Как ни устали американцы от войны дембольшинства Палаты представителей с президентом; сколь бы мало ни было шансов на поддержку отстранения Трампа в Сенате, - процедура импичмента остается главной темой ведущих национальных СМИ. В том числе и ориентированных на зарубежную аудиторию.
О моббинге, домашнем насилии и "первородном грехе". Рижанка в студии "Голоса Америки"
И чем больше свидетелей выступило в Конгрессе, тем быстрее прирастает соответствующий корпус материалов в инфопространстве США, превращая иные сюжеты в своего рода исключения. Одним из них стало интервью русскоязычного сайта Голоса Америки (VoA) с создателем и главным редактором сайта mobbingu.net , российским журналистом, доктором филологии и социальным активистом Дарьей Невской.
Тем, кто помнит медиа Латвии рубежа веков, это имя хорошо знакомо. Ведь живущая и работающая с 2013 года в Москве Дарья - бывшая рижанка. Гражданка Латвии, она и сегодня поддерживает тесные контакты с родным городом.
В прошлогоднем интервью TVNET Дарья поведала, как, попав в Москву, оказалась в мире острой конкурентной борьбы. И столкнулась с амбициями, несопоставимыми с привычными по Риге. Как и со значительно более высоким градусом социальной агрессии. В Москве "все значительно жестче, и все время надо быть начеку", - констатировала тогда Дарья, рассказывая о своей адаптации к новой среде. Но, будучи специалистом междисциплинарным, она в итоге обрела - а точнее, создала сама - вполне актуальную и перспективную "нишу", сайт mobbingu.net. Первый и пока что чуть ли не единственный в этом жанре на всю огромную Россию.
Признаться, странно, что в обществе, последние годы по понятным причинам сильно сконцентрированном на проблемах социальной (не)справедливости и агрессии, в чем бы они ни выражались, специальная площадка для обсуждения именно моббинга и буллинга отсутствовала. Притом, что о насилии, направленном против женщин в РФ, пишут обильно и регулярно - как в либеральных российских, так и в неподцензурных зарубежных русскоязычных СМИ.
Так что Дарья Невская оказалась в нужное время на нужном месте. Тем лучше для нее - как и для "болеющих" за нее рижан. Работы теперь у Дарьи непочатый край.
Ее ответы корреспонденту VoA вышли в целом содержательными. Несколько менее блестяще обстоит дело со стержнем самого интервью. Опубликованный 25 ноября, в Международный день борьбы против насилия по отношению к женщинам, диалог то и дело сбивается с темы, заявленной названием, на проблемы собственно моббинга и буллинга. Но о том, что очень конкретное физическое насилие в семье и невероятно разнообразные практики буллинга и моббинга не суть одно и то же, - в тексте не прозвучало ни полслова. Обе проблемы обсуждались одновременно, и неудивительно, что результатом стал некоторый сумбур.
Оставим его на совести творца медиапродукта, корреспондента VoA Ксении Турковой.
Коль уж скоро так вышло у ньюсмейкеров, комментатору ничего не поделать. Придется и мне говорить об обеих проблемах разом - по возможности, сумбура избегая.
Стараясь аккуратно отвечать на вопросы интервьюера, Дарья Невская очень внятно объяснила причины злорадства и отсутствия эмпатии у авторов сетевых постов в стиле "сама виновата".
Она упомянула два фактора - неизжитые советские установки на тему "изгоев", а также инстинктивную тягу среднестатистического пользователя соцсетей к поддержке так называемой "фиктивной нормы". Иными словами, не всегда осознанную, но сидящую в подкорке потребность подпеть хору большинства. Либо боязнь ему не подпеть.
Но дальше, сконцентрировавшись на моббинге как явлении, Дарья Невская почему-то так и не объяснила, что по сути он не только форма организованного коллективного насилия над личностью или группой, но и давно отлаженная социопсихологическая - а при необходимости и политическая - технология. Давно и широко практиковавшаяся в частности там, где сегодня Дарья живет и работает.
В течение последнего столетия в угоду внутриполитической конъюнктуре в РСФСР, СССР и РФ "козлами отпущения" по очереди объявлялись разные группы - как социальные, так и этнические. Сначала ими были "лишенцы" - не успевшие или не пожелавшие эмигрировать выходцы из "эксплуататорских классов", затем "попы" и "кулаки"; после чего - этнические поляки, немцы, "прибалты", крымские татары, "врачи-вредители", "космополиты", - и так далее.
Сегодня в "черных списках" - Свидетели Иеговы, либералы, часть националистов, ЛГБТ. Очередную группу внутренних врагов - так называемых иностранных агентов - власть сконструировала и обозначила буквально на прошлой неделе.
Кто будет следующим, определят на дальнейших сессиях Госдумы.
Лет сто двадцать назад почтенный бургомистр Вены доктор Карл Люгер произнес короткую фразу, прославившую его намного больше, чем все прогрессивные преобразования на благо имперской столицы. "Кто здесь еврей, решаю я!" - изрек мэр, известный как антисемитскими высказываниями, так и теплой дружбой с еврейскими банкирами. Репрессивных режимов вскоре наступившего ХХ века в те времена никто и представить себе не мог.
Происходящий от английского слова "mob" ("толпа"), моббинг - вполне универсальная практика, позволяющая свести счеты с неугодными на любом уровне и по любому поводу, не обязательно прибегая к открытому насилию. Либо выступающая прелюдией такового. Гендерной окраски моббинг и прежде был лишен, а уж в нашу-то эпоху соцсетей не имеет ее и подавно.
Жертвой может стать кто угодно; поле же применения - вполне бескрайнее, от флаговой международной корпорации до безвестного детского садика. Где, заметим, "плохих дядь" ни в какие времена особо не водилось - все больше "плохие тети".
Но ведь именно в детском саду и в средней школе - тоже по большей частью дамском царстве - многие в первый раз в жизни сталкивались с моббингом. А некоторые - и в последний.
Но в России освещение "моббинга с женским лицом" задача не из простых. Сегодня, когда всем известно, что в одном текущем году примерно 1200 россиянок погибло от рук партнеров-мужчин, говорить об актах групповой ненависти, вдохновляемых женщинами, как-то неловко. Могут ведь неправильно понять. Но разве разумно подавать проблему насилия над женщинами и "бесполый" моббинг в "одном пакете"? Ведь и с мухами, и с котлетами проще разобраться, для начала отделив их друг от друга.
Словно бы не догадываясь о такой простой вещи - или желая перехватить инициативу у валящего все в одну кучу корреспондента, - под занавес вполне дельной беседы Дарья Невская вдруг выпаливает: " Я хочу еще один аспект... затронуть. Дело в том, что у нас женщина не искупила первородный грех, она всегда будет виновата. Это традиция патриархальной культуры и патриархального уклада. Женщина всегда слаба и всегда виновата. Но она почему-то должна быть еще при этом сильной, то есть должна сопротивляться, должна бороться".
Звучит как слабо контролируемый поток сознания, но, вчитавшись в него, быстро замечаешь: абсурдность ситуации "слабой" российской женщины, "которая почему-то должна быть еще при этом сильной", уловлена очень точно.
Правда, сам по себе нарратив о "слабой, но сильной" женщине никакого отношения к патриархальному укладу не имеет, и иметь не может. Он целиком "из другой оперы", от начала до конца советской.
В СССР ведь женщин почти официально именовали "слабым полом" - пусть и в кокетливых кавычках. Что отнюдь не мешало взваливать на них неподъемные тяжести - во всех смыслах слова. Однако так строго, как мужчин, советских женщин старались не судить. Тоже во всех смыслах слова.
Каждая гражданка СССР знала: официально она на вторых ролях, но фактически именно на ней, "слабой, но сильной", держится вся стопудовая логистика советского быта. В той изнурительной, депрессивной, полной искусственно созданных неудобств и проблем на ровном месте повседневности мужчина крайне редко умудрялся выжить без помощи женщины. А наоборот - сплошь и рядом.
Сотнями тысяч посылая мужчин "в расход" и гнобя их в Гулаге, СССР уже к началу 1940-х годов превратился в страну с заметным перевесом женского населения. Война его лишь усилила.
Помню, в брежневские времена мне часто казалось, что я живу в фактически матриархальном обществе. Ведь помимо вооруженных сил, в СССР "слабый пол" не был представлен разве что в Политбюро. Зато в бюрократии среднего и низшего звена преобладание женщин было очевидным. А в таких областях, как культура и особенно образование, утвердилась неоспоримая женская доминация.
В целиком или преимущественно женских коллективах совслужащих разные формы садистского моббинга были обычным явлением. Об этом знали все, но предпочитали не вмешиваться. Пресса освещала лишь те единичные ситуации, в которых жертву доводили до безоглядно отчаянного сопротивления. Или до самоубийства.
А необходимым условием огласки случаев домашнего насилия было наличие трупа.
Гражданское право СССР рассматривало женщину как безусловного ангела-хранителя семьи. Если семьи распадались, то суды практически никогда не оставляли детей отцам. Но чтобы мать лишили родительских прав, ей нужно было быть законченным монстром. Однако ни разводам, ни абортам власти не препятствовали, ведь государство позиционировало себя как атеистическое и "прогрессивное".
При этом этику позднесоветской каждодневности регулировали всевозможные неписаные законы, практики угадывания намеков, чтения между строк, умения обходить неочевидные, но непререкаемые табу и следовать двойным стандартам.
Сомнительно, что креация этого бесконечно далекого от здравого смысла "психозагруза" была исключительно мужским делом. Тем более, что роль арбитра нравственности в СССР была по умолчанию делегирована "слабому полу" еще во времена Крупской.
После крушения сверхдержавы в ее былой сердцевине на хорошо сохранившуюся этику позднего "совка" наложилась еще парочка выруливших из подполья "понятийных" схем - православно-фундаменталистская и приблатненно-пацанская. Тоже вполне лицемерных, но уже менее благоприятствующих женщинам. Абсурда заметно поприбавилось, а с логикой и причинно-следственными связями стало совсем худо.
И с тех пор вся эта домостроевско-советско-пацанская каша громко булькает в головах россиян обоего пола - и, соответственно, в соцсетях. Народ пинает - значит есть, за что. Сама виновата. Приложу-ка и я.
Стоит ли удивляться, что на политической сцене появились женщины, быстро сориентировавшиеся, на каких условиях новая реальность предлагает им "искупить первородный грех". Спикер МИД мадам Захарова бегло ботает по-пацански, а депутат Госдумы мадам Мизулина с высокой трибуны не устает нахваливать мордобой как непременный атрибут "традиционной семьи". Ее молитвами в РФ пару лет назад декриминализовали домашнее насилие.
Трудно поверить, что эти дамы тоже чувствуют себя "всегда слабыми и всегда виноватыми".
Не чувствуют себя таковыми - хотя по совсем иным причинам - и образованные россиянки молодого поколения, росшие в период относительной личной свободы начала 2000-х, и не пожелавшие унаследовать той чуши, что порционно оседала в сознании их более пожилых и менее "продвинутых" соотечественниц.
А также работающие в России - подобно Дарье Невской - граждане демократических стран, где на моббинг не смотрят сквозь пальцы, а насилие в семье уголовно наказуемо.
Где сила и влияние не означают неподконтрольности, так как регулируются не "понятиями", но базовыми установками политической культуры демократии. Одна из которых вкратце звучит так: "хочешь продемонстрировать свою влиятельность - вступись за тех, кто слабее тебя. Если ты действительно силен, то можешь себе такое позволить".