Правда, с датой рождения великого драматурга и по сей день полной ясности нет: по одним источникам, он появился на свет в 1745 году, по другим - в 1744-м. Но не только круглая дата привлекает к нему сегодня наше внимание: Денис Иванович Фонвизин - потомок лифляндского барона Петра фон Визена, чьи предки пришли на латвийскую землю в XIII веке вместе с орденом меченосцев. И в истории Латвии род сыграл не последнюю роль, в том числе и великий писатель.
В этом году создателю русской национальной комедии Денису Фонвизину исполняется 260 лет. Говорят, что самиздат пошел от него Из немецких баронов в русские дворяне В том, что баронское имение фон Визенов в Лифляндии существовало до Ливонской войны и что его основателем был барон Петр фон Визен, никто из исследователей не сомневается. Но точно сказать, где оно находилось и что с ним произошло, вряд ли кто-то сможет. Усадьба могла сгореть в пламени многочисленных войн, а может быть, многажды перестроенная, стоит где-то неподалеку от Риги, храня свою историю в тайне. А вот то, что один из фон Визенов участвовал в сражениях Ливонской войны, был пленен ратными людьми Ивана Грозного и увезен в Москву, - факт исторический. И знают об этом в значительной степени благодаря его великому потомку, прославившему свой род: драматургу, дипломату, борцу против крепостного права Денису Фонвизину. В елгавском дворце Бирона сейчас - сельхозуниверситет. Иван Грозный, судя по всему, принял в расчет высокое происхождение пленника, проявленное им в бою мужество и не стал держать его в неволе - дал свободу и занятие. Но на родину вернуться не позволил. Барон пустил корни в Москве, но свое имя и национальность сохранил. Зато его внук, прадед драматурга Денис Петрович фон Визен, в котором уже текли и русские крови, был призван на государеву службу, принял православие, при крещении был назван Афанасием и пожалован в стольники (придворные). Он был верным подданным страны, храбро сражался, защищая Москву, а его младший сын сложил голову под Ригой в битве со шведами. Так немец фон Визен положил начало российскому дворянскому роду Фонвизиных, известному своей отвагой, честностью и активной службой во благо государства. И каким бы далеким ни было немецкое прошлое рода, драматург Денис Фонвизин трепетно относился к своим немецким истокам. Из первой дипломатической командировки в Германию в 1762 году он пишет матери: «Сегодня еду в Ригу! Ведь отсюда начало наших корней!» На исторической родине - «такое беззаконие!» Первое профессиональное поручение выпускника Московского университета было знаменательно тем, что исходило от только что взошедшей на престол императрицы Екатерины II. Переводчику иностранной коллегии Денису Фонвизину предстояло вручить знак царской милости - екатерининскую ленту - герцогине Мекленбург-Шверинской. Путь в Западную Европу в те времена был долгим, и, чтобы скоротать время, молодой дипломат пишет письма, в основном матери, к которой был нежно привязан. «Дорогая маменька, еду по поручению Екатерины II. По дороге буду знакомиться с новыми местами, но кругом ничего интересного... дорога пустынна, попадаются один, два, три дома и церковь. На шпиле вместо креста - петух как напоминание о падении апостола Петра. В Митаве, матушка, столице Курляндии, - узкие, немощеные улицы, одноэтажные дома, пыль...» Такой была Елгава 250 лет назад. В Риге российского посланника удивило многоязычие, в котором преобладал немецкий, и обилие торговых кораблей. Русский язык звучал лишь кое-где. Здесь он впервые столкнулся с национальными предрассудками и был возмущен до глубины души. «Простые люди ходят в черном - это эстляндцы, латыши - в сером, иначе их могут наказать. Подумай, немецкие бароны закрыли путь мастеровым латышам в профессиональные объединения... Администрация запретила им пить кофе, чай, вино, есть печенье и играть на духовых инструментах... Как они смеют творить такое беззаконие!» Несостоявшийся помещик Но сколько бы ни возмущался местными нравами молодой дипломат, его неудержимо тянуло на историческую родину, и он то и дело наезжал в милую сердцу Лифляндию. Зная об этих чувствах, президент Иностранной коллегии Никита Панин в знак признания заслуг пожаловал своему секретарю имение в Курляндии, близ Митавы. Однако долго наслаждаться его прелестями Фонвизин не мог: служба звала в Петербург. А чтобы хозяйство не пришло в запустение, он сдал поместье в аренду немецкому барону Медему. Когда же Фонвизин по дороге из Петербурга в Кенигсберг наведался в Митаву и увидел, как барон глумится над крестьянами, отчаянию его не было предела. Жестокость арендатора так потрясла его, что 39-летний дипломат и к тому времени известный писатель слег с «апоплексическим ударом». Последствия инсульта он ощущал всю оставшуюся жизнь, они же ускорили его кончину (1792). «Самому Богу нельзя попустить, - писал он позже, - чтобы злоба торжествовала, а кровь невинных лилась. Достойным должно быть положение в Отечестве не только одноземцев, но и других разноплеменных людей». Он в полном смысле слова засыпал императрицу докладными, сначала с протестами, а потом и с требованиями отмены крепостного права в Лифляндии. И в том, что оно было отменено на семьдесят лет раньше, чем в остальной России, была в значительной степени и его заслуга. Отношения с Екатериной II у него к этому времени были далеко не так безоблачны, как в первые годы ее правления. Владычицу раздражали острые сатирические статьи в журнале «Друг честных людей», который Фонвизин издавал, где он откровенно глумился над тупостью, ленью и подхалимством придворных. А публичные вопросы типа «Отчего много добрых людей видим в отставке, а известные и явные бездельники везде равно с честными людьми?», естественно, вызывали гнев императрицы. И она просто запретила Фонвизину печататься. Хотя к советам его прислушивалась и самым злободневным требованиям потакала. Самиздат пошел от диссидента Фонвизина Есть версия, у которой много подтверждений, что значительная часть «Недоросля» была создана в Лифляндии и все герои списаны с местных людей. Приезжая по службе или в свое имение, Фонвизин работал над своими статьями, много ездил, изучал нравы местного дворянства и крестьян и почти ежедневно делал заметки в своей тетради. Уже его современники отмечали, что своих простаковых и скотининых, вральманов он увидел в Риге, Балдоне, куда ездил «на воды» лечиться, в Митаве - и брал он их «прямо из житейского омута». Но оттуда же черпал он и образы идеальных героев: Стародума, Правдина, Милона. Интересно, что Денис Иванович хотел поставить отрывок из «Недоросля» в Риге или Митаве, но что-то помешало. Зато в корчме своего друга Миллера, в Риге, прочел всю «Придворную грамматику». Ту самую, что мы еще недавно изучали в школе. Современники восприняли пьесу восторженно. Премьеры «Недоросля» в Петербурге и Москве прошли с большим успехом, и, к счастью, спектакль не был запрещен и оставался в репертуаре театров. Лучшая часть дворянского общества, воплощением которого в пьесе был Стародум, восприняла ее как диссидентскую. Фонвизина можно считать и прародителем самиздата, хотя и не по своей инициативе. Ни одна строка, написанная писателем и не пропущенная цензурой, не пропала. Его произведения переписывались от руки, передавались из рук в руки и были весьма популярны.