"Погибли мой отец и сын, а я осталась – это хуже, чем погибнуть". История бежавшей от войны в Латвию

Юля со свекром и свекровью приняли решение, что лучше пожить пока всем вместе – казалось, так безопаснее и легче. "Помню, как сын проснулся и сказал, что ему приснилось, как мы были в "Фабрике" – это торгово-развлекательный центр, куда мы иногда ходили с гулять, но я сказала ему честно, что "Фабрики" уже нет. Мы спали в пижамах, которые надевали на одежду, чтобы в случае чего можно было сразу выбежать из квартиры, прятались в бомбоубежищах и ждали, когда это все закончится".

В один из дней были сильные уличные бои, Юля с Давидом бежали в бомбоубежище и наткнулись на солдат. Юля испугалась, подумала, что это российские военные, но оказалось, что это были парни из украинской теробороны, и они провели маму с ребенком домой, потому что подвал был закрыт. Юля очень разнервничалась, поскольку продолжались уличные бои. "Я сказала сыну: "Не ходи возле окон, может залететь какая-то пуля". Я тогда была очень испугана.

Помню, как он, ничего у меня не спросив, пригнулся и на полусогнутых ногах пошел на кухню, принес мне стакан воды и сказал: "Мама, пей и успокойся, это же были наши…".

Давид понимал, что происходит, но у него не было никакого страха".

Каждый день начинался с одевания и завтрака, чтобы если вдруг семье придется бежать – сын был сыт. "Переживания были на самом деле обо всем. Конечно, как мама я волновалась за сына, но я не могла подумать, что я могу потерять ребенка – я не допускала даже такой мысли, а зря…".

Роковой побег из Херсона 

В марте Херсон уже был оккупирован солдатами РФ. У отца Юлии была онкология – рак крови, и в это время он лежал в одной из местных больниц. Медикаменты заканчивались, динамики лечения не было, врачи говорили, что шансов на выздоровление мало, поэтому Юля приняла решение уезжать из Херсона, она хотела помочь своему отцу и найти подходящее место для его лечения. "Я понимала, что я уезжаю на длительный срок с отцом, поэтому оставить ребенка одного я не могла, и я взяла его с собой. 20 марта мы отправились в путь".

Семья выехала из Херсона в направлении Николаева через Чернобаевку, проехали два российских блокпоста, и Юля вздохнула с облегчением. Они продолжали свой путь, но вдруг на дорогу вылетела машина. Парни, которые сидели в этой машине, дали Юле знак, чтобы она ехала за ними.

Что случилось дальше, пересказать невозможно. Поэтому далее - прямая речь Юли. 

"Мне было очень страшно, и я сказала папе, что, наверно, у нас начались проблемы. Надеюсь, это мародеры, в случае чего мы отдадим им всё, только чтобы они нас отпустили. Я попросила папу, что бы ни происходило, не сопротивляться. Потом они все же остановились, я притормозила за ними, двое парней в камуфляжной форме вышли из машины и побежали к нам.

Они сильно отличались от тех парней, которые были на блокпостах. Они были грязные, взъерошенные, нестриженые, прямо ужасные на вид. На их одежде была нашивка: Вооруженные силы России. Я опустила стекло и вроде спросила, почему они ехали за нами… Они сказали, что какое-то сопровождение было… но я очень плохо помню это всё… и потом с поля начался обстрел. Я упала на переднее сиденье, отец с сыном сидели сзади, и я крикнула им: "Ложиться!". Все время, пока шел обстрел, я без остановки громко кричала. Когда все закончилось, я поднялась и увидела этих двоих солдат, которые стояли, как и стояли, они были целыми и невредимыми, а потом я обернулась к отцу и сыну...

Мой папа сидел с открытыми глазами, он стонал. Я боялась прикоснуться к ребенку – Давид лежал за мои сиденьем, я потянулась к нему и начала его трогать. Когда я достала руку, она вся была в крови. Я кричала "Давид, Давид!". Но он не отзывался… Я кричала "Папа, папа, ты живой?". Но он тоже не отзывался, он просто стонал… Я завела машину и как сумасшедшая поехала назад. Меня остановили на каком-то блокпосте и сказали, что у них недалеко медпункт. Я боялась взять ребенка на руки, я попросила российских солдат посмотреть, что с ним. Они его достали, посадили на огромное колесо, подняли шапку, а там были его мозги, прям наружу… У меня началась истерика, я билась головой об асфальт, но в этот момент мой сын открыл глаза и прохрипел, и я подумала, что он еще жив. Я села в машину и поехала в больницу.

Врачи положили ребенка на носилки и забрали его, потом подбежали к папе и сказали, что он мертв… А мне было все равно, что он мертв – я переживала за Давида… Я думала только о том, чтобы он выжил.

У меня тоже было осколочное ранение, но я его даже не чувствовала. Меня накололи какими-то успокоительными и положили в палату. Утром ко мне пришла врач, и я спросила у нее: "Он умер?" – а она мне просто моргнула и всё…

Моего сына и отца убили российские солдаты, на этой территории в то время были только российские военные. Я хотела спасти отца, а в итоге убила и отца, и сына, а сама осталась жить… Погиб мой отец, погиб мой сын, а я осталась – это хуже, чем погибнуть, хуже всего остаться без них. Я до сих пор виню себя за то, что я их туда повезла, за то, что я их отвезла на расстрел. У меня клеймо – "убийца". Мне самой не хочется жить, внутри бесконечная боль…

Я постоянно думала, что я не могу быть этим человеком, у которого умер ребенок – было жесткое отрицание. Я смотрела в интернете видео, где другие мамы, которые также потерял своих детей, рассказывали о своих переживаниях, и я думала: неужели я это смотрю? Раньше я смотрела, какая игра развивает какое полушарие мозга, а теперь я смотрю рассказы матерей, которые потеряли детей, и я одна из них. 70 процентов моей жизни больше нет: детский садик – это не для меня, карате – не для меня, детские магазины, вещи, игрушки – не для меня, теперь это все ненужно.

Я понимаю, что никогда не поведу его на карате, не отведу в сад, но я до сих пор не вышла из этих родительских групп в Viber, как будто бы еще все будет, но только позже…

Я очень сильно скучаю: хочу его обнимать, хочу его слышать, хочу его ругать, хочу его целовать, хочу заботиться о нем…".

Переезд в Латвию

После гибели сына Юля думала о нем все время. В Херсоне всё напоминало ей о Давиде, ситуация в городе с каждым днем ухудшалась, и мама Юли настояла на том, чтобы они уехали. Юля с матерью выехали через Крым в Россию, а оттуда – в Латвию. Российские солдаты допрашивали украинок и проверяли все данные на крымской границе. Когда спросили: "Есть ли ребенок?" – Юля ответила: "Уже нет".

Мама с дочерью перебрались в Латвию, здесь Юле стало немного проще, но Давид все равно постоянно в ее мыслях. "Я вижу здесь в Латвии мам с детьми, как они ругают своих детей, и думаю о том, какие же они счастливые, что они со своими детьми… Когда Давид был жив, я тоже ругалась на него, мне тоже было иногда тяжело, а сейчас я бы все отдала за это время. Я хочу сказать всем мамам, какое это счастье иметь живых детей…".

 

 

 

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Публикация от Служба поддержки (@helpdeskmedia)

Вечная и светлая память отцу и сыну Юлии

RUS TVNET в Instagram: Новости Латвии и мира в фотографиях и видео!