Балтийский «улов» с берегов Адриатики: Хиппи, война и такая «унылая» Латвия

...Автомобиль летит на полоумной скорости по узкой и пустынной периферийной дороге, выстриженной в рослом хвойном лесу. С каждой секундой траектория этого полёта всё ближе к синусоиде. Похоже, разделительную полосу водитель намеренно игнорирует. Он пьян? - вовсе нет, по крайней мере, пока. Он просто в ударе, ему позарез «оторваться» и сплясать - вот сейчас и вот здесь, посреди этой стройной и невозмутимой вечнозелёной тоски. К тому же и зритель имеется. Иностранец.

- Знаешь, почему эта страна такая унылая? - почти кричит водитель в ухо своему случайно встреченному спутнику, - здесь все слишком вежливы! Настоящему мужику тут просто негде как следует разойтись!

Как на самом деле следует расходиться, гостеприимный латвийский хозяин по имени Дмитрий и его масштабная, лихо накрашенная и обильно насиликоненная красавица-жена вскоре покажут дорогому гостю в ходе упоительного во всех смыслах застолья в их недостроенном доме - этаком охотничьем замке в «пацанской» версии девяностых. Гость очнётся ранним утром на безымянной росистой полянке - весь в синяках, без куртки, без кошелька, и, конечно же, без купленного накануне суперспиннинга.

Как и создатель 88-минутной игровой киноленты OUT (2017), её главный герой Агоштон - этнический венгр из Словакии. Приехавший в Латвию и не как турист, и не как гастарбайтер. Впрочем, готовый выполнять любую работу, чтобы как-то здесь продержаться. А главное - вволю порыбачить в открытом море!

Когда-то историческая родина Агоштона была большой страной с портом на Адриатике. После Первой Мировой войны ни большой страны, ни моря у венгров не осталось. О прошлом какое-то время напоминало лишь звание межвоенного авторитарного правителя, адмирала Хорти, но на практике уже сто лет как «нашим морем» венгры иронично именуют камерное, по периметру застроенное виллами, отелями и пансионатами и плотно засиженное курортниками озеро Балатон. Надо ли говорить, что для венгра, родившегося в Словакии, где нет даже и Балатона, Балтика - пусть и не напоминающая ни цветом, ни запахом южных морей - место никак не унылое.

Не подтверждает одиссея Агоштона и услышанного им мифа о чрезмерной вежливости латвийской публики.

Показанная в фильме не столичная, не курортная и не туристическая Латвия - скорее место, где общепринятый, всех обязывающий уровень цивилизованности просто отсутствует.

Где каждый поступает так, как ему в данный момент удобно, а незнакомому с особенностями здешней жизни и небогатому приезжему остаётся лишь уповать на встречу с «правильными» людьми.

Но встретить таких в Латвии Агоштону не удаётся. Попутный грузовик, подобравший его в то злосчастное утро на шоссе, направляется в эстонский порт, где незадачливый герой неожиданно слышит родную речь. И уже очень скоро выходит в открытое море на рыболовецком судне, чей экипаж - венгры с украинского Закарпатья.

- Что привело меня в Латвию? - улыбается режиссер киноленты Дьёрдь Криштоф, - Определённо не желание поймать золотую рыбку! Даже не первооткрывательский адреналин. Признаюсь: это была любовь. В студенческие годы в Праге познакомился я со своей нынешней женой, латышкой. Потом какое-то время жили мы в Риге, в Межапарке...

Да, вы совершенно правы: когда фильм был отснят, возникли сомнения, останется ли латвийская аудитория довольной тем, что увидит. Хотя ведь фильм - совместная, словацко-венгерско-чешско-эстонско-латвийская продукция. То есть, снимали его в том числе и люди из Латвии. И делали это явно с удовольствием...

- Не сомневаюсь. Ведь Ваша команда - сплошь молодая. А латвийская молодёжь значительно легче и ироничнее взирает на остатки постсоветского багажа, от которых страна и так, и сяк старается, да пока не может отделаться, - чем люди постарше. А их в Латвии побольше, чем молодых. Спору нет, номинация Вашего фильма Каннским фестивалем 2017 по категории «особый взгляд» - престижная награда, и всё-таки рискую предположить, что многие из моих сограждан постарше, сколь бы критичными ни были сами, - едва ли обрадуются, узнав, что мир увидел вот такую Латвию...

- Мы успели показать OUT и в Латвии. Пока - единожды, на осеннем Рижском кинофестивале. И результат был в целом позитивным. Но только не спрашивайте, отчего сейчас фильма нет в репертуарах тамошних кинотеатров - хотя и в Эстонии, и в Литве его широко показывают.

Латвийская кинодистрибьюция функционирует по одной ей известным правилам, остающимся загадкой для остальной Европы...

Очевидно, по той же причине не смогла назвать конкретной даты латвийской премьеры своего фильма и эстонка Терье Тоомисту. Её документальная лента, THE SOVIET HIPPIES, получившая в Триесте специальную премию от влиятельного итальянского телеканала SkyArteHD, оказалась единственной специально им отобранной из программы TSFF для показа по всей Италии.

Тематически лента угодила в самую сердцевину фестивального лейтмотива - акций гражданского неповиновения 1968 года, либо эха тех протестов в неохваченных ими странах. Например, на подавление Кремлем «пражской весны» советские диссиденты отреагировали демонстрацией в Москве 25 августа, стоившей участникам нескольких лет свободы. Отголоском широкого молодёжного движения против вьетнамской войны, гонки вооружений и разных видов гражданской дискриминации в развитых западных странах стало очень своеобразное (и многолетнее) движение хиппи в СССР.

Правда, в отличие от западных, хиппи советские никаких иллюзий по поводу коммунизма не питали. И главную цель видели в борьбе за личную свободу каждого, не желавшего быть нерассуждающим «совком». Гонка вооружений была для них далёкой абстракцией, а вот угроза угодить в советскую армию с её уголовными нравами - ощутимой реальностью. В общем, некоторая разница имела место.

Парадоксально, но та хиппическая «антисистема» на собственном жаргоне именовала себя, наоборот, «системой». Из памяти моей юности выныривают фразы вроде: «наш, системный человек, облома не будет!» Но ещё более парадоксально другое: феноменом советских хиппи за более чем четверть века по смерти СССР никто не удосужился серьёзно заняться! Притом что некоторые словечки из именно их жаргона - например, «тусовка» или «глюк» - успели утвердиться если не в литературном, то всяко в общеупотребимом языке... но об источнике вроде как позабыто.

На извлечение красочного советского хиппизма из небытия, куда он незаслуженно канул - хотя многие его экс-патриархи ещё здравствуют в Эстонии, Латвии и Литве, в России и Украине, - почти не помнящая СССР Терье Тоомисту потратила пять лет.

- Это было необычайно увлекательно, хотя в целом привычно, - сказала мне Терье, - ведь я антрополог по образованию. Первый свой фильм - о трансгендерах - я сняла на довольно экзотическом индонезийском материале. А тут материал лежал буквально за углом

! Наши эстонские хиппи 60-х и 70-х, которых, увы, с каждым годом всё меньше, были счастливы помочь, чем только могли. Меня захлестнуло море контактов - от Риги до Воронежа,- и я без устали колесила в разные уголки былого СССР. В том числе и автостопом - как подобает «системной гёрле»! И кому-то из моих новых друзей - старых хиппи - участие в работе над фильмом очень помогло морально. Ведь десятитилетиями жили они с убеждением, что о «системе», под знаком которой прошла значительная часть их жизни, больше никто никогда не вспомнит!

Ясно, что не всё было идеально гладко. Как показывает завершающий эпизод фильма - встреча «старых» и «новых» хиппи (есть ведь в России молодые люди, считающие себя прдолжателями традиций советского хиппизма) в подмосковном Царицыне, - среди нынешних российских хиппи попадаются и поддерживающие вооружённую агрессию в Украине. Как и «обиженные за державу»: первый фильм-то о русских хиппи сделала эстонка! Что же, спрашивается, россияне не могли?!

Могли. Теоретически мог кто угодно. По крайней мере с того момента, как крупнейший из известных архивов «системы», в своё время собранный предводителем питерской «тусовки» Геннадием Зайцевым, и в ХХI веке купленный Калифорнийским университетом Лос-Анджелеса, стал доступным для исследователей. Дело было всего-то навсего за сильной исследовательской волей...

В конкурсной программе TSFF лавры достались пяти кинолентам - трём игровым и двум документальным. Премии по игровому кино получили словенка Ханна Слак за фильм THE MINER (2017, Словения-Германия), румынский режиссер сербского происхождения Ивана Младенович (фильм SOLDIERS. A STORY FROM FERENTARI, 2017, Румыния-Сербия-Бельгия) и россиянин Борис Хлебников (АРИТМИЯ, 2017, Россия-Финляндия-Германия).

А лучшими документалистами жюри сочло румына Раду Жуде и литовца Арунаса Мателиса. И было за что. Пронзительный историко-публицистический документ Раду Жуде THE DEAD NATION (2017) поднимает очень болезненную для сограждан режиссёра (и не только для них) тему массовой поддержки всеми слоями румынского общества шовинистически-православной версии фашизма конца 1930-х. Оставаясь до 1940 года на бумаге нейтральной, Румыния, однако, стала единственной страной Европы, чьё расовое законодательство по дикости не уступало нацистскому.

Фильм Арунаса Мателиса THE WONDERFUL LOSERS (2017, совместная продукция Литвы, Латвии, Италии, Швейцарии, Испании и Бельгии) был снят на традиционном ежегодном велопробеге Giro d'Italia. Это повесть о солидарности - и спортивной, и человеческой, о готовности пожертвовать своей возможной победой ради помощи даже не другу - просто коллеге, попавшему в тяжёлую ситуацию; об идеализме и эмпатии, редких в наши дни вообще, и в очень коммерциализированном спорте в частности.

И ещё одной игровой литовской киноленте - пусть и не оказавшейся на олимпе награждённых - итальянская публика долго и настойчиво аплодировала. Главный герой фильма Шарунаса Бактаса FROST (2017, Литва-Франция-Польша-Украина), молодой парень из Вильнюса, соглашается сопровождать гуманитарный груз в зону конфликта на Донбассе. Толком не знающий подробностей этой войны, с каждым часом своей дороги встречает он всё больше её следов, слышит всё больше рассказов о ней от свидетелей и участников. И решает увидеть войну своими глазами - быстро-быстро, одна нога там, другая тут, - пока из-за линии фронта ещё не стреляют, а подруга крепко спит в не отопленной каморке под тремя одеялами.

Гибель взявшегося его сопровождать украинского солдата и сугробы во дворе раскуроченной фабрики, похоже, станут последним, что удастся ему увидеть.

Впрочем, никакого определённого «свидетельства о смерти» фильм не выдаёт; прошитое выстрелами тело остаётся лежать на снегу, всё уменьшаясь по мере «вознесения» камеры выше и выше, в свинцовое зимнее небо. Когда фигурка с распростёртыми руками становится не больше птичьего следа на снегу, изображение гаснет, и на экран, ставший бархатно-чёрным, начинают наплывать титры.

И точно также не узнаём мы, сколько рыбы - и какой - удастся наловить бедняге Агоштону в новообретённой компании на эстонском траулере. Правда, какая-то рыбёшка начинает понемногу валить в трюм, лишь только судно выходит в открытое море, и герой торопится сообщить эту радостную новость по телефону домашним, но... на этом, собственно, фильм и кончается.

Впрочем, как бы там ни было с гипотетическим уловом Агоштона, - конкретный балтийский «улов» кинофестиваля на берегах Адриатики оказался в этом году хоть и небольшим, но довольно качественным.