В интернете шутят – если бы войны велись юмором, то Украина выиграла бы за первые 20 минут. Стендап-комикесса Настя Зухвала (ранее выступала как Настя Дерская) собственным примером доказывает, что смех тоже в какой-то степени спасает жизни.
Настя Зухвала: "В Украине произошла культурная оккупация, а уже за ней пришли танки"
Известная украинская поэтесса Леся Украинка писала: "Чтобы не плакать, я смеялась". Такого же мнения придерживается Настя Зухвала, которая воюет за свою страну на юмористическом фронте. Счет спасенных юмором жизней идет на миллионы, благодаря ему украинцы психологически держатся и не позволяют россиянам отобрать у них радость, умение улыбаться и наслаждаться жизнью, несмотря ни на что.
*Интервью прошло на украинском языке. Ниже перевод на русский язык.
- Настя, расскажи о своей борьбе на украинском юмористическом фронте?
- Первое, что стоит отметить – мой "фронт" направлен не на внешний мир, он направлен конкретно на Украину, я работаю именно с украинцами и свою деятельность вижу как возможность в юмористическом ключе вместе пережить весь этот ужас. Это эмоциональная разрядка, но также это реализация возможности консолидации, объединения, понимания того, что ты не один живешь с такими болезненными чувствами, что вся эта ярость и ненависть, которые есть внутри тебя, – это нормально и не стоит считать, что ты какой-то неправильный из-за того, что это чувствуешь. Нас много, и мы вместе.
Сейчас больше всего энергии у меня уходит на тур, с которым я выступаю для украинцев, он называется "Рафинированная ярость" (в оригинале на украинском – "Рафінована лють". – Прим. ред.). С 24 июня по 11 июля я ездила с концертами по Украине, это приблизительно 10 концертов. Тур продолжается, сейчас мы едем в Европу – с 21 июля по 3 августа (Люблин, Варшава, Вроцлав, Берлин, Гамбург, Прага, Брно, Вена, Братислава, Краков), но по возвращении в Украине еще будут концерты. Думаю, что тур продлится до сентября.
20% прибыли за каждый концерт мы отдаем для Вооруженных сил Украины. За первую часть тура, с которым я ездила по Украине, нам удалось собрать для наших бойцов около 55 тысяч гривен (около 1500 евро. - Прим. ред).
- Как возникла идея реализации тура? И почему именно такое название – "Рафинированная ярость"?
- Этого тура не могло не быть, потому что, когда такой страшный опыт, как война, на тебя падает, его невозможно не вылить в какое-то проявление творчества, если ты имеешь к нему отношение.
"Рафинированная ярость" буквально это и значит – это о ярости, о гневе и о том, что гнев в этих обстоятельствах – это нормально и, возможно, даже полезно.
Это как наша декларация о праве на гнев.
Для меня этот тур – об объединении с моей аудиторией и украинцами, ведь то, что мы переживаем – это сверхсложный опыт, тяжело представить что-то хуже того, чем то, что сейчас испытывает украинский народ. С этим всем абсолютно невозможно справиться в одиночку, поэтому мой тур – это точка объединения и нормализации чувств.
Но помимо стендап-выступлений у меня с командой есть интернет-издательство "Дерзкий батальон" ("Зухвалий батальйон" в оригинале на украинском) – там я работаю меньше, но нужно понимать, что у нас есть редакционная коллегия, которая может полноценно функционировать и без моего участия, которая генерирует смысл, идеи, материалы.
Мы создали "Дерзкий батальон" в начале полномасштабного вторжения России в Украину, в первые месяцы. Его цель – коммуницировать и апеллировать именно к украинцам, которые сейчас украинизируются, отказываются от всего, что связано с Россией или чувствуют такую потребность. Мы взяли на вооружение просветительскую украинизацию – мы показываем достижения нашей культуры, говорим об ее уникальности, чем объединяем и завлекаем людей, которые только начинают полностью переходить на украинское.
Для меня конечная цель – чтобы это медиа переросло в сообщество, надеюсь, что в скором времени мы выйдем за рамки коммуникации в социальных сетях и сможем объединять людей уже физически, предоставляя им пространство единомышленников.
- Много шуток из твоих стендап-выступлений достаточно жесткие в отношении России и россиян. Что бы ты ответила тем, кто считает твою позицию слишком радикальной?
- Я бы посоветовала вылезти из бункера. На сегодняшний день украинцам не о чем говорить с россиянами и представителями "русского мира". Любая трансформация невозможна без осознания собственной вины и без взятия на себя ответственности, и только эти люди, которые находятся даже не под бомбежками, не находят в себе силы для аналитического анализа ситуации. Любые разговоры о чрезмерной радикальности – это... есть прекрасное российское слово – "уморительно". Это комично. А в каких тогда обстоятельствах эти люди представляют уместность радикализма? Если геноцид украинского народа – это не повод, то, возможно, им стоит погуглить значение слова "радикальность"?
Потому что радикализм – это кардинальные изменения, и да, я хочу, чтобы кардинально изменилась ситуация, в которой украинцы каждый день умирают!
- Какая сейчас твоя гражданская позиция? После начала полномасштабного вторжения России в Украину ты полностью перешла на украинский язык – почему у тебя лично возникло такое желание?
- Моя принципиальная позиция – я не толерирую "русский мир" ни в одном его проявлении, я не хочу, чтобы хоть какое-то его проявление соприкасалось лично с моей жизнью. А если говорить в целом, суть моей идеологии – любое проявление "русского мира", любой контакт с ним для Украины, для нашего общества является деструктивным. Мне моя позиция кажется абсолютно логичной, это вполне здоровая реакция отторжения врага.
Я работаю в сфере культуры, и если говорить о российской культуре – это экспансивная культура. Может быть, это не так заметно, как танки и ракеты, которые ползут на нашу территорию и убивают наших людей, но это тоже часть войны.
И я приверженец мысли, что в Украине произошла очень мощная культурная оккупация, а уже за ней пришли российские танки, и мы не первая страна, с которой это произошло.
Если мы действительно хотим защитить себя, мы должны понимать, что язык – это тоже наша граница. Я считаю, что культурная изоляция от России – это еще один важный инструмент в вопросах безопасности и будущего.
И даже если бы всех этих рациональных аргументов не было, на эмоциональном уровне не воспринимать Россию и российское – это нормально для украинцев, ведь внутри нашей страны россияне совершают геноцид. И вся история существования Российской Федерации – это один сплошной геноцид, украинцы – это не единственный народ, с которыми все эти преступления осуществляются.
- А какая твоя история войны? Как ты узнала о полномасштабном вторжении? О чем первом подумала, как отреагировала?
- В ночь с 23 на 24 февраля я уже не спала. Не могу сказать, что осознавала, что происходит, но уровень напряжения уже был очень высоким. Около 5-ти утра я услышала взрывы – сначала не могла поверить, что это правда, потом прочла новости о том, что Путин объявил войну.
Несомненно, это самое ужасное, что я переживала в своей жизни. Об этом очень тяжело говорить, но я попытаюсь…
Первое, что я почувствовала – абсолютный ужас, ты не можешь даже представить, что жизнь может как-то продолжаться в таком состоянии. Это абсолютный страх, который парализует, обездвиживает. Было осознание, что, возможно, это тот момент, когда все в твоей жизни происходит в последний раз. Ты начинаешь на все привычные вещи смотреть через призму трагедии и прощания.
Это абсолютное отчаяние от того, что какой-то зверь приходит и забирает твою жизнь, все, что ты любишь. И ты совершенно не знаешь, как ты можешь противодействовать – такой была первая реакция. И когда уже первичный шок немного отступил, мозг начал выдавать сценарии, как быть в этой ситуации, как противодействовать, и стало чуть легче.
Но первые сутки, когда ты живешь с чувством того, что все, что ты любишь, будет уничтожено, это и есть рафинированная боль, за которой следует рафинированная ярость.
- Когда ты вышла из состояния первичного шока, как ты действовала?
- На второй день Сергей (муж Насти, на то время гражданский, – Прим. ред.) пошел мобилизоваться, я понимала, что он пойдет на войну в любом случае, мы проговаривали это еще до 24 февраля, а я решила не оставаться в Киеве одна, потому что это было опасно. На тот момент мои самые близкие друзья уже были на Кировоградщине, и единственно правильным решением я сочла поехать к ним. Два с половиной месяца я жила с ними.
Моя семья живет в Бучанской громаде, в Киевской области, в селе Немешаево. И через несколько дней после моего отъезда из Киева я узнала, что мое родное село было оккупировано и вся моя семья фактически находится в заложниках.
Даже в самых страшных представлениях о войне люди не могли вообразить, что будет происходить такое. Да, это оккупация, но есть правила войны – это военные ведут борьбу с военными, и мы даже не могли представить, что российская армия приехала конкретно для того, чтобы уничтожать мирных людей, чтобы прятаться от Вооруженных сил Украины и уничтожать безоружное население.
Когда российские войска зашли в село, все были в шоковом состоянии, никто не понимал, что нужно делать. Позже мама и бабушка выехали, когда уже с украинской стороны получилось осуществить централизованную эвакуацию. Моей семье удалось эвакуироваться не с первого раза, потому что россияне не выполняют никаких договоренностей, даже если они утверждены на самом высоком уровне: они не пускали эвакуационные автобусы, не пускали представителей Государственной службы по чрезвычайным ситуациям, подрывали дороги – делали все, чтобы продолжать держать людей в заложниках, без связи, без водоснабжения, без гуманитарной помощи.
В итоге моей маме и бабушке все-таки удалось эвакуироваться, но мой отец решил остаться дома, мы не смогли его убедить уехать, он посчитал, что сможет быть полезным людям, которые там остались, будет помогать им выживать, готовить еду.
- Как ты справлялась с переживаниями за родных?
- Эмоционально – это абсолютная темнота. Я жила в балансе. Моя подруга в первые дни полномасштабного вторжения описала ситуацию:
"Плачу. Плету маскировочные сети и плачу. Кручу коктейли Молотова и плачу".
Вот так было и у меня – я находила хоть какое-то утешение в продолжении своей юмористической деятельности, в коммуникации со своей аудиторией, в поддержке их и себя, но это все 50 на 50: на какое-то время ты сохраняешь эмоциональную боеспособность, делая то, что ты умеешь лучше всего, а потом погружаешься в страдания и безысходность – и так по кругу.
Потому что, если все время пребывать в состоянии горя и отчаяния, невозможно, наверно, остаться психически здоровым человеком. Найти способ противодействовать – это главное. Юмор – мой способ справляться со всеми переживаниями, баланс между продолжением своей деятельности и абсолютным отчаянием. Одно без другого не могло существовать. Но тут стоить отметить, что у меня была очень мощная поддержка моих лучших друзей, которые были моим тылом и помогали мне.
К счастью, мои родные целы. Наш дом был минимально поврежден. В нашем селе были разрушения, но не такие масштабные, как в соседних Бородянке и Буче.
- За время полномасштабной войны России против Украины ты еще успела выйти замуж, с чем я тебя поздравляю. Расскажи, почему именно сейчас вы решили узаконить отношения?
- Это тенденция наблюдается у многих пар. Сергей сейчас находится на фронте, и мы понимали, что он едет туда, и это опыт, который заставляет тебя спешить жить, заставляет тебя бояться того, что ты не успеваешь, что ты не сделал чего-то важного.
Я понимаю, что в этом есть доля фатализма, но когда еще может возникать фатализм, если не в этих обстоятельствах. Поэтому да, мы поженились. До этого мы четыре года были вместе.
Сейчас Сергей уже больше месяца защищает страну на востоке Украины, в горячей точке. Конечно, я переживаю за него – это неизбежно.
К счастью, у нас есть возможность поддерживать связь, пусть и нерегулярно. На самом деле это невероятно важно, это показатель того, насколько мощные украинские Вооруженные силы, потому что им удается найти технические возможности для того, чтобы солдаты могли общаться с родными и близкими. Это на самом деле очень важно.
- Как справляешься с переживаниями за любимого?
- Очень много внутренних усилий необходимо для того, чтобы не позволять себе впадать в катастрофические сценарии. Это постоянная борьба, чтобы доказать самой себе, что ты живешь здесь и сейчас, и ты должна опираться на веру, на оптимизм, на светлое – это то, что нужно сделать сознательно. Это не может произойти само по себе, это чувство, которое знакомо всем, чьи родные находятся на фронте.
- Что война в тебе изменила?
- Война дала мне возможность вернуться к своим первоисточникам, к своим "базовым настройкам", к своим базовым ценностям, потому что когда я переехала жить в Киев, начала свою карьеру стендап-комикессы – как-то размылась моя аутентичность, я несколько русифицировалась и, соответственно, это в какой-то степени повлияло на мою идентичность, это размыло мои ценности.
Начало полномасштабной войны расставило все на свои места, я называю это экспресс-курсом самоидентификации.
С одной стороны, этот опыт абсолютно ужасен, с другой стороны – он устранил любые полутона, устранил авторитетность российской экспансивной культуры. Возвращение к украинству и возвращение к моим базовым ценностям дало мне почву под ногами, дало мне опору, понимание того, что я – часть чего-то великого, глубокого, часть Украины.
И я надеюсь, что как можно большее количество людей сможет найти в ужасном опыте войны свою точку опоры в понимании собственной идентичности. В этом очень много силы.
- Что бы ты сейчас сказала всем представителям "русского мира"?
- Я не верю в то, что эти люди способны нас услышать. Но если представить, что мой гуманизм множится на невероятно большую цифру, то я бы сказала им, что у России и у россиян абсолютно нет будущего, если они не найдут в себе силы увидеть реальность.
Я убеждена, что россияне – находятся они в России или нет – сами выбирают не видеть правду, обманывать себя и купаться в иллюзиях, фантазии империализма, превосходства и мнимого величия. Это эволюционная катастрофа, это их саморазрушение, если они не найдут в себе силы посмотреть правде в глаза.
- Что бы ты сказала всем украинцам, которые сейчас находятся далеко от родного дома?
- Конечно же, я желаю всем украинцам победы и возможности вернуться домой. Расстояние – это не то, что может нас разделить, и чем крепче наша связь, тем быстрее мы движемся к победе. В этом и есть ощущение себя как части чего-то великого, глубокого, разумного, прекрасного, все мы – огромный пазл, который не может полноценно существовать без какой-либо частицы, каждая деталь важна, каждая деталь – несущая конструкция. Этот опыт хотелось бы запомнить и почувствовать, как много в нем силы.
RUS TVNET в Telegram: Cамые свежие новости Латвии и мира на русском языке!