Макрон угодил в популистский "капкан". Сможет ли выбраться? (5)

Популярность же президента рухнула до 24%. Поэтому когда в понедельник 10 декабря Макрон наконец решился "бросить кость" разгневанному народу, прервав подзатянувшуюся паузу 13-минутным телеобращением, многие обозреватели задались вопросом: не слишком ли поздно?

Ведь ставкой в зашедшем уже очень далеко конфликте стало не только и не столько президентство Макрона, сколько социально-политическая модель функционирования французского государства. В легитимности которой у большинства ее граждан возникли серьезные сомнения. 

И хотя пользующиеся выгодной оказией популисты пытаются все несовершенства мира свалить на Макрона, те, у кого с головой в порядке, помнят, что сомнения в адекватности французской системы распределения благ начали посещать их задолго до президентства Макрона. Да и Олланда. И подозревают, что экзистенциальные проблемы французов - едва ли стопроцентный "национальный продукт" - скорее, следствие глобальных макроэкономических сдвигов. 

Но почему именно Франция оказалась настолько уязвимой? Ведь если верить цифрам, положение ее экономики никак не критическое, а жители - далеко не последние бедняки Европы. Почти полуторатысячная "минималка", вполне жирные пособия по безработице, бесплатность ряда медицинских услуг для всех граждан, где бы они ни проживали и какими бы паспортами, кроме французского, ни обладали, и прочие бонусы эффективного "социального государства", которые во Франции давно считаются чем-то непреложным - вроде четырех времен года. Да и не по причине ли своей социальной политики страна давно превратилась в одну из заветных целей для мигрантов из Африки и Азии, уступая лишь Скандинавии, Германии и Австрии?

Все это правда. Но правда и то, что быстро растущее бремя расходов последние двадцать лет катастрофически опережает рост доходов французов. Об официальной же индексации на этом фоне и говорить смешно: она почти незаметна.

Главный и наиболее агрессивный триггер - цены на недвижимость и все остальное, что связано с земельной рентой или от нее зависит. Уже в первые годы века французские экономисты и социологи все чаще и громче посылали сигналы: фактическое имущественное расслоение общества обусловлено не столько размерами доходов, сколько простым фактом наличия - или отсутствия - унаследованной недвижимой собственности!

Не унаследовав недвижимости, даже прилично оплачиваемый наемный работник или мелкий предприниматель все чаще рискует пополнить быстро растущую во Франции группу так называемых "работающих бедных".

Чья покупательная способность сплошь и рядом ниже, чем у тех, кто получает пособие по безработице, зато от налогов освобожден. 

Простой пример. Сопоставимы ли в принципе финансовые возможности условных двух коллег из условного парижского офиса с равными условными доходами в 2500 евро нетто, если  один из них унаследовал квартиру в столице, а другой вынужден ее нанимать?

Ведь после оплаты счетов в свободном распоряжении второго остается в лучшем случае тысяча. И так каждый месяц, год за годом.

У первого же тем временем подрастают банковские накопления, позволяющие взять кредит на приобретение очередного объекта - необязательно даже в Париже, где недвижимость так дорога, что инвестиции "отбиваются" очень нескоро. Несколько быстрее расходы окупятся в любом большом городе Франции, где цены пониже, но арендные ставки не сильно отличаются от столичных.   

То есть, фактически один работает на приумножение семейного капитала, а другой - чтобы просто выжить. А в теории оба принадлежат к хорошо оплачиваемому столичному среднему классу!

Какой уважающий себя француз будет тихо сносить такое - да еще десятилетиями?! Надо ли удивляться, что "предложенные" правительством 1,95 евро за литр бензина стали лишь детонатором взрыва, назревавшего во Франции годами.

Удивиться тут впору другому. Макрон, похоже, успел позабыть, что именно недовольство французов тем, как умножаются и делятся в их государстве прибыли, риски и расходы, стало едва ли не главной причиной его победы на майских выборах 2017 года. В ситуации, когда и ультраправые с Марин Ле Пен на челе, и ультралевые с Жан-Люком Меланшоном оказались слишком скомпрометированы, чтобы сколотить заметный электорат, а главный оппонент - республиканец Франсуа Фийон - очень некстати для себя влип в громкий коррупционный скандал, позволив правоцентристу Макрону "увести" почти половину своих сторонников, - победа просто упала к ногам молодого и не слишком еще известного французам политика. Обещавшего к тому же и вполне дельные реформы в стране, и активное участие в "ребрендинге" ЕС.

Но какими реформами началась его каденция? Ликвидацией "налога солидарности" в размере от половины до полутора процентов с годовых доходов свыше 1,3 млн евро?!

Одного этого жеста, за который радостно ухватились и ультралевые, и ультраправые французские популисты, хватило им, чтобы сотворить черный пиар Макрону, тут же окрещенному "президентом богатеев". А чей же еще это президент - да еще с его-то банкирским прошлым?.. 

Неужели такие последствия трудно было предвидеть? 

К тому же Франция - страна, где социальную справедливость до сих пор общепринято трактовать так, как делали это в эпоху массового увлечения марксизмом.

И, соответственно, измерять ее, как в первой половине прошлого века, - за точку отсчета приняв интересы наемных работников, живущих в наемных квартирах, а никак не огульно относимых к препдпринимательскому слою самозанятых креаторов высокотехнологичных стартапов или отважных фрилансеров-инноваторов - хотя именно они меньше всех защищены от любых рисков, а работают не только без оплаченных отпусков, но часто и без выходных. 

Такой исторически сложившейся модели социального договора с большим или меньшим пониманием - либо лицемерием - уже давно следовали  французские правительства, учитывавшие  традиционный для национальной политкультуры "левый" тренд. Временами позволявшие нещадно доить "священную корову", но никогда не забывавшие о ритуальных реверансах в ее адрес.

Макрон же, искренне убежденный, что модель "наемный работник vs. капиталист" явно устарела, так как расстановка социальных акцентов в наши дни принципиально иная, позволил себе начать не с тех, с кого обязывала традиция.

Но с тех, кто по его мнению, должен стать основной движущей силой в XXI веке. Именно креаторам стартапов поспешил он гарантировать режим максимального благоприятствия. 

И стратегически был прав. Но тактически серьезно оступился. Позволив себе, слишком долго ни словом не удостоив огромную армию наемных работников, бросить тем самым вызов политической традиции своей страны.

И, мало того, крайне неблагоразумно "припечатал" еще и топливным акцизом. Чем заодно взбесил и тех французов, у которых нет причин считать свою жизнь борьбой за выживание. 

Старательно рисуемый правыми и левыми противниками Макрона образ высокомерного "белого воротничка", в угоду собственным глобалистским амбициям готового пожертвовать интересами рядовых граждан,  в глазах этих самых граждан стал уж очень сильно походить на правду. 

И относительное спокойствие президента в первые недели беспорядков впечатление это лишь усилило. Только на десятый день событий, 27 ноября, Макрон сделал первое - и предельно  краткое - заявление, что не намерен менять политику "под давлением погромщиков". И не ранее чем 2 декабря поручил премьеру Эдуару Филиппу принять делегацию протестующих, не выразив желания лично в ней участвовать. А 4 декабря распространил информацию, что повышение акциза на топливо будет заморожено до конца 2019 года.

Но к тому моменту акциз как таковой уже мало кого интересовал. Протестующие несколько дней выразительно требовали отставки правительства в полном составе.  

Сообразив, что не только не контролирует событий, но и реагирует на них с запозданием, президент, наконец, решил "выровнять счет", лично обратившись к народу. К несчастью Макрона, на 10 декабря никакой иной возможности выравнивания счета, кроме как путем его оплаты, уже не оставалось.

Президент попал в крайне незавидную ситуацию, которую в русскоязычных медиа с некоторых пор стало модно кодировать немецким словом "цуцванг". Хотя в данном случае точнее было бы назвать ее популистским капканом. В целом положение Макрона не безвыходное, но, выражаясь дипломатично, без "потери лица" ему, однакоже, не выбраться. 

Уступить означает согласиться на задабривающую раздачу - чем не популизм, который сам же осмеивал, где и как только мог. Но если отказаться от такой раздачи, то непременно попадешь под другую. Вовсе не задабривающую. Правительство сметут, и кто придет взамен? Скорее всего, те же популисты. И радостно раздадут те бюджетные денежки, которые отказался раздать ты. Неважно даже, правым или левым окажется то правительство. Трагикомический пример Италии доходчиво показывает, как умеют кооперироваться при большой необходимости те и другие.

То есть, либо хоть раз в жизни стань одним из них, либо они тебя утопят, и тогда уж точно все пойдет-поедет по их сценарию. Иные варианты отсутствуют.

Нетрудно догадаться, что выбрал Макрон. Конечно, стилистически все было обставлено просто безупречно. Сказочное богатство нюансов, каким располагает литературный французский, было в должной мере использовано. Ни раскаяний, ни извинений, одно лишь "глубокое сожаление" о происшедшем, произнесенное прочувствованным тоном. И после не менее прочувствованной, но короткой паузы последовала деловая часть:

1. Дополнительные 100 евро к "минималке" с 1 января 2019 года будут добавлены, но вовсе не в порядке увеличения зарплат (как ошибочно подают некоторые европейские медиа), а как увеличение соцпособия нуждающимся домохозяйствам в зависимости от размера их деакларированных суммарных доходов. Это ознасает, что получат их не все, кто сегодня трудится за эту самую "минималку". Правда, и налога с той сотни высчитывать не будут: как-никак, соцпособие. По той же причине не повлияют эти доплаты и на размер пенсии. (Для справки: сегодня французская "минималка" равна 1498,47 евро брутто или 1184,93 евро нетто);

2. "Налог солидарности" со сверхбогатых возобновлен не будет;

3. Налогооблажение за сверхурочные часы работы ликвидируется с 1 января;

4. Будут снижены налоги с малоимущих пенсионеров (ими во Франции считаются те, чья пенсия состваляет менее двух тысяч евро).

Свой спич Макрон эффектно завершил сердечным обращением к работодателям с просьбой не стесняться в выплатах годовых премий работникам. И заверил, что этими премиальными выплатами, разумеется, фискус интересоваться не станет.

По оценкам экономистов, весь предложенный "пакет" будет обходиться госбюджету не менее чем в дополнительных 8-10 млрд евро ежегодно. Ясно, что тут же возникает хороший вопрос: откуда  будут их брать?

Откуда бы и на каких условиях ни брали, столь заметно возросшая статья расходов неминуемо приведет к напряжению в госбюджете. Случайно ли, что чуть ли не первыми именно на этот аспект "капитуляции" президента Франции отреагировали немецкие медиа. Давно ли Макрон выступил первым - и самым надежным - союзником Меркель в вопросах общей финансовой политики еврозоны? "Теперь же, - написал во вторник экономический обозреватель еженедельника Spiegel, - нет никакой уверенности, что Франция удержится в пределах допустимого в еврозоне дефицита публичных средств, не превышающих 3% национального ВВП."

Эксперты не исключают возможности роста этого дефицита до нежелательных 3,5% французского ВВП. Что очень тревожный прогноз для второй по величине страны еврозоны. Реализация такого сценария будет означать, что Макрон не только не выбрался из популистского капкана, в который по неосмотрительности с размаху угодил, - но, наоборот, еще глубже в нем застрял.