Режиссер Айк Карапетян: «Секс и насилие в кино меня сейчас не интересуют»

Мы встретились с Айком Карапетяном в кафе рядом с его домом. Он пришел на интервью с двухлетней дочкой Ани и, пытаясь накормить капризничающую малышку обедом, увещевал ее по-армянски. «В семье мы говорим на двух языках — армянском и латышском, — пояснил Айк. — И в детский сад дочка пойдет латышский». Заботам о детях (младшему сыну Айка полгода) режиссер сейчас посвящает все свободное время.

А мне вспоминается его недавний триллер «Первенец» о мужских страхах перед появлением ребенка. Айк не скрывает, что подарил главному герою, дофантазировавшемуся до бреда, часть своих собственных тревог.

Его в творчестве вообще интересуют темные стороны человеческой натуры: склонность к насилию и предательству, метания духа и жажда власти, встреча с ужасами собственного подсознания. Эти темы нашли отражение в кинодебюте «Мерзость», социальной драме о полукриминалах из Пурчика «Люди там» (2011), ужастике «М. О. Ж.» (2014), операх «Сивильский цирюльник» Россини и «Фауст» Гуно, поставленных в ЛНО, и в последней на сегодня работе — опере Жоржа Бизе «Кармен» в Монпелье.

Айк, вы рано поняли, что хотите быть режиссером?

Мне с детства нравилось кино, но о профессии режиссера не задумывался. Скорее, видел себя в актерской профессии, правда, в студии не ходил. Где-то в 14 лет понял, что интереснее создавать фильмы самому.

Почему решили учиться во Франции?

Во-первых, я любил французское кино, оно на меня сильно повлияло. Хотелось пожить в Париже, я два года готовился, учил французский. Так как у меня уже было два выших образования, меня приняли на последний курс.

Как там себя ощущали?

Отлично. Франция - одно из редких мест, где я мог бы жить. Например, в Америке мне очень понравилось, но я понимал, что жить там не смогу. А во Франции высокий уровень жизни, еда отличная.

Обучение режиссуре во Франции сильно отличается от латвийского?

Да, оно в каждой стране отличается. Французы пытаются помочь молодежи найти свое место в кино. За время учебы пробуешь себя в разных профессиях — от осветителя до фокус-пуллера (focus puller - ассистент, который наводит резкость камеры). Многие потом находили себя не в режиссуре, а в других специальностях.

Почему вы решили вернуться в Латвию?

Во Франции после окончания киношколы надо было проходить стажировку. У меня был выбор, либо полгода работать поваром на съемках, или мальчиком на побегушках, либо вернуться в Латвию и снять первый фильм. И я выбрал последнее. Параллельно учебе писал сценарий к своему полнометражному дебюту «Люди там».

Кто-то из ваших однокурсников пробился в кино?

Большинство стали ассистентами режиссеров. Это отдельная профессия, которая имеет мало общего с творческой работой — они решают организационные, технические вопросы.

Не было ли мысли поработать на исторической родине, в Армении?

Нет, но я был близок к тому, чтобы поставить там оперу — перенести «Сивильского цирюльника» с нашей сцены. Однако, не сложилось. Честно говоря, я думаю, есть более интересные места для работы. Специально ехать из одной проблемной страны в другую — зачем?

Как в вашей жизни возникла опера?

До «Сивильского цирюльника» (дебютный спектакль в ЛНО Айк поставил в 2011 году — прим. авт.) я вообще ни одной оперы не видел. Андрей Жагарс, тогда директор Оперы, мне позвонил и предложил поставить. Он был способен на сумасшедшие поступки.

Он узнал о вас по фильму «Люди там»?

Нет, «Люди» тогда еще не вышли. Он посмотрел мою дипломную работу «Мерзость». Я оказался случайно на одном мероприятии молодых художников, там все и завертелось.

Не страшно было подаваться в оперу?

Нет, ведь в музыке я ориентируюсь более менее, с детства ею занимался. Когда мне предложили поставить «Севильского цирюльника», начал отсматривать наш репертуар, скачивал спектакли. Понял, что мне нравится в опере, и что нет. И начал с этим работать.

В опере так: если придумал концепцию, которая клеится с музыкой, считай, спектакль у тебя в кармане.

Пример подобного удачного сочетания — «Орфей» Монтеверди в постановке Боба Уилсона.

Появились ли у вас любимые режиссеры в опере?

Нет, я не особенно люблю театр, я домосед по натуре, только когда работаю над оперой, хожу на спектакли.

Вы, кажется, и драму ставили?

Да, был такой опыт — «Венецианский купец» по Шекспиру в Латвийском Национальном театре. Результат не был плох, но от меня чего-то другого, видимо, ожидали, критики «убили» мой спектакль.

Вы близко к сердцу принимаете мнение критиков?

Раньше переживал, сейчас — нет. Рецензии для меня ничего особенно не значат, ведь от них не зависит ни моя карьера, ни судьба моих фильмов.

Честно говоря, у нас и критики хорошей нет — описывают в большинстве своем то, что видели на экране, или на сцене.

Анализом идей почти никто не занимаетя, особенно, в русскоязычной прессе.

Как получилось, что вас позвали поставить «Кармен» в Монпелье?

Директор оперы Валери Шевалье побывала в Риге на спектакле «Кармен», который в ЛНО поставила ее хорошая подруга. Там она увидела моего «Фауста», позвонила и предложила поставить спектакль у них. Сначала было два варианта — либо «Кармен» Бизе, либо «Сон в летнюю ночь» Бриттена. Но Бриттена пришлось бы ждать до 2020 года, я испугался, что они передумают, и выбрал «Кармен», хотя не очень эту оперу люблю.

Это не осложняло вам работу?

Я оперу основательно перекроил, переделал диалоги, поменял жанр, ушел в фантастику про рыцарей и призраков. В чем сложность «Кармен»? Опера состоит из номеров, каждая ария — отдельный номер. Это сложносочиненный концерт — что-то вроде концерта Ирины Аллегровой. Вторая сложность — опера очень известна, все знают музыку. Люди приходят с готовой картинкой в голове. Я делю зрителей на две группы: первая знает, чего ждет. Вторая хочет быть удивленной. Когда ты даешь то, чего не ожидали — первая протестует, а вторая принимает на ура. Если вам нравятся классические постановки, у вас миллион возможностей их посмотреть. Зачем мне повторять их?

Третья проблема «Кармен» — в героях, им сложно сопереживать.

Кармен — сучка, мужчинам она нравится только из-за сексуальности. А Хосе — слабак. И у меня появилась идея показать героев с неожиданной стороны.

Кармен сделать королевой планеты, а Хосе — средневековым рыцарем, который случайно попадает в ее владения. На планете обитают женоподобные существа с синей кожей, очень красивые. Они заняты добычей драгоценных камней. Мужчины мечтают завоевать планету. Кармен использует Хосе, чтобы людей победить. Он переходит на сторону женских существ и помогает им в битве против мужчин. Но в финале, когда Хосе понимает, что Кармен больше не нужен, он убивает ее и становится владыкой планеты.

По описанию похоже на фантастический фильм

Да, немного напоминает «Пятый элемент», но без конкретики. Критики писали, что я позаимствовал идеи из «Игры престолов», а я этого сериала даже не видел.

Как ваш спектакль приняли зрители?

50 на 50, одни освистали, другие аплодировали. Но во Франции освистывание стало традицией. Освистывают, если постановка не классическая. И классику могут освистать, если ты ничего нового не придумал.

Сильно ли отличаются методы работы во французской опере и у нас?

У нас все более слажено, а там юг, люди работают только в определенные часы. Мне дали 16 дней на постановку, и в два раза меньше дневных репетиций, чем в нашей Опере.

Это не отразилось на качестве спектакля?

Нет, у меня было все разрисовано, анимация, видеоряд — все было готово заранее. Но времени было очень мало, тем более что в Монпелье снег выпал впервые за 50 лет, движение в городе было парализовано, 2-3 дня выпали из работы. Во Франции другая система: театр не репертуарный, артистов приглашают на проекты со стороны. Спектакли показывают 4-5 раз, а потом только через год.

Вы общались на французском?

На французском и на английском. У нас была международная команда: американец, армянка, французы.

Как вам кажется, в чем главная задача режиссера?

Режиссер приходит со своей концепцией, и придумывает как все будет выглядеть.

А психологическая атмосфера в коллективе влияет на результат?

У каждого свои капризы, но когда начинаешь на них реагировать, артисты капризничают еще больше. Иногда я меняю детали, движения, если певцам что-то мешает петь.

Я не настолько эгоцентричный режиссер, прислушиваюсь к актерам, позволяю вносить изменения.

Приходилось ли вам быть диктатором на сцене, или на съемочной площадке?

Приходилось отстаивать свои идеи, потому что все вокруг мешают их реализовать. Но все равно идешь на компромиссы, и в кино их больше, многое приходится решать на месте. В театре система более отлажена.

Ожидаются ли еще у вас оперные проекты?

Да, в феврале будет премьера — две одноактные оперы «Паяцы» Леонковалло и неоклассическая опера Итало Монтемецци «Волшебство», которая в Европе будет поставлена впервые. Сейчас работаем над макетом.

Вернемся к кино. Ваши фильмы не раз попадали на международные фестивали. «Первенец» побывал в Корее, в США, в Италии, в Ситжесе. Участие в фестивалях помогает получить деньги на следующие проекты?

В европейском масштабе нет. Раньше режиссерам, чьи фильмы награждали в Берлине, или Каннах, было легче получить европейское финансирование. Сейчас это особенно не влияет. В Латвии по-другому.

Наш киноцентр охотнее дает деньги, если у тебя есть призы фестивалей.

Вы все свои фильмы снимали с господдержкой?

Все кроме «М.О.Ж.», там были частные инвестиции. Мы тогда работали на чистом энтузиазме, продюсер предоставил бесплатно камеру, технику, людям не платили зарплату. Логично, я сам работал бесплатно.

Когда государство дает деньги, оно влияет на содержание фильма?

Прямо нет. Но если госинституции дают деньги, они примерно понимают, чего от режиссера ждать. Раз в год проходят публичные слушания — собирается комиссия, каждому режиссеру дается 10 минут на презентацию будущего проекта. Кстати, это мероприятие публичное.

Почему ваши фильмы не вошли в кинопрограмму к столетию Латвии?

«Первенец» еще был в производстве, надо было его закончить, не хотелось разбрасываться, участвовать просто ради участия.

Какие впечатления у вас от фильмов из юбилейной программы?

Латвийское кино я смотрю время от времени, когда зовут на премьеры. Но фильмы к столетию пропустил. У меня сейчас такой период: потерял интерес к кино. Вот и мой звукорежиссер Эрнестс Ансонс мне признался, что в один момент перестал слушать музыку, покупать диски, ждать выхода альбомов. В последние полгода я от силы пять фильмов в месяц смотрю. Из того, что видел понравились «Призрачная нить» Пола Томаса Андерса и «Убийство священного оленя» Лантимоса. А сериалы принципиально не смотрю. Делаю исключение только для работ любимых режиссеров Линча, Содерберга.

Интерес к созданию фильмов вы тоже утратили?

Хороший вопрос. Надеюсь, что нет. Хочется кино делать. Но хотелось бы, чтобы оно стало работой, а не привилегией.

Можно ли в Латвии выжить только за счет работы в кино?

Нет, приходится заниматься побочными проектами, снимать рекламу. «Первенец» стал первым фильмом, на котором я какие-то деньги получил. Но работа над ним растянулась почти на четыре года.

Правда ли, что, сценарий «Первенца» вы писали, когда сами ждали появления первого ребенка?

Нет, тогда у меня и мысли не было, что будет ребенок. Я «накаркал» на себя, как герой фильма.

В фильме вы показываете мужские страхи, связанные с беременностью и рождением ребенка. Вам они тоже свойственны?

Конечно, когда пишешь сценарий, часть себя в него вкладываешь.

Почему каждый фильм вы снимаете в новом жанре?

Появляются новые интересы. «Люди там» я делал о том, что хорошо знал — о полукриминальной молодежи из спальных районов, он полубиографический, ситуации были взяты из жизни, имена героев. Потом понял, что реализмом больше не хочу заниматься, и ушел в другую область — в ужастик. И нашел себя в темном жанре. Сейчас думаю о комедии, но нужен сценарист, сам я ее не напишу.

Режиссеры любят жаловаться на нехватку сценаристов. В Латвии есть эта проблема?

Да, есть как и везде. В России, например, на проект берут 6-7 сценаристов — один приходит с идеей, другие пишут диалоги, третьи их перерабатывают. Сценарии есть, но хороших мало. И в Америке та же проблема.

Неужели, так трудно написать сценарий?

Это самая сложная работа. Остальное тоже сложно, но не в такой степени. Для меня во всяком случае.

Вы пишите без соавторов?

Всегда один писал. Но недавно решил, что буду либо писать с кем-то, либо найдут материал и сценариста. Я параллельно занимаюсь многими вещами, семьей, детьми, а чтобы писать сценарий, надо на три месяца закрыться от всего, сосредоточиться. Мне нужно два часа только на то, чтобы скоцентрироваться — музыку послушать, почитать.

Чего не хватает латвийскому кино?

Денег не хватает. А фильмы сейчас очень разные выходят и по жанрам, и по настроению. Единственная надежда, что зрителей становится больше. Благодаря юбилейной кинопрограмме они начали активнее посещать латвийские фильмы, поняли, что не все у нас так плохо. Тем более, что в кинотеатрах у нас, как правило, показывают не самую лучшую голливудскую продукцию.

Как вам кажется, почему среди латвийских режиссеров так мало русскоязычных?

Русскоязычная публика необоснованно высокомерна, она смотрит то, что привозят из России, мол «там круто, а у нас дерьмо». Поэтому привлечь русскоязычного зрителя нашему фильму, даже снятому на русском языке, сложно.

Еще мне кажется, что русскоязычные более меркантильны и идут в сферы, где можно заработать больше денег. А кино невозможно заниматься из меркантильных целей — ты это дело либо любишь, либо нет.

В одном из интервью вы говорили что смерть, секс, насилие — главные темы для вас в искусстве. Почему вас так интересует темная сторона?

Я говорил не о себе, а об искусстве вообще. У меня сейчас период сомнений во всем, в данный момент меня ни секс, ни насилие не интересуют.

Может, вам захочется снять фильм для детей?

Нет, я заметил, когда свои дети появились, что чужие начали больше раздражать. Хотя раньше я к ним нейтрально относился.

Мне казалось, армяне детей любят

Да, они детей обожают. Возможно, я нетипичный армянин, люблю одиночество, тишину. А дети — это антиодиночество и антитишина. Приходится себя менять. Возможно, отсюда и переоценка ценностей.