Взгляд из США: Латвия в составе СССР и конец советской истории

Расширение СССР в контексте мировых событий

Андрейса Плаканса не выделяет в отдельные главы этапы развития каждой из балтийских стран. Он рассматривает историю Латвии, Литвы и Эстонии общим повествованием, не забывая при этом отметить как сходсва , так и различия наших стран, проявлявшихся в каждом периоде. Но с высоты птичьего полета, Балтия остается для автора и читателей просто побережьем - территорией на восточном берегу Балтийского моря. Соответственно, и происходящие здесь события рассматрвиаются в более широком контексте - как мировом, так и европейском.

Этим взгляд историка Плаканса особенно интересен. Ведь тот же 1939 год - точка отсчета не только для стран Балтии, он стал роковым для Европы и всего мира, и автор заставляет нас подумать о последствиях пакта Молотова-Рибентропа в ином, чем долбят «историки» от идеологии, масштабе. Ведь этим соглашением обеспечили себе полную свободу действий и Гитлер, и Сталин - и если один мог беспрепятственно продвигаться на восток, не опасаясь, что придется воевать на два фронта, то другой получал полную свободу действий для политического произвола на Балтийском побережье.

Автор пишет: "Германия никак не препятствовала его оккупации. Иначе отреагировали западные демократические страны: 23 июля 1940 года США отказались признавать оккупацию, как и Великобритания в 1941 году; в столицах этих двух стран продолжали существовать дипломатические миссии прежних правительств Эстонии, Латвии и Литвы. Политика непризнания продолжалась и после Второй мировой войны. К ней присоединились другие государства, и в результате довоенные республики Балтии оказались в странном положении: они не существовали как независимые государства де-факто, но продолжали существовать де-юре."

Описывая события 1940 года, историк показываети и как таяли иллюзии стран Балтии на возможность сохранения своего суверинетета. (Про нейтралитет в сложившихся условиях говорить тоже не приходится). Напоминает о военных событиях в Европе, ставших фоном судьбоносных событий: «В мае 1940 года немецкая армия вторглась в Нидерланды, Бельгию, Люксембург и Францию, и к концу июня последняя запросила перемирия, которое было подписано 22 июня. Британская армия была отозвана с континента к концу мая (Дюнкерк). СССР воспользовался событиями, чтобы 14 - 16 июня предъявить послам Эстонии, Латвии и Литвы ультиматумы, в которых эти государства обвинялись в невыполнении условий соглашений и в стремлении создать антисоветскую коалицию».

Слом традиционного уклада жизни людей, советизация во всех сферах, новая политическая терминология и практика, национализация земли, промышленных предприятий и банков, масса запретов - в том числе на какие-либо негативные высказывания о новом порядке. Первую Латвийскую Республику теперь следовало называть «буржуазно-фашистской диктатурой», а события лета 1940 года - «социалистической революцией», передавшей власть в руки трудового народа...

Но вплоть до начала 60-х годов достаточно велика была часть населения, которая по собственному опыту могла сравнить две эпохи.

Как немецкая оккупация использовала ошибки советской власти

По мнению Андриса Плаканса, почти год насильственного преобразования Латвии в советскую социалистическую республику во многом способствовал будущему коллаборационализму местного населения во время оккупации нацистской. Ведь немецкие идеологи и оккупационные власти

не без успеха использовали все негативное, что оставил в памяти балтийских народов год насильственной советизации - «страшный год».

«Планируя оккупацию, немцы с самого начала понимали, как можно использовать для формирования общественного мнения ненависть местного населения к политике советизации в период 1940 - 1941 гг. (названный потом «годом террора«), и поэтому сделали несколько символических послаблений выражению национальных чувств».

В качестве таких послаблений американский историк называет, например, разрешение вновь публично использовать символы утраченной государственности Латвийской Республики - ее гимн, символику, цвета национальных флагов. Но отмечает, что

в планы «освободителей» никак не входило восстановление государственности балтийских стран, ведь у Германии были давние притязания на эти земли и очень конкретные планы: предполагалось депортировать значительную часть местного населения, заселив освободившуюся территорию немецкими переселенцами.

Коснемся еще одного болезненного вопроса, на котором не любят вспоминать в Латвии. Речь идет об уничтожении евреев, ставшем, по мнению Андриса Плаканса, местным Холокостом и представлявшим из себя процесс, проводившийся поэтапно в течении семи месяцев.

Почему при огромном количестве жертв среди еврейского населения Латвии число спасенных сравнительно невелико и - по официальным и подтвержденным данным - исчисляется несколькими сотнями?..

Вот что пишет историк об отношении к этому:

«Невозможно подсчитать количество представителей гражданского населения, которым эти действия оказались выгодны, но их число, видимо,

значительно, поскольку пустые квартиры можно было занять, а имущество и ценности присвоить.

Немецкие власти провозгласили все имущество евреев своей собственностью, но оказались неспособны в полной мере проконтролировать сам процесс перехода собсвтенности.»

Впрочем, наша тема сегодня иная... Возвращение к социализму планировали заблаговременно. «Отступление немецкой армии с советских территорий в 1944 году дало Советам время спланировать новую оккупацию Прибалтики, пока жестокие бои за нее еще продолжались. Уже были подгтовлены кадры, готовые занять места в национальных и местных государственных структурах, как только Красная армия освободит территорию, - этот процесс разворачивался в последние месяцы 1945 и в первые месяцы 1945 года.»

По мнению историка ситуация конца войны радикально отличалась от предвоенной - урон наснесенный войной был значительным. Но отмечает он и враждебность по отношению к новой власти. Он пишет: «...возвращающаяся Красная армия хотя и считала, что «освобождает» Прибалтику, обращалась с местным населением как с врагами.

Даже руководство коммунистической партии неоднократно напоминало военачальникам в 1944 - 1945 годах, что эти земли являются советскими социалистическими республиками, а не завоеванной территорией.»

Массовым в последние месяцы войны стало бегство местного населения за границу. Андрейс Платанс и сам был одним из тех, кто покинул родину ребенком вместе с родителями. Он считает, что точные цифры никогда не будут известны, ведь неизвестно, сколько народу погибло в пути. Напомним: немцы некоторое время уматываясь из Латвии предоставляли на своих транспортных судах, идущих в польские порты, также места для беженцев.

Туда же направлялись потоки людей через Литву по суше, пока советское контрнаступление не перекрыло этот путь. В Швецию массово бежали из Курземе на рыболовецких судах и лодках. Цитата: «Большинство исследователей подтверждает, что в последние десять месяцев войны покинули родину и отправились на Запад приблизительно 80 тысяч эстонцев, 160 тысяч латышей и 64 тысячи литовцев. Однако большинство жителей побережья никуда не бежали, поскольку не хотели покидать родину и разлучаться с родными, другие верили в свою способность выжить при любом режиме, включая советский, третьи искренне приветствовали возвращение советской власти (...)»

«Со смесью убежденности и страха...»

В последние месяцы войны местное население бежало не только за границу - тысячи вооруженных людей с оружием ушли в леса, в надежде на то, что недавние союзники СССР выступят в их поддержку. В послевоенные годы число людей, которых советская власть однозначно считала бандидатами было велико, историк приводит достоверные с его точки зрения цифры - около 10 тысяч человек в Эстонии и в Латвии и 40 тысяч - в Литве. И пишет:

«По мере того, как надежды на это угасали, даже наиболее решительно настроенные партизаны вынуждены были умерить свою ненависть к советской системе; последние из них вышли из лесов в середине 50-х годов

.»

О депортациях - в том числе о депортациях 1948 - 1949 года в проекте «Спорная история» мы уже достаточно много писали. Приведем и цитату из книги, в которой автор показывает депортации как пример претворения в жизнь новой политики путем «физической ликвидации» тех, кто этой политике мешает:

«В сельской местности в 1940 - 1941 годах энтузиазм по отношению к колхозам был минимален; индивидуальное сельское хозяйство было давней традицией пебережья, укрепившейся благодаря аграрным реформам 20-х годов, а также «реформе» 1940 - 1941 годов, когда сами новые советские правительства создали новый класс мелких землевладельцев - фермеров с наделом 10 га. Поскольку немецкая оккупация практически не изменила ситуацию, в 1945 году в Эстонии было 136 тыс. индивидуальных крестьянских хозяйств, в Латвии - около 280 тысю, а в Литве - более 300 тыс.

Темпы записи в коллективные сельскохозяйственные предприятия - колхозы и совхозы - оставались крайне низкими, несмотря на чрезвычайно высокие налоги, которыми облагались частные хозяйства. К 1947 году партийное руководство в Москве устало ждать и определило категорию «кулаков«- обструкционистского класса, на который возложили вину за медленные темпы коллективизации. Эта категория была гибкой, но центром группы являлись успешные фермеры, использующие наемный труд; их теперь планировалось ликвидировать как класс. В 1948 - 1949 годах около 40 тысяч человек было депортировано из Литвы в Сибирь, в марте 1949 года - примерно 40 тыс. человек из Эстонии и около 40 тыс. - из Латвии. С точки зрения местных компартий, эта акция была успешной: без вредного влияния кулаков сельское население стало вступать в колхозы и к 1950 году трансформация сельского хозяйства в Прибалтике практически завершилась.»

Разумеется, кроме трагических горьких страниц в послевоенном десятилетии были еще и немалые успехи в налаживании мирной жизни, восстановлении разрушенного войной. Значит, все было не так уж и плохо?..

Процитируем американского историка:

«Однако восстановление и реконструкция послевоенных лет успешно шли во многом из-за желания местного населения жить нормальной жизнью, а не из-за приверженности поставленным правительством целям «построения социализма«. На протяжении долгого времени между правительством и так называемыми трудящимися массами, от имени которых оно правило, продолжала стоять стена недоверия и подозрений. Это не могло быть иначе.

Те, кто пережил войну и две последовательные оккупации, усвоили уроки выживания в тоталитарной системе: для того, чтобы выжить,

необходимы покорность и фатализм, а также готовность идти на уступки, довольствоваться имеющимся и мириться с двойной моралью.

Ни один из этих способов выживания, однако, не предполагал принятия легитимности сисемы и ее ценностей. Требовалось лишь понимать, чего хочет власть, и поступать соответственно».

Если обощить, то за восемь лет сталинизма - с образованием колхозов - все же заметно упала производительность труда в сельском хозяйстве. Хоть население и загнали в колхозы, общий уровень производительности сельского хозяйства был ниже, чем в 1940 году, что уменьшило запасы продовольствия в городах. Жилищные условия в крупных городах тоже были хуже,чем когда-либо, появились коммунальные квартиры, и люди - не очень-то веря в светлое будущее социалистического общества - научились не задавать лишних вопросов...

Достаточно жестко оценивает автор книги и руководство республик советской Прибалтики в послевоенное десятилетие:

«Несмотря на наличие в коммунистических партиях Прибалтики и правительственных структурах «национальных кадров» - эстонцев, латышей и литовцев, -

все представители новой политической элиты рабски следовали директивам из Москвы со смесью убежденности и страха».

Сила и слабость местной партийной власти

Американский историк, в оценке советской эпохи, на мой взгляд, стремится быть объективным. Ссылаясь на воспоминания разных людей он пишет, например, о поколенческой разнице восприятия советской действительности: сравнивать ее с прошлым могли только люди старшего поколения. А для молодых настоящее было единственной и привычной реальностью, в которой они

вовсе не чувствовали себя несчастными, а жили - получали профессию и образование, вступали в брак, выстраивали свое будущее.

Тем более, что взрослые старались держать при себе негативные оценки, не перекладывая этот груз на детей.

Не зря же на рижской встрече со своими будущими читателями, проходившей прошлой осенью в книжном клубе «Полярис», господин Плаканс сформулировал и свое отношение к истории и к задачам профессиональных историков.

Историк, считает автор, не должен давать моральных оценок, его задача основываться на фактах, источниках и анализировать явления, тенденции, причины исторических событий. При этом история не должна становиться игрушкой политиков.

Также следует понимать, что для каждого поколения существует своя история — и она уже не такая, какой была для предшествующих поколений. И поэтому слова «пересматривает историю» сегодня для профессионалов уже не являются ругательными. Кстати, об этом же мы говорили в интервью и с профессором Дайной Блейере, тоже придерживающейся близкой по существу точки зрения. Ведь каждое поколение историков дает оценки событиям и явлениям прошлого еще и по вновь открывшимся обстоятельствам и источникам. Или же - новым фактам, введенным в научный оборот.

Читая книгу Андрейса Плаканса через несколько месяцев после встречи с автором, вспоминаю слова историка. О том, что он будет только рад, если прочитав его книгу, кто-то сочтет нужным сформулировать и изложить и свою точку зрения, возможно, совершенно иную, в сравнении с его видением развития Латвии... Но вернемся в эпоху, о которой сегодня ведем разговор. Цитата:

«Смерть Сталина в марте 1953 года стала для населения Прибалтики меньшим шоком, чем для граждан большей части СССР, где люди жили под его властью существенно дольше и привыкли практически обожествлять его». И далее: «Гораздо больше население (не только Прибалтики, но и остального Советского Союза) было поражено, когда на ХХ съезде КПСС в 1956 году Никита Хрущев осудил Сталина за насаждение собственного «культа личности», а также за то, что он управлял СССР не так, как завещал Ленин, то есть не в соответствии с истинными принципами построения социализма».

Возвращались ссыльные и была «оттепель», воспряла духом интеллигенция, в том числе творческая. Надежды на перемены зрели и на местах, в рядах высшего партийного руководства национальных республик. Описывая этот период, американский историк приводит интересную статистику:

«Ряды республиканских партий продолжали расти в 50-е годы, и в 1962 году число коммунистов Эстонии достигло 42 500, Латвии - 78 200 и Литвы - 66 200 человек, и этот рост вывзвал для Москвы определенные проблемы. Такое расширение привело в партию новое поколение членов, чья лояльность советским социалистическим идеалам не подвергалась сомнениям, но, тем не менее,

они очевидно вынашивали идеи улучшения положения исключительно своей республики».

О больших разногласиях в центральном партийном аппарате Компартии Латвии мы уже говорили в рубрике «Спорная история» - в частности, о так называемых «национал - коммунистах» шла речь в интервью русского TVNET с профессором Дайной Блейере, отметившей, что проблемы взаимоотношений центральной и республиканской власти в СССР сегодня изучаются историками многих стран именно на примере Латвии конца 50-х годов.

На страницах «Краткой истории стран Балтии» сформулированы причины и предпосылки конфликта: рост недовольства политикой Москвы, в частности, притоком русскоговорящей рабочей силы, игнорирование интересов республики в экономическом планировании, слабость республиканской партийной власти в лице Яниса Калнберзиньша, первого секретаря ЦК КПЛ. Дальше было вот что:

«На встрече с партийным руководством Восточной Германии в Риге представители руководства Коммунистической партии Латвии доложили Хрущеву, что в их рядах находятся «буржуазные националисты«. За этим последовала «чистка«: около 2 тыс. членов партии были сняты со своих постов за «серьезные ошибки«(...). Победителем в этой внутрипартийной борьбе стал Арвид Пельше, занимавший пост первого секретаря с 1959 по 1966 год. В своем преклонении перед Москвой

он не только был типичным «русским латышом», но также демонстрировал почти личную враждебность всем проявлениям латышской национальной культуры и традиций».

Прибалтика как советская «заграница»

Может быть, люди, жившие в Латвии в советское время в каком-то смысле знают о том времени больше, чем американский историк. Все-таки за подборками цифр, анализом тенденций и событий не разглядеть живой жизни нескольких поколений людей, для большинства вполне состоявшейся и счастливой. Андрейс Плаканс это вполне признает и, анализируя ситуацию 60-70-х годов, пишет:

«В этот период было вполне возможно построить карьеру в профессии, высоко ценимой Советским государством, если в работе - будь то постройка зданий или мостов, экспериментальная наука или что-то подобное - удавалось никоим образом не бросить вызов линии партии». Историк подчеркивает, что совсем по-другому обстояли дела в сфере искусства. Достаточно подробно рассматривает он и попытки наладить диалог с многочисленной и активной в творческих областях эмиграцией. Сравнивает стандарты уровня жизни на Западе и в СССР.

И делает вывод: "Во второй половине 70-х годов - первой половине 80-х годов советское общество продолжало страдать, как сказали бы марксисты, от «внутренних противоречий». Успехи СССР в космосе, казалось, указывали на то, что страна наконец сравнялась с Западом в развитии технологий, однако, если судить по качеству потребительских товаров, производимых для внутреннего рынка (теперь эта тема уже не была полностью запретной для прессы), это равенство являлось иллюзорным.

Значительные инвестиции в строительство жилья не могли помешать миграции из деревень в города: многие крупные города были объявлены "закрытыми", что, разумеется, способствовало еще большему притоку в них нелегальных мигрантов из деревень." И далее - «Режим Брежнева все более способствовал уничтожению связанных с социализмом иллюзий, поскольку в данный период высшие партийные чиновники не скрывали своих привиллегий и распространившейся семейственности».

И еще одно наблюдение, заметное невооруженным глазом, отмеченное во всех ностальгических воспоминаниях и, разумеется, не оставленное без внимание и добросовестным исследователем. Цитата из книги, которую смело можно отнести ко всему советскому периоду, ходя в книге профессора из Айовы она отнесене конкретно к 70-м годам и началу 80-х, к брежневским застойным временам:

«В сравнительных категориях экономики и в представлениях большинства славяноязычного населения СССР прибалтийские республики находились где-то между восточноевропейскими «дружественными странами» и остальными частями Советского Союза, -

даже в советских публикациях этот регион часто называли «наш Запад».

Представители партийной номенклатуры любили отдыхать в Юрмале, где к северо-западу от города было множество небольших поселений вблизи пляжей на Рижском взморье. Прибалтийские города сохранили атмосферу старых ганзейских городов; при этом русскоговорящее население, не знавшее никаких других языков, быстро усваивало, что для того, чтобы жить там, им и не нужно их учить».

Что же происходило на самом деле?

Невозможно пересказать вкратце или же заменить десятком цитат по-настоящему хорошую книгу. А именно к таким и относится «Краткая история стран Балтии». В Риге ее сегодня еще можно найти в магазинах. В отпуске в Москве, в одном из главных книжных магазинов столицы, у меня на глазах купили последний из поступивших сюда экземпляр.

Между прочим, на рижской встрече с читателями Андрейс Плаканс сказал, что

в гуманитарной сфере, наверное, так и должна в наши дни выглядеть глобализация: книга профессора из американского штата Айова, посвященная странам Балтии пишется по заказу британского университета - и далее, на уже русском языке издается в Москве. А презентация издания проходит в Риге. Будет ли этот труд переведен и на латышский язык? Возможно, будет...

От древнейших времен - до современности?.. Именно такой огромный временной интервал рассмотрен историком. И это - увлекательнейшее чтение!.. Финальный этап советского времени там есть. Пересказывать не буду, скажу лишь, что автор доводит свое повествование вплоть до начала нулевых - а именно до 2004 года, когда Латвия и другие страны Балтии вступили в ЕС и НАТО. Среди проблем, решение которых не могло было быть ограничено переходным периодом, А.Плаканс особо выделяет необходимость интеграции общества и ... необходимость объяснить свое недавнее прошлое.

С точки зрения автора важно показать: страны Балтии как политические образования есть нечто большее, чем просто «побочный продукт мировых исторических процессов». Задается он и вопросом: как сегодня писать «новую историю»? Высказывает свою точку зрения на работы некоторых коллег на родине:

«Прославляющие национальную историю труды не выдерживают критики иностранных коллег,

поскольку историки западных стран также существенно изменили свои подходы с середины ХХ столетия.»

По мнению человека, всю жизнь занимавшегося академической наукой следует понимать, на кого работают историки. «Эстонские, латышски и литовские историки, планируя свою работу, должны были рассчитывать, как минимум, на две аудитории - читателей в собственных странах, которые последние полвека могли знакомиться только с крайне идеологизированными историческими трудами и теперь действительно хотели знать, что же на самом деле происходило в прошлом, и представителей мировой исторической науки, согласно которой национальные истории любых государств (которые продолжали писать в основном в виде учебников), в целом не рассматривались как серьезный вклад в багаж знаний человечества.

К тому же в интеллектуальном пространстве Запада прошлое в целом затенялось более современной, актуальной и привлекательной популярной культурой, обращенной в основном к молодежи. Привычка к чтению, по всей видимости, проигрывала в битве с интенсивной культурой киберпространства».