Наш ответ "Списку Шиндлера"

Скорее всего, все вы слышали о Жанисе Липке, получившем в 80-е в Израиле почетный титул праведника народов мира. Несколько лет назад на Кипсале, где жил герой, по инициативе Мариса Гайлиса был открыт посвященный ему мемориал. Он так и называется -

Мемориал Жаниса Липке и представляет собой деревянное, похожее на барак строение: в комнатах в подвальном этаже размещается экспозиция, а наверху есть зал для встреч. 

У Липке еще до Второй мировой была богатая биография, достойная приключенческого романа. В юности он служил в полку Красных стрелков и, говорят, участвовал в охране Ленина. После обретения Латвией независимости служил в рядах латвийской армии, в мирное время стал портовым докером. С приходом к власти Карлиса Улманиса занялся подпольной работой: укрывал социал-демократов и коммунистов на портовых складах. Имел два привода за контрабанду — его ловили на нелегальном ввозе кружев и других товаров. 

Однако, прошлые авантюры Липке остаются за кадром фильма "Отец. Ночь". Его действие разворачивается в 1941 году в оккупированной нацистами Риге и пронизано ощущением надвигающейся катастрофы.

Наше доверие главный герой завоевывает уже с первых кадров, спасая тонущего в Даугаве сына Зигиса. Мы видим мальчика лет десяти, борющегося с водной стихией, чьи-то сильные руки вытаскивают его из воды. Руки отца, который затем спасет еще не один десяток жизней. Очень скоро Зигис станет главным помощником отца и свидетелем всех его дел. Многое из того, что мы видим в фильме, мы видим его глазами. 

Старшие дети Липке покинули дом. 

Взрослая дочь-коммунистка бежала с Красной армией. Старшего сына, получившего повестку от немцев, Липке отправляет служить в вермахт - иначе не выжить.

Ему самому приходится заботиться о красавице-жене и младшем сыне, содержать дом и хозяйство на Кипсале. 

Чтобы свести концы с концами, Липке занимается контрабандой алкоголя, который прячет в кинотеатре, в подсобке за экраном. И устраивается на авиационные склады Люфтваффе (там где сейчас склады Центрального рынка), получая право посещать гетто и выводить оттуда евреев на работу. Так начинается его операция по спасению людей из гетто, основанная на переодеваниях, подмене людей и прочих хитростях, в результате которых оттуда бежали более полусотни евреев. 

Липке не просто помог им бежать, он прятал их на своем участке в бункере под сараем. Обустройство этого бункера показано во всех подробностях, также как гнетущие сцены сосуществования десятков людей на крошечном пространстве - одни терпят до последнего, другие не выдерживают, срываются. Но во всем этом есть и налет отчаянной романтики - будни обитателей бункера показаны глазами ребенка - сына Жаниса Липке Зигиса, ставшего среди них своим.  

Премьера фильма "Отец. Ночь"

Сам Жанис Липке в исполнении Артура Скрастиньша предстает человеком действия и блестящих организаторских способностей (показательно, что английский вариант названия фильма - The Mover). Человеком живым, со своими слабостями и противоречиями, а не каноническим героем с горящим взором, каких мы привыкли видеть в голливудских фильмах. 

Когда герой после бурного полового акта сообщает жене о решении спасать людей, это выглядит странно, даже нелепо. Когда он, притворяясь пьяным и слоняясь в районе гетто, кричит прохожим "Sudi Krievi", зал хохочет. Но когда он занят делом, от него глаз не оторвать. И именно в действиях, а не в словах проявляется сила духа героя. 

В лучшие свои моменты "Отец. Ночь" напоминает кинематограф французского классика Робера Брессона — кино точных, рассчитанных жестов, где поэтика действия оказывается важнее слов. 

Фактура военного времени передана в фильме скупыми, точными деталями - налаженный быт в доме Липке контрастирует с разрухой и бесприютностью рижского гетто, куда сгоняют евреев. Костюмы, декорации, реквизит выглядят очень реалистично. Горящую Старую Ригу, конечно, подрисовали на компьютере, но могли бы этого и не делать - намного сильнее воздействуют кадры с людьми, которые на улицах задыхаются в дыму...

Чтобы передать впечатления от фильма, расскажу о Мемориале Жаниса Липке на Кипсале. Там в деревянном бараке в подвальном этаже есть зал с рисунками Александры Бельцовой. Рисунки находятся за железными громыхающими затворами, которые приходится отодвигать, а потом задвигать обратно. На всех рисунках изображена одна и та же сцена: плачущая еврейская женщина и ее двое испуганных маленьких детей. Эту сцену художница Александра Бельцова подглядела в рижском гетто и потом воспроизводила множество раз, потрясенная ее безысходностью. Очевидно, что женщина с рисунков уже знает, какой кошмар ждет ее и ее детей, хотя расстрелы еще не начались. Лицо героини прописано нечетко (иногда очертания только угадываются), но поза говорит о ее страхе, об ожидании самого худшего красноречивее слов.

В этих рисунках такая боль, такое чувство вины за невозможность грядущую трагедию предотвратить, что посетителям становится не по себе.

Примерно те же чувства испытывает и зритель, наблюдая за ужасами холокоста, показанными как бы издали, вскользь, без упивания жестокостью. Возможно, их испытывал и сам Липке, прекрасно понимавший, что всех не спасти, осознававший, что рискует жизнью своей семьи, но не способный оставаться в стороне. Что им двигало? Не только человечность и сострадание к чужому горю. Но и чувство вины: в свое время он не спас, не спрятал у себя дочку соседа-еврея Мину, хотя сосед попросил об этом. Девочка с семьей была обречена на гибель. Помогая другим, Липке пытался облегчить собственную совесть. И ему это удалось.