Редактор дня:
Sergejs Tihomirovs

"Агрессия смертельно больного великана". Владимир Сорокин о современной России

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Владимир Сорокин
Владимир Сорокин Фото: ITAR-TASS / Fadeichev Sergei

Опасность и тревога — это те вещи, которые сегодня объединяют весь мир. Современная Россия в этот мир гармонично вписывается, вопреки разговорам о ее изоляции, рассказал в интервью изданию "Огонек" популярный российский писатель-постмодернист Владимир Сорокин.

Поводом для беседы стал выход нового сборника рассказов Сорокина "Белый квадрат". Временем действия сорокинских сюжетов вновь стал Советский Союз — по признанию писателя, этот период он абстрагированно рассматривает как художественный объект.

"[...] Я подсознательно понимал всю уродливость и ущербность совка. В студенческой среде это отслоение шло параллельно андерграунду, потому что мы открывали тогда для себя рок-музыку, слушали западные голоса. А рок-музыка как раз очень помогала, потому что хорошо настраивала ухо. Помогала этому отслоению. И уже этими ушами мы по-другому слушали советскую эстраду. Она уже казалась некоей лагерной эстрадой, где даже ноты надо было согласовывать с начальником", — вспоминает Сорокин о начале 1980-х.

По словам писателя, после эпохи относительных свобод 90-х Россию настигла "советская гангрена", которая вовремя не была ампутирована. Современную Россию Сорокин сравнивает с умирающим гигантом.

"Ощущение, что умирает некий великан, собственно. Его имя — Целостная Картина Мира. Он умирает уже давно, и сейчас у него такая фаза активных конвульсий, она сопровождается выбросом имперско-агрессивных или ипохондрически-эротических фантазий. Это мне напомнило знаете что? Чуковский описал, как умирал писатель граф Соллогуб, автор «Тарантаса». Когда он был на смертном одре и к нему приходили друзья, он в слезах им говорил: «Моя миссия — оплодотворить всех девушек мира, а меня в этом состоянии и на пол-Европы не хватит». В постсоветской России этот процесс носит агрессивный характер. Имперские содрогания без империи, жестокость по отношению к собственным гражданам, безумные законы, уголовные дела за стихи и лайки, яростная телепропаганда… Это все — агрессия смертельно больного великана", — считает писатель.

Жизнь в нынешней России Сорокин сравнивает с либеральным сталинизмом.

"Сложность ситуации в том, что вокруг не железный занавес, это уже не советский лагерь, где нет мяса в магазинах, где давятся в очередях, где можно лишь дома с друзьями что-то обсуждать. Везде теперь модные рестораны, магазины, можешь купить «мерседес», сесть и поехать куда-нибудь в Мюнхен, там напиться Weissbier, да? А рядом такое как бы вполне уже заурядное людоедство, избиения, пытки, аресты непонятно за что. Как бы НЭП и софт-репрессии в одном лице. И это, конечно, ново для советского и постсоветского человека. И в этом необычность этой ситуации", — говорит писатель.

По мнению Сорокина, большевизм как таковой был преступлением против человечности и Человека вообще, и с годами это становится только заметнее.

"Любопытно, что чем дальше я удаляюсь от советских времен, тем больше они сжимаются в моем представлении до размеров объекта, некоей вещи, и все более угрожающими кажутся. Я жил в благополучной семье; мы, например, никогда не жили в коммунальных квартирах. И тем не менее этот мир все виднее и обозримее становится именно сейчас, из-за этой временной и уже как бы экзистенциальной дистанции, и особенно заметно, насколько он был ужасен. Большевизм — это было, собственно, не преступление против человечности, а против Человека вообще, как феномена. Они хотели отменить человека вообще, как хомо сапиенс. И сегодня видно, насколько это была последовательная и дьявольская работа, поскольку касалась, как мы уже говорили, даже нот. И у людей сегодня на глазах словно бы мифологическая пленка при взгляде назад. И у меня чисто утопический и, видимо, риторический вопрос, наступит ли такой момент, когда эта пленка спадет и люди, наконец, увидят, что это было. Может, и не увидят никогда, а может, увидят. Дело в том, что в конце 1990-х все-таки не разглядели это прошлое до конца. Потому что не было государственного механизма отслоения от совка. А если этого не было, значит, не появилось дистанции и не смогли посмотреть на это объективно, как на собственную больную ногу. У меня там пальцы поражены чем-то, язвы какие-то, что-то гниет, но это же моя родная нога! Я ее забинтую, намажу мазью Вишневского и бодро пойду с этой ногой в будущее, строить новый мир. Не было такого понимания, что нога ведь поражена гангреной! И если ее не ампутировать сейчас, то она отравит тебя и ты превратишься в зомби", — заключил Сорокин.

Актуальные новости
Не пропусти
Наверх