Яков Рафальсон: «Хороший театр невозможен без зрителя!..» (1)

- Скажите, пожалуйста, господин Рафальсон, театр - это искусство для всех? Или только для избранных, для тех, кто в этом понимает?

- Понимаете, театр — такая штука, что каждый возьмет столько, сколько способен взять. Ведь

бабушка и внучка — когда они вместе смотрят спектакль, - видят в происходящем на сцене совсем не одно и то же. Мы вот даже немножко боимся зрительской любви к сюжетам… Сидит бабушка, смотрит спектакль… А потом иногда начинает спрашивать: «Так он все-таки ушел от этой?…» Или «Так он женился на той?..» Было время такие разговоры мы потом и в троллейбусах слышали…

А для человека, просвещенного в театре, важен не сюжет, важно КАК это сделано и КАК это сыграно. И если это для него неожиданно — то доставляет удовольствие.

Сайт Русского театра им. Мих. Чехова

- Но ведь всегда какая-то встреча с театром у человека бывает первой?.. Иногда - у взрослого человека, не всех же в детстве на спектакли водили...

- Конечно! И чем раньше она произодйт, такая встреча, тем лучше.

- Вопрос, может быть, несколько пафосный. Театр — для Вас что значит?.. И как произошла Ваша первая встреча с театром?

- Так в моей жизни случилось, что театр я … полюбил прежде, чем его увидел.

- Как такое может быть?

- Вот так!.. Над подсознательном уровне... Когда я уже поступил в театральную студию это случилось… И только позже, я увидел, что такое театр. Мне было 15 лет, пришел поступать в театральную студию… Это потом уже я понял, что театр для меня, это... Как у Хемингуэя сказано о Париже, - «Праздник, который всегда с тобой»... Когда работаешь давно, трудно с точностью определить. Знаешь, что театр — твой дом, ведь больше всего времени ты проводишь здесь. И в этом доме — в нашем театре — мне очень хорошо. И мне в жизни вообще повезло: в театрах, где я работал была удивительная атмосфера.

Есть такая пословица: «Друг познается в беде». Мне это кажется неправильным. По-настоящему друг познается в радости.

Потому что радоваться успеху другого мало кто по-настоящему может. Подойти, когда человеку плохо, посочувствовать, покивать, слушая про его горести — это ведь легко сделать. А вот искренне порадоваться успеху другого — труднее. В нашем театре это могут.

- Вы учились в театральном в Ярославле. Ваша первая театральная студия — там же была?

- Нет, это было в Донецке. Я из Донецка.

- И что же вас в театральную студию привело?..

- Меня привела в театральную студию учительница по литературе. Это был украинский музыкальный театр… Учился я в школе очень неважно, но все, что связано с литературой, мне нравилось. Сначала режиссер сказал нет, не берем, мы в студию только с 18 лет принимаем… Но он-то думал, что меня привела мама. А когда узнал, что это — учительница моя, он удивился, и взял меня. Я в студии там очень недолго пробыл. Слава Богу, мы переехали в Ригу — отец мой отсюда, и мы вернулись сюда в 1964 году. Потом уже я поехал учиться в Ярославль.

- Знаменитый своими традициями театр и очень известная театральная школа!..

- Тогда там еще было не высшее образование, а только театральное училище. Уговорил меня туда поехать мой друг, будущий голливудский актер Элик Баскин. Прошлым летом он приехал из Америки и меня нашел, и это была удивительная встреча!..

- А вот когда Вы уже полюбили театр во всей красе — благодаря чему это случилось?..

- Наверное, это был неплохой спектакль и неплохие актеры, что я первым увидел…

Но я хочу сказать об актере, равном которому для меня не было и не будет. Это — Иннокентий Смоктуновский. Он для меня просто… инопланетный какой-то.

Прихожу домой, включаю — и просто смотрю.

- Это - уже сейчас?

- И сейчас тоже! Вот смотришь его, и это такая проверка на правду — художественную правду. И это - как барометр на погоду. Смотрю все - и записи спектаклей, особенно фрагменты, когда он играет князя Мышкина, их очень мало, к сожалению, этих записей. И на «ю-тубе» записи его давних выступлений смотрю. И когда он просто читает Пушкина... У меня были пластинки с записями пары его спектаклей, куда они делись, ума не приложу.

- Зачитали, как про книжки говорят…

- Да…

- А скажите, пожалуйста… Вот, цитируя Вас: «Друг познается в радости...» Сегодня приятно видеть, как афиша вашего театра пестирит наклейками «Билеты проданы!» Вы за какие спектакли и за кого из коллег особенно рады?

- Вот Катюша Фролова… Природа актерская ее просто портясающая. И когда видишь талант, это же такая радость!

Сегодня «Фро» - на мой взгляд, лучший спектакль в нашем театре. Когда смотришь его — получаешь удовольствие, и хочешь привести еще кого-то, чтобы посмотрели.

(Кивает на коллег, расположившихся за соседним столиком театрального кафе «Амплуа», где происходит наша беседа. Катя Фролова, исполнительница главной женской роли в спектакле «Фро» тоже среди них). У нас много хорошщих актеров и много хороших спектаклей.

Трудно выбирать — это как о ребенке, как о своих пяти пальцах — как выбирать, кого больше любишь?.. Были, конечно, и такие спектакли, про которые я знаю «Не мое!». Но я о них не буду говорить, есть такая корпоративная привычка. Но я действительно очень рад и счастлив, что я работаю в этом театре. И еще очень важно для меня, что я живу в Риге. Попав в этот театр я ведь просто щипал себя иногда: я — здесь...неужели это правда?

- Вы ведь работали в театре в Томске? Долго?..

- Семь лет, там был очень сильный театр. Режиссер Феликс Григорян тогда в Томске работал, может быть вам знакома эта фамилия… Он, к сожалению уже ушел из жизни. Получил я там звание заслуженного артиста России, это был хороший театр.

- Как по-Вашему — зритель российский от нашего рижского зрителя отличается?..

- Мне иногда говорят: вероятно, латышский зритель более холодный, в России — более горячий… И я на это так отвечаю: все зависит от того, какое блюдо вы подаете!.. Если блюдо холодное — зритель холодный, если горячее — горячий.

Это всегда и везде так. Ведь я знаю, что творится в зале, когда спектакль нравится зрителю — а его обмануть нельзя! Может быть, наш зритель культурнее, в том смысле, что он не выдаст своего негативного отношения, когда видит что-то, что не нравится. Он просидит и тихо выйдет. А там - они покажут свое неприятие более явно, это - да.

- Важна ли для зрителя театральная культура — когда он воспитан на театре, насмотрен… Или же живость восприятия все может восполнить — был бы только спектакль хороший?..

- Видно со сцены, когда собирается зал «театральный» и «нетеатральный». Мне это всегда видно. Паузу ведь делает не артист — ее делает зритель. А мое дело услышать, он готов к этой паузе или… Я же не сделаю паузу больше, чем зритель ее понимает. Без зрителя мы существовать не можем!..

Когда нас сравнивают со звездами, с небожителями — мне это просто смешно!.. Мы же там даже не ночевали!..

Это можно говорить о поэтах — о единицах… О художниках — о единицах… А мы… Поэт может жить один, на острове — и быть поэтом. Артист на острове жить не может.

- Господин Рафальсон, вы славитесь книжной эрудицией, начитанностью, любовью к поэзии Серебряного века. Среди поэтов Серебряного века были ведь небожители?

- Были — и есть!.. Она и сейчас там, среди небожителей — Марина Ивановна Цветаева. Равного ей поэта не найти!.. Это не только я говорю, кто я такой… Но когда спросили у Бродского, он ведь сказал: в ХХ веке выше поэта, чем Марина Ивановна Цветаева не было. У него продолжают тогда еще спрашивать: а вот этот? А этот?.. И он снова: я вам повторяю, выше, чем Цветаева — не было и нет!.. При всем том, что она ведь сказала, что я и в предсмертной икоте останусь поэтом, при всем том… Поэты ведь часто писали — одно, а жили — совсем иначе. У нее же все, что связано с биографией — связано и с поэзией.

- Да, иногда даже страшно.

- Понимате, то, что Бог возложил на его плечи, этого не выдержал бы ни один мужчина. Ни один!..

- Вы читаете стихи со цены? Бывают такие поэтические вечера в театре?

- Читаю, да. Неподалеку от театра, на улице Вагнера есть арт-салон, называется Figaro Art, там проходят выставки и бывают мои поэтические вечера. Для меня — если честно, если бы мог выбирать — я бы сейчас только и делал, что читал!..

- Вы ведь один из первых наших русских актеров, кто стал работать параллельно и в латышских театрах, играть на латышском языке. Так?

- Так. Я и сейчас играю.

В Национальном театре, в Лиепайском театре играл и на русском и на латышском языке. Понимаете, мне кажется, что у искусства — один язык, язык искусства

. И если ты встречаешься с актерами, у которых просто разряд происходит на сцене, и если вы совпадаете в своем отношении к театру — это счастье.

- Это естественно сегодня для актера в Риге - играть на разных языках? Или требует усилия, преодоления?..

- Ну, усилия это, конечно, потребовало. В Национальный театр когда я пришел ... знал ведь всего два слова по-латышски. Коллеги были поражены, думали, приглашая меня, что латышский язык я знаю. Спросили: «И что, ты все-таки будешь играть?..» Буду!.. Должен же я был одержать победу над своей собственной ленью!.. Одолел, хоть я и бездарен к языкам, у меня музыкального слуха нет.

- Ну да! Вы же поете — вокал у Маэстро Раймонда Паулса!..

- Если это только можно назвать моим вокалом!.. Я очень благодарен судьбе, что Раймонд Паулс пригласил меня участвовать в своих проектах. Ведь он - уникальная личность, такая энергетика от него исходит на сцене — ты рядом с ним, видишь это, чувствуешь его харизму!..Потрясающий музыкант и потрясающий человек!

- Творческие планы дальнейшие какие у Вас?.. Расскажете по секрету?

- Сейчас я довольно мало занят в репертуаре. Готовлю свою программу по Марине Ивановне Цветаевой. Все-таки собираюсь попросить Эдуарда Ильича Цеховала сделать такой поэтический вечер у нас в театре, в Малом зале. Говорю Вам об этом первой — еще никому из журналистов о своем намерении не рассказывал и с такой просьбой такой к директору не обращался.

- Спасибо за доверие! И - за интервью. И за ту радость, что дарите нам, зрителям, со сцены. Думаю, что на Ваш поэтический вечер не то что Малый зал, но и большой зал в театре не раз соберется. С юбилеем, Вас!