под сомнение какие-либо из доказательств.

- Были ли внесены в закон какие-нибудь изменения, чтобы предотвратить повторение подобной трагедии? Вы теперь уверены, что мы в безопасности?

- Я думаю, что дело здесь не в том, что этого не может произойти. Эту ситуацию можно было предвидеть и предотвратить. История об этом.

Сегодня мы видим, как люди реагируют на пожарную сигнализацию в супермаркетах. Всех мгновенно эвакуируют. Если бы в тот момент произошла эвакуация при первой тревоге, жертв бы не было.

Безопасность - это то, что требует больших инвестиций, осведомленности и большой ответственности.

- Как Вы оцениваете прогресс по делу об убийстве Бункуса?

- Здесь, к сожалению, я не могу ничего пояснить, так как идет уголовный процесс. Могу только еще раз сказать, что по данному делу проводится расследование. Члены целевой группы работают на международном уровне, и я не сомневаюсь, что решения будут найдены.

- Дело имантского педофила: чему оно Вас научило?

Это было одно из самых сложных дел. Не по структуре, а по исполнению, жертвам и методам. Это преступление вызвало общественный резонанс. Как правило, полиция может расследовать такие случаи двумя способами. Если бы это было десять лет назад, мы бы работали, поймали его и только потом объявили об этом. Но тактика этого расследования была такой, что

когда мы поняли, что это один человек, что это серийные преступления, мы начали говорить об этом публично, чтобы предупредить людей.

Но таким образом мы сделали хуже себе. Мы фактически предупредили его, что "знаем о нем и работаем над его поимкой". 

- Можно сказать, что стояли перед выбором?

- Да. То, что мы все равно поймали бы его, это было очевидно. Но здесь было ясно, что людей нужно предупреждать. Мы знали, что будет ажиотаж, но сознательно шли на это, потому что понимали: человек, который это делает, - болен, и он пойдет и будет действовать снова. И он будет игнорировать то, что мы делаем. Если бы он продолжил (а он, конечно, продолжил бы), он дошел бы до фатального исхода. Это динамика развития преступника.

- Есть случаи, когда, например, мужчины лапают женщин в общественном транспорте. Этих людей судят за хулиганство, и считается, что в нашем законодательстве нет отдельной статьи о сексуальных домогательствах...

- Здесь я не могу согласиться. Если мы посмотрим на раздел Уголовного кодекса  "Преступления против нравственности и сексуальные преступления", то мы увидим достаточно широкий спектр того, что означает "сексуальное преступление".

Если мы говорим о неестественном удовлетворении сексуальных потребностей, о прикосновениях к телу, то это состав преступления.

Я хочу сказать, что мы чрезвычайно обеспокоены. Участие несовершеннолетних, особенно малолетних [в подобных делах] увеличивается. Если мы посмотрим на то, что происходит после дела имантского педофила, мы не сталкивались с тем, чтобы педофилы где-нибудь по улице бегали за детьми. Но это не значит, что этих преступлений не существует. Их еще больше. Просто сегодня они не в лесу, а в Интернете. У них есть ники (псевдоним. - Прим. ред.), и они говорят, что им 12 или 16 лет и они ищут кого-то для общения. Мы работаем с этим.

- Сколько таких преступлений было за последнее время?

- Я точно вам не отвечу, но это не 5 и не 10.

Есть сотни преступлений, которые связаны с использованием [несовершеннолетних], и особенно с детской порнографией - ее загрузкой и использованием.

Это огромная проблема. Самое болезненное в расследовании таких дел, особенно в отношении детей, - это то, что ребенок часто страдает там, где живет. В семье. Он страдает от тех людей, у кого ищет защиты, кому доверяет.

- В настоящее время много говорят о нехватке персонала в полиции. Как Вы думаете, что нужно сделать, чтобы заинтересовать молодых людей такой карьерой?

- Да, об этом много говорят, но я хотел бы разъяснить некоторые вещи. 

Фактически мы также сокращаем количество полицейских, потому что должны быть постоянно динамичными.

Если мы посмотрим на уровень преступности, то он уже давно падает. Со времен кризиса. Прошлый год тоже не стал исключением. Сама работа стала другой. Сегодня сотрудник полиции должен быть универсальным. Он должен уметь работать не по секторам (патрульный, сотрудник ГИБДД, участковый, следователь), а должен стать универсалом. Это одна из вещей, которую новое руководство полиции попытается внедрить. Необходимо, чтобы полицейский был профессионально подготовлен. Чтобы он знал, что делать, когда приезжает на место событий, и ему не приходилось бы ждать, пока приедут коллеги.

- То есть цель состоит не в том, чтобы задействовать больше людей, а в том, чтобы эффективно использовать существующие ресурсы?

- Да. Каждый год мы проводим социологические исследования о безопасности. Наш подход во многом отличается от соседних стран, но некоторые примеры мы перенимаем от Эстонии.  

В Эстонии в этих опросах люди отмечали, что хотят видеть полицию тогда, когда это необходимо. У нас люди хотели бы видеть сотрудников полиции на улице. 

Моделей работы полиции в мире очень много. И здесь история больше о подходе и видении. У нас больше хотят видеть полицейских на улице, ибо так люди чувствуют себя в безопасности. Но мы не можем обеспечить эту функцию сегодня, потому что нам не хватает человеческих ресурсов. Мы должны больше реагировать на вызовы, где что-то произошло и нужна наша помощь.

- Однако мой вопрос был больше о том, как привлечь новых людей.

- У нас большая проблема - удержать. Мы для себя определили, что хотим набирать 250 полицейских каждый год. Мы делаем это. Но большинство уходят.

- Я подозреваю, что большая часть преступлений все еще связана с кражами и наркотиками. А какие существуют новые, нехарактерные для Латвии виды преступлений?

- Преступления [по сути] не стали другими. За исключением кибербезопасности. Там все резко меняется. И ясно, что

если более 70% жителей Латвии пользуются Интернетом, это означает, что часть преступлений происходит там. Например, фейковые новости.

- Какой случай был самым курьезным за 39-летний опыт работы?

- Наверное, самое смешное, как я попал в полицию. В начале моей жизни, когда я был молодым, все шло как по конвейеру: среднюю школу окончил в июне, в ноябре - в армию, из армии - домой. Приближался дембель (окончание армейской службы. - Прим. ред.), и я думал, чем буду заниматься дальше. Чего я хочу? И тогда я решил: "Кто первый предложит мне работу, туда и пойду". Когда я пришел к военному комиссару (в те времена у всех, кто шел в армию, забирали паспорта, и нужно было идти в полицию, потому что паспортный стол находился там), тот говорит мне:

"Ты не хочешь пойти в полицию?". И я сразу вспомнил, что обещал себе. Я не из тех, кто с детства мечтал стать полицейским. Просто жизнь так сложилась. 

В то же время я абсолютно убежден в том, что я среди 15% тех людей, для которых работа - это хобби. Как образ жизни. И ни разу я не пожалел, что выбрал [работать в полиции].

- Но как Вы будете жить без этого хобби дальше?

- Это история о том, что эту дверь нужно закрыть. Но здесь ясно одно - я не стану диванным экспертом, который сидит, умно говорит и учит других. Тем не менее у меня есть знания и опыт во многих вещах, и я постараюсь использовать их каким-то образом. Прежде всего это будет связано с педагогикой.

- Вы совершили за эти 39 лет службы какую-нибудь ошибку?

- Стратегических - нет. Тактические - конечно.

- Например?

- Я начал свою работу в 1985 году в качестве следователя. Возможно, именно поэтому я достаточно хорошо ориентируюсь в этой области. И здесь много вещей, где можно допустить некоторые тактические ошибки.

Например, я не достиг того, чего хотел достичь. Но если говорить о стратегических ошибках - я не допустил ни одной.

- Чем Вы гордитесь?

- Я горжусь тем, какая полиция сегодня. Мы можем критиковать, мы можем проводить различные социологические опросы, рейтинги доверия. Мы находимся в четверке самых надежных учреждений. Если мы оглянемся на девять лет назад, уровень доверия был намного ниже. Была проделана огромная работа. Мы зашли так далеко, потому что мы не прячемся. Мы говорим правду.